Корабельщик

Наркисс приволок огрызок жести, оторванный им от крыши какого-то богатого сарая, а Пимен раздобыл бадью с водой, которая удачно восполнила утечку влаги из механизма. Починка уже подходила к концу, как откуда-то из-за сопок, с востока донеслось низкое гудение.

– Что за Смерть… – пробормотал Элизбар. – Савва, как там у тебя?

– Готово, сударь.

– Полезайте все в кузов, – приказал наставник, захлопнул капот и сам вскочил на водительское место. Недоумевая, ученики потянулись внутрь мобиля, то и дело оглядываясь в попытках понять, что же там шумит. – Живо, парни! Это бипланы. Я не удивлюсь, если дольменские.

Он подергал рычаги, вдавил педаль и кивнул, услышав отклик двигателя. Тот резво затрещал коленвалами, разогреваясь, из трубы выдуло клуб черного торфяного дыма. Внезапно, перекрывая шум мотора, гул в небе сгустился и обрушился на землю будто грохот извергающегося вулкана. Словно камни, с неба посыпались черные продолговатые болванки – они выпадали из чрев стаи бипланов, что подобно полярным совам на колонию леммингов, напала на воинский состав. В сотне саженей от мобиля на воздух взлетел ворох прогнивших досок какого-то барака, и вслед за этим, будто только и ждали подобного события, зачастили выстрелы с земли.

– Ужас какой! – сказал Наркисс и задернул шторку, вжимаясь в угол. – Это же бомбы! Налет! Как они сумели начинить легкий биплан тяжелыми снарядами?

– Держитесь! – вскричал Элизбар, кинув странный взгляд на нервного ученика. Тот явно помог наставнику стряхнуть оцепенение. Взрывы гремели все ближе, к ним примешался человеческий вой, стрельба и неожиданный гудок паровоза. Впрочем, тот быстро прекратился, будто этому механическому чудищу заткнули пасть. Со стороны состава донесся мощный взрыв.

Мобиль наконец тронулся, будто ждал воздушного толчка – тот настиг машину вместе с окровавленным ошметком плоти. Ударившись о заднее стекло и оставив бурый потек, человеческая кисть упала в лужу, однако Максим не смотрел на нее, в страхе ожидая, что один из обломков паровоза долетит до машины и придавит ее к дороге. Но или паровоз остался цел, или он состоял из слишком тяжелых деталей – только ничего, кроме деревянной трухи от развалившегося забора, на мобиль не упало.

Из Лихая маленький отряд выбрался без потерь. В поселке же развернулось настоящее сражение, больше напоминавшее битву нерпы с белым медведем, потому что причинить реальный вред крепким, видимо железным бипланам было очень затруднительно. Те же, судя по столбам дыма, что заволакивал вечереющее небо, “потрудились” очень эффективно. Впрочем, кажется, один из бипланов повредить все же удалось – он с хаотическим вихлянием покинул поле боя и скрылся за сопками на юго-востоке.

– Странно. – Наркисс проводил летающую машину глазами и оглянулся на закатное Солнце. – Дольмен же вроде на востоке.

– Может, он другие поселки полетел бомбить, – высказал предположение Фока. – На самом деле странно вот что. Как дольменцы узнали, что сегодня в Лихае формируется состав с новобранцами? Не наобум же они летели?

Никто не нашелся, что на это ответить.

Тракт ни разу не удалился от железной дороги дальше чем на сто саженей. Она тянулась с севера на юг спиной монструозного червя, задумавшего покинуть тесные глубины земли, да так и застрявшего на полпути к Солнцу. Темные от паровозной копоти валуны горбатились по склонам насыпи, придавленной двумя бесконечными железными рельсами.

Грунтовая дорога петляла сообразно железному полотну. А во время пересечения Денизы, в этих краях практически превратившейся в ручей, они и вовсе ненадолго прижались друг к другу. В отдалении мелькнул мелкий поселок, на первый взгляд вымерший – о его заселенности говорила разве что недоуменная фигура рыбака, проводившего пыльное облако с мобилем долгим взглядом. Потрепанный временем перрон местами обвалился, и опоры торчали из-под настила, словно пеньки больных зубов.

Паровоз так и не появлялся.

Растительность с каждой верстой густела, наливалась зеленью и избавлялась от врожденной кривобокости, что так неотвратимо поражает ее в северных широтах. Проведя на редкость спокойную ночь под сенью желтолистой калки, путешественники поутру возобновили запас воды из родника, подкрепились овсянкой и двинулись в дальнейший путь. Шалва устроился возле окошечка, связывавшего кабину и салон, и воображал себя штурманом – он единственный разжился где-то картой Северного Селавика и теперь щеголял названиями близких и отдаленных от маршрута населенных пунктов.

– Так, проехали деревушку Нифай. Население от ста до пятисот человек.

– Как будто мы и так не знали, – фыркнул Савва. Действительно, на двух жердях возле перрона крепился лист фанеры с выведенным на нем названием поселка. – Ты лучше скажи, сколько нам еще до Навии трястись. Всю задницу на этих колдобинах отшиб…

– Судя по моим приближенным расчетам, около четырехсот верст.

– Что ты городишь? – обиделся Пимен. – Четыреста было вчера.

– Вчера было больше, а сегодня около!

Максим не слушал препирательств попутчиков. Он сидел сзади, невзирая на нещадную тряску и копоть, что лезла в щели кузова. Ему неожиданно вспомнилась повестка из Метрического Приказа, а вслед за тем одолели мрачные думы по поводу преследований, которые может учинить благочинный. Например, составить по своей линии доклад в Навию, поведать о преступнике Рустикове, который обманом затесался в студенты и вполне может оказаться дольменским шпионом. Недаром же он так легко овладел основами вражеского наречия, известного своей заковыристостью.

И жестокий налет бипланов на Лихай, и ночная сцена прощания с Еванфией все никак не шли у него из головы – эти печальные и жутковатые образы, путаясь между собой, творили хаос в мыслях. Лишь тихие, безлюдные пустоши за окном мобиля, покрытые ковылем, что словно морская волна мягко колыхался под ветром, немного отвлекали Максима.

– …И вот однажды осенью решил я стибрить пару яблок на рынке, – рассказывал между тем Савва. Как ни старался он расцвечивать речь эмоциями и всякими таинственными паузами, парни в большинстве клевали носом. В кузове было достаточно темно, чтобы Савва мог смело полагать, будто ему внимают раскрыв рот. Впрочем, Наркисс действительно кивал и поддакивал, вставляя короткие поощрительные реплики. Непонятно только было, действительно ли его интересуют истории Саввы, или же он просто заручается благодаря своему вниманию поддержкой этого ушлого парня. – Ну, может быть и больше, если повезет. Иду, выбираю торгаша порассеянней, будто приценяюсь. Никак не выходит у меня прихватить товар – то гвардеец рядом пройдет, то сам продавец таращится, будто других покупателей нет. И тут шум поднялся страшный, гам и стрельба!

– Ну?…

– Аккурат в пяти саженях от меня такого же парнишку подловили! Гвардеец за руку поймал, когда он грушу в карман совал, да руку-то и вывернул ему за спину. Все орут как сумасшедшие – и торгаш, и парень, и солдат. Ругаются! Мой-то яблочник тоже на эту сцену уставился, да вы и сами, поди, такое не раз видали в разных публичных местах. Тут же двое прохожих гвардейцу взялись помогать, схватили парня за руки и в стороны потянули, он вырывается, да все без толку…

– И что? – “проснулся” Шалва. Оказывается, он и не думал дремать, но спросил скучливо, только чтобы отметиться в разговоре.