Копья летящего тень. Антология

Добро и зло… Неужели они — извечны, и борьба их бесконечна? И на каждого светлого гения обязательно приходится гений тьмы? Только светлые — на виду, а эти… Сколько их? Может, гораздо больше, чем можно и предположить? Юрий Вольфович едва ли не еженедельно усовершенствовал свои приборы. Теперь они работали уже без лазерного луча, могли воздействовать на человека сквозь стены, на большом расстоянии. Задумав поставить дело на поток, он стал искать помощников — так и появилась «666».

Освободив голову от организаторских обязанностей, Юрий Вольфович нашел возможность извлекать из конденсаторов уворованную энергию и направленно передавать ее другим людям. Это и стало фундаментом фирмы. В ход пошла даже положительная аура вещей.

— …Один сеанс подпитки сейчас стоит триста тысяч рублей, — явственно доносился до меня голос Юрия Вольфовича, словно я сидел за тем же столом, что и он, а не стоял по другую сторону окна. — Поскольку наша фирма единственная, то клиентам обращаться больше некуда. Значит, есть резон повысить расценки до полумиллиона. Тем более, что клиентура у нас не из бедных, средний возраст — шестьдесят пять — семьдесят лет.

— Вчера было двое сорокалетних, — вставила Татьяна Львовна, — на сексуальной подзарядке.

— Спасибо, что напомнили, я чуть не забыл сказать, что теперь у нас появились новые возможности для расширения сферы услуг. И, соответственно, для привлечения клиентов. Прошу внимания, господа — это информация именно для вас, поскольку вы все занимаетесь сбытом нашей продукции. Я не хотел говорить раньше, но теперь, когда новый прибор «Вамп–6» прошел апробацию с отличными результатами, можно сказать. Двое вчерашних посетителей пользовались экспериментальным вариантом «Вампа», через неделю будут действовать еще три прибора. В чем их особенность? Как вы знаете, до сих пор мы использовали только общую ауру. Наши приборы «раздевали» наиболее сильных доноров, притягивая к себе и оставляя на конденсаторах их общую энергию. Соответственно, наши клиенты тоже подпитывались только общей энергией. Получается, мы в течение сеанса за триста тысяч предоставляли им весь спектр энергетических полей. «Вамп» должен просто озолотить нас, потому что теперь предлагаться будет по выбору клиента лишь один вид энергии.

Он обвел молчащую пятерку слушателей победным взглядом.

— Но… но как этот вид выделить из общей? — после паузы спросил лысый толстяк в очках.

— В том–то и дело, — бодро зазвенел надменный голос Юрия Вольфовича, — что выделять не надо. Общая будет идти по самым высоким расценкам, потому что мы тоже рискуем, добывая ее: выключил прибор на три минуты позже, чем надо — и донор может умереть. Конечно, никто не подкопается, но, думаю, надо все–таки быть осторожнее. А прочие виды энергии будет добывать «Вамп–6». На нем несколько клавиш и столько же конденсаторов. Каждый — для одного вида; если у человека слабое интеллектуальное поле, но сильное — сексуальное или эмоциональное, то «Вамп» изымет на конденсаторы «С» или «Э» только эти виды, а конденсатор «И» будет наполняться интеллектуальной энергией от донора, у которого она высшего качества.

— Гениально! — выдохнул толстяк, поблескивая очками и ища одобрения у прочих.

— Восхитительно! — поддержала его соседка слева.

— Так вот, теперь клиент может заряжать себя любым из этих видов, и вы должны так преподнести это, чтобы это принесло фирме выгоду. Более того, удалось установить, что жизненное поле — биополе — это энергия, сохраняемая и переносимая конкретными частицами. Они столь малы, что увидеть их невозможно, о массе могу сказать, что в знаменателе стоит десятка в тридцать четвертой степени! Так вот, на уровне квантов мы будем сортировать не только виды энергии, но и оттенки. То есть, если общая — римская цифра, то виды — арабские цифры, а оттенки или подвиды — буквы. Надеюсь, ясно?

— Да… но… Юрий Вольфович, оттенки — это как?

— То есть, не просто эмоциональная энергия, а — конкретная эмоция: счастье, влюбленность, страдание и т.д. Операторы работают в городе уже второй месяц. Если есть спрос, мы должны на нем зарабатывать. Судите сами: человеку, который имеет все, ни в чем не нуждается, достаточно стар и пресыщен жизнью — а это и есть наши клиенты — вдруг захотелось ощутить состояние влюбленности. Или — при том, что клиент циник и прожженный прагмат, способный продать и мать, и ребенка, ему вдруг захотелось «остренького» — вспомнить, как он когда–то, будучи двадцатилетним, страдал, потеряв возлюбленную. Но страдать он давно разучился. Хочется? Плати — и мы сделаем.

— Странно — кому хочется страдать? — вроде бы сам у себя спросил мужчина лет сорока с пшеничными усами.

Лицо Юрия Вольфовича стало жестким.

— Не заставляйте меня думать, сударь, что вы плохо знаете клиентуру, — в его голосе появились металлические нотки. — Вы для фирмы, а не она для вас. Это во–первых. И, во–вторых, не забывайте о том, что вы подписали контракт, из которого следует, что «666» — не контора, из которой можно уйти, когда захочется. Здесь работают до смерти: помните этот пункт? И если кто–то нарушает правила, разглашает тайну или упускает шанс обогатить фирму, он сам обрекает себя. Наши приборы не разбирают, донор вы или сотрудник фирмы.

Он произнес все это, так и не повернув головы в сторону испуганного подчиненного, и продолжил:

— Сегодня по случаю юбилея мы угощались коктейлем аур — теми самыми частицами, которые невозможно увидеть…

«Но я–то их видел, эти шарики с искорками!» — пронеслось в моей голове.

— И вы сами почувствовали, что деньги с клиентов мы берем не зря. Что касается «страданий» и прочих острых чувств, то именно на них мы уже и получили заказ. Чтобы срочно и качественно выполнить его, пришлось провоцировать увеличение этого подвида энергии в ауре. Опыт удался. Была найдена любящая пара. Муж погиб в «случайной» автокатастрофе, что, естественно, до предела увеличило в ауре его вдовы концентрацию энергии страдания. Ее–то мы и перевели на наши конденсаторы. Правда, ее аура оказалась очень сочной и по прочим параметрам, поэтому оператор, желая побольше заработать, включил все три прибора. Не надо жадничать: лучше брать у пяти человек по одному–два вида, чем полностью «раздеть» одного донора. В Москве, конечно, народу хватит, но все же лучше обходиться без трупов.

…«Да ведь он же о Болерах говорил!» — дошло до меня, и я, не помня себя от злости, ударил мокрым от дождя кулаком в стекло. Но от удара почему–то не стекло разбилось, а все окно вывалилось. Неведомая сила оторвала меня от земли и головой вперед втащила в комнату: так космонавты в невесомости плавают внутри корабля. Сидящие за столом повернулись к окну, и вдруг я с ужасом увидел, как мгновенно меняются их лица. Тело продолжало двигаться по воздуху, и вопль застрял в горле.

Чем ближе я подлетал к столу, тем озлобленней становились лица сидящих. Да это уже были и не лица: глаза Татьяны Львовны впали, верхняя губа оттопырилась и из–под нее выглянули два острых тонких клыка; нос Юрия Вольфовича неимоверно вытянулся крючком и стало слышно, как заскрежетали его ужасающие желтые зубы; усач тянул ко мне руки, на которых с каждой секундой все увеличивались и увеличивались огромные, длинные, похожие на сабли, ногти; лысый толстяк хрюкнул и на месте его носа вдруг образовался поросячий пятачок, руки превратились в копыта, а маленькие заплывшие глазки выражали только одно: «сожрать, сожрать, сожрать…»

«Оборотни! — хотел закричать я. — Вампиры! Изыди, нечистая сила! Свят, свят, свят!» — но крик, как это часто бывает в снах, не прорывался сквозь какой–то комок в горле. Я понимал, что сейчас, вот сейчас они все сразу набросятся на меня, вопьются клыками в тело, станут жадно высасывать кровь, сдирать ауру, чавкать, упиваясь беззащитностью жертвы.

И, оказывается, не вокруг стола, а вокруг свежей могилы сидели все они. Затем вскочили, завращались, закружились, видоизменяясь с каждой минутой все больше и становясь все страшнее; словно шабаш поднялся; волосы их всклочились, а у лысого появилось гадкое фиолетовое пятно на голове; ногти превратились в когти, а на зубы лучше было не смотреть вовсе… Даже одежда изменилась — стала рваными яркими лохмотьями: будто не минута прошла, а десятилетия; и словно мертвецы передо мной, по недоразумению вставшие из своих могил и затеявшие эту нелепую пляску.

Пытаясь отдалиться от них, увильнуть, я хотел броситься назад, к окну, но опереться в воздухе было не на что, шелуха белых шариков сама парила без опоры, и потому тело оставалось неподвижным, глухо зависшим между полом и потолком. «Неужели это — все? — мелькнуло в голове. — И это — мой конец? Моя смерть? И жизни больше не будет? Жить для того, чтобы вся эта дичь сожрала меня? Какой кошмар, бред, идиотизм!»

— Н–е–е–т!!! — заорал я что было сил и вдруг понял, что сам вопль, сам звук нарушил что–то в комнате; и хозяева ее на мгновенье застыли, и я поднялся чуть выше к потолку и теперь они уже могли дотянуться до меня, лишь подняв руки.