Корабль мечты

Юноше показалось, что травник нисколько не боится Скарабелло. В его глазах читалась лишь благодарность.

Продавец достал из-под прилавка шкатулку с мудреным замком, открыл ее и протянул Скарабелло несколько монет. Тот, не считая, сунул деньги в карман, достал оттуда четыре серебряных и отдал их травнику.

– Плата за твои услуги, – сказал беловолосый.

Травник поцеловал благодетелю руку, глаза у него увлажнились.

– Спасибо. Да благословит тебя Господь.

Скарабелло руку отнял, но в его жесте не было раздражения.

– Паоло, этот хвастун вряд ли принесет нам много денег, но теперь он один из нас, – ткнул беловолосый ножом в сторону Меркурио, а потом откусил еще мяса.

Кусок был довольно сочным, и жир потек у Скарабелло по подбородку. Беловолосый утерся рукавом меховой накидки, и когда он опустил руку, все увидели черную полосу у него под носом. От дождя краска потекла, мех вновь сделался коричневым, а на полу у ног Скарабелло образовалась большая черная лужа.

– Усы тебе идут. – Парень рассмеялся.

Люди Скарабелло затаили дыхание, сам же беловолосый удивленно уставился на наглеца.

Одноглазый первым отважился что-то сделать. Встав перед Меркурио, он схватил мальчишку за ворот и хорошенько тряхнул.

– Заткнись, придурок! – рявкнул он.

Меркурио попытался устоять на ногах, схватился за Одноглазого, но оступился и чуть не упал на второго спутника Скарабелло. Парня опять схватили и тряхнули. Чтобы не упасть, Меркурио хватался то за одного, то за другого, будто обнимая своих обидчиков.

– Прекрати хохотать, идиот! – рявкнул Одноглазый, схватил Меркурио и швырнул его к ногам Скарабелло. – Проси прощения, сукин сын!

И только тогда Скарабелло посмотрел на пол.

Бенедетта охнула. Травник отвернулся. Меркурио сунул палец в черную лужу и нарисовал себе усы.

– Теперь мы с тобой на одно лицо. – Невзирая на трепку, он не мог удержаться от смеха. – Только у тебя усы больше.

– Молчи, дурак, – прошипел Одноглазый.

Он уже собирался пнуть мальчишку, когда Скарабелло сорвал кусок мяса со своего ножа и швырнул соратнику в лицо.

– Но Скарабелло… – опешил Одноглазый.

– Это ты молчи! – рявкнул беловолосый. – А ты вставай. – Он ткнул ножом в сторону Меркурио. – Паоло, принеси мне зеркало.

Травник поспешно скрылся в глубине лавки. Вскоре он вернулся со старым зеркалом. Скарабелло задумчиво посмотрел на свое отражение и перевел взгляд на Одноглазого.

– И кто здесь дурак, ты или он? – мрачно осведомился беловолосый. – Ты позволил бы мне разгуливать в таком виде просто потому, что не решился мне сказать, придурок? Вы все придурки! – заорал он.

Все смущенно опустили головы.

Паоло протянул ему носовой платок, и Скарабелло вытер краску, а потом протянул платок Меркурио.

– Пойдешь в мастерскую портного при театре дель Анджело. Она принадлежит мне. Скажешь, что я прислал тебя. Что тебе там приглянется, возьми себе. – Он одобрительно похлопал мальчика по щеке. – До встречи, хвастунишка.

– Погоди немного, Скарабелло, – остановил его Меркурио. – Мы можем рассчитаться прямо сейчас? Я должен отдавать тебе треть всего, что украду, верно?

Беловолосый удивленно уставился на него.

Меркурио подошел к прилавку и выложил туда нож, зеленый бархатный кошель с парой монет и розовый платок.

– Сколько с меня, Паоло? Я должен отдать моему хозяину его долю.

– Эй, это же мой кошель! – возмутился Одноглазый.

– А платок мой! – буркнул второй спутник Скарабелло.

– Это мой нож, ты, грязный сукин сын! – заорал третий.

И тогда Скарабелло оглушительно расхохотался. Он никак не мог успокоиться, заходясь от смеха.

– Что ж, из этого хвастуна все-таки будет толк! Он вас как последних придурков развел! Вы думали, что проучите его, а он вас обчистил! Вот идиоты! – Он одного за другим схватил своих приспешников за вороты и нарисовал им черные полосы на лице. – И не смейте это стирать. До сегодняшнего вечера. А теперь забирайте свои шмотки, куры ощипанные. – С этими словами Скарабелло ушел из лавки.

Дождь прекратился, из-за рваных облаков выглянуло солнце. Смех Скарабелло разносился над площадью.

– Еще никогда не слышал, чтобы он так хохотал, – заметил Паоло, когда люди Скарабелло ушли. – Но я грешным делом подумал, что он убьет тебя, мальчик. – Травник посмотрел на серебряные монеты у себя в руке. – Не пойми меня неправильно, я не стану плохо говорить о Скарабелло. Без него я бы уже давно погиб. Никто не станет покупать травы у отца уродца. Люди думают, что на них падет проклятье, если они будут вести со мной дела. – Его глаза затуманились. – Моя жена так боялась того, что может с ней случиться, что сказала священнику, мол, это моя вина, что родилось такое чудовище. Мол, я заключил сделку с дьяволом. Меня отлучили от церкви, брак расторгли, и теперь моя жена работает служанкой в доме священника из собора деи Фрари, представь только. Это она родила Марию и Альвизе, моих детей, сросшихся телами, бедняжек… Они не чудовища, понимаешь? Всего пара несчастных деточек. – Паоло отер слезы, словно привык все время плакать. – И только Скарабелло меня не бросил. Он хороший человек, лучше всех. Неужели ты думаешь, что такому человеку, как он, нужен такой, как я?

Меркурио и Бенедетта смутились. Они не знали, что сказать.

Разузнав у Паоло, где находится театр дель Анджело, они выскользнули из лавки и очутились на оживленной улице.

– Скарабелло назвал меня красивой, – победоносно заявила Бенедетта.

– Нет, он сказал, что ты дура, – рассмеялся Меркурио.

– А тебя он назвал дураком.

– Благодаря этому дураку у тебя скоро будет платье, от которого не несет рыбой.

– Тебе просто повезло, нечего тут щеки раздувать. – Бенедетта пихнула его в бок, и они оба рассмеялись.

Если сейчас их видел кто-то, кто не знал историю их жизни, то принял бы этих ребят за двух развеселых детей.

Они дошли до Кампьелло-деи-Сансони. На площади народ толпился вокруг бродячего торговца, продававшего редких птиц, по его словам, попавших к нему из земного рая. И вдруг Меркурио увидел лицо, показавшееся ему знакомым. Юноша почувствовал, как сердце в его груди забилось сильнее.

– Доннола! – позвал он.

Но мужчина, не слыша его, пошел дальше.

– Доннола! – Меркурио махнул рукой. – Ты его узнала? – спросил он у Бенедетты. – Бежим за ним!