Коптский крест. Дилогия

Так вот. Раскрыв журнал, я наткнулся на большую статью о Русской Америке. Читать я ее, разумеется, не стал, не до того было – хозяин комнаты засыпал меня вопросами, – но пару названий запомнил. Например, город Ново-Архангельск. Ну и когда Василий Петрович, дяд Николки, повторил вопрос: «Так откуда вы, молодой человек?», – я возьми да ляпни: «Мы с отцом неделю как приехали из Русской Америки, из Ново-Архангельска» [26] .

Это произвело впечатление – Николка даже поперхнулся. А Василий Петрович поправил пенсне (прикольный такой аксессуар – и как они тут ухитряются носить эту фиговину, чтобы она не падала с носа?) и переспросил: «Вот как? Из Русской Америки, значит? Интересно, интересно… расскажите-ка поподробнее!»

26

В настоящее время – Ситка, столица Русской Америки.

Короче, я сделал верный ход. Прежде всего – переключил внимание Николкиных родичей с рода занятий моего отца на более безопасные темы. На счастье, Василий Петрович преподавал не географию, а словесность (ну по-нашему – русский и литературу с лингвистикой), а Джека Лондона тут еще не издавали [27] . Он-то мне и помог – следующие полчаса я заливался соловьем, пересказывая то немногое, что я помнил из «Смока Белью» и клондайкских рассказов. Меня хватило до конца трапезы, а когда я подустал и взял тайм-аут, Василий Петрович поведал, что в их гимназии устраивают «географические вечера» для учениц и приглашенной публики, и взял с меня слово пригласить на ближайшее мероприятие моего отца – рассказать о Русской Америке. Пообещать-то я пообещал, а вот как выполнить? Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения.

27

Верно. Ему вообще от роду 10 лет, а первая книга писателя на русском языке была издана только в начале двадцатого века.

Когда подали чай (именно подали, я не оговорился; похоже, это был своего рода ритуал – с пузатым, пахнущим костром самоваром, пышками и вареньем трех видов), Николка попросил у дяди разрешения оставить меня на ночь. Мол, живем мы в гостинице при Николаевском вокзале – бог знает где это! – добираться мне далеко, через всю Москву, а отец допоздна задерживается у знакомых и в курсе, что я могу переночевать у товарища… Нравы здесь оказались простыми, возражений просьба не вызвала. Николкина тетя тут же засуетилась на предмет того, где бы мне постелить (решено было уложить меня в Николкиной комнате, на топчане), а мы тем временем под шумок слиняли на улицу – проветриться перед сном.

Признаться, я надеялся, выйдя во двор, увидеть спасительную подворотню – и тут же вернуться домой, в двадцать первый век. Увы, надежды оказались тщетными – магической подворотни в стене не было. Пора было смириться с очевидным, хотя и грустным фактом: я застрял здесь навсегда. Один, в далеком прошлом, о котором я к тому же почти ничего не помню! И единственный союзник – тринадцатилетний пацан, для которого все происходящее – не более чем приключение, о котором можно только мечтать!

На самом деле я несправедлив к Николке – мальчишка изо всех сил хотел мне помочь. Но что он может? Разве что фонтанировать идеями одна причудливей другой. Как вам, например, предложение: завтра с утра сбежать из Москвы и ехать в Африку? Причем вариант «честно рассказать обо всем дяде и тете» даже не рассматривался.

Перебрав с десяток столь же разумных предложений, мы остановились на варианте бегства. Но не в Африку, а немного поближе – в Севастополь. Николка рассказал, что отец его служит офицером на Черноморском флоте и должен, как моряк, поверить моей удивительной истории. Честно говоря, я в этом сомневался, но выбора-то все равно не было! Рассказывать обо всем дяде и тете Николка не хотел категорически, и я его, признаться, понимал – Василий Петрович и тетя Оля люди, конечно, милейшие, но, судя по всему, напрочь лишенные воображения. А там, в Севастополе, можно было надеяться, что нас после первых же слов хоть в дурдом не сдадут.

Одно хорошо – я попал в девятнадцатый век не совсем с пустыми руками. Содержимое рюкзака хоть и не было похоже на «стандартный комплект попаданца» из модной нынче литературы, но все же способно было в какой-то мере подтвердить мою легенду. В первую очередь это мог сделать планшет. Да, о подборке исторических и научно-технических текстов я как-то не подумал, но вот пара десятков фильмов в нем имелась. Еще музыка, конечно, потом фантастика – мои любимые «Звездные войны», «Гарри Поттер», «Матрица», «Чужие», «Властелин Колец», «Хоббит», «Аватар», «Одиссея 2001 года» и еще немного бессмертных шедевров. Ну люблю я кинофантастику! Были там и новинки – например, «Сталинград», «Гравитация», а также последняя версия «Трехсот спартанцев». Даже германовский «Трудно быть богом» имелся – я как раз скачал этот фильм из Сети, но пока так и не удосужился просмотреть. Ну, книги кое-какие имелись плюс подборка учебных текстов и тренингов по английскому. Вот, собственно, и все.

Ах да, была скачанная по настоянию отца адаптированная версия словаря Брокгауза и Ефрона – без ятей, зато с иллюстрациями и комментариями, а в пару к ней – электронная версия БСЭ [28] . Вот они, пожалуй, могли и пригодиться.

Я, конечно, немедленно продемонстрировал этот шедевр Стива Джобса Николке. Сказать, что он был покорен, – значило сильно сгладить ситуацию. Его бы воля – всю ночь созерцал приключения Хана Соло и Люка Скайуокера, но, увы, безжалостная действительность в очередной раз внесла коррективы.

28

Большая советская энциклопедия.

Дело в том, что батарея айпада была истощена примерно на треть, а зарядки у меня не было. А хоть бы и была – поди сыщи в одна тысяча восемьсот восемьдесят шестом году сеть на двести двадцать вольт с евророзеткой! Так что порыться не спеша в этом кладезе знаний не получится – в режиме чтения айпада хватит, судя по индикатору, часов на девять, да и то при минимальной яркости экрана. Вывод: этот козырь надо приберечь на самый крайний случай, а пока я по-быстрому показал Николеньке несколько эпизодов из разных фильмов – и отключил девайс до лучших времен.

Кстати, в процессе демонстрации технологий двадцать первого века я лишний раз оценил гений Стива Джобса: гимназист, не имеющий ни малейшего представления не то что о компьютере, но даже об арифмометре и пишущей машинке, с ходу освоил основные принципы и через десяток минут уже листал странички и открывал файлы. Вот что значит «дружественный интерфейс»…

Но к делу. В рюкзаке нашелся еще и калькулятор – самый обыкновенный «Ситизен», тонюсенькая пластинка размером в пол-ладони. Вот ему истощение батарей не грозило, поскольку работал гаджет на встроенной солнечной батарее – как и мои наручные электронные часы с кучей функций, включая плеер. Кроме того, технологии двадцать первого столетия были представлены горстью гелевых ручек, нокиевской мобилой, пустой флешкой на восемь гигов, швейцарским армейским ножом-мультитулом и начатой пачкой «Риггли сперминт». А еще – в кармане джинсов прятался верный перцовый баллончик, знакомства с которым так удачно избежал злобный дворник Фомич. Вот, собственно, и все имущество путешественника во времени. Негусто, но хоть что-то.

Мы с Николкой проболтали часов до двух – в темноте, лежа в постелях; режим в доме Овчинниковых был вполне патриархальным, свет гасили в десять вечера. Он все пытал меня: что произойдет дальше в России, да и во всем мире? Почему-то парнишка был уверен, что я досконально знаю обо всем, что произошло между его восемьдесят шестым и моим две тысячи четырнадцатым годом. А что я мог ему рассказать? События второй половины девятнадцатого века были для меня сплошным белым пятном. Нет, я помнил, что в шестьдесят первом году случилось освобождение крестьян, потом была война с турками – это когда наши чуть не взяли Стамбул, – а потом вроде бы эсеры взорвали царя. И все; следующее событие, о котором я знал хоть что-то, была Русско-японская война одна тысяча девятьсот четвертого-пятого годов. Так что я выкручивался, как мог, и благодарил Николенькину тетю за то, что она заставила нас погасить свет. Щеки мои ощутимо горели от стыда. Как же я проклинал себя за то, что так и не добрался хотя бы до романов Акунина (вроде бы он писал как раз об этом времени) – что уж говорить о тех книгах по истории, которые регулярно подсовывал мне отец! А я, дурак, все танчики гонял на компе! Вот уж точно «знал бы прикуп – жил бы в Сочи», как говорил отцовский товарищ дядя Андрей. Кто же знал, что сведения об этом не самом популярном периоде отечественной истории НАСТОЛЬКО мне понадобятся?

Но делать нечего – оставалось лишь краснеть от стыда за свою дремучесть и сожалеть об упущенных возможностях.

Засыпал я хоть и на сытый желудок, но с тяжелым сердцем. Понимаете, в ближайшем будущем меня ждала полнейшая неопределенность. И единственный человек, на которого я мог положиться, – гимназист, чья голова битком набита жаждой приключений и буссенаровской романтикой. Или Буссенара здесь тоже еще не издавали? [29] Грустно… ничего-то я не знаю. Да, тяжела ты, доля попаданца…

29

А вот Буссенара здесь уже издавали. Первые романы великого мастера приключений увидели свет в конце 70-х – начале 80-х годов XIX века и практически сразу были переведены на русский язык.