Корабль палачей(Романы, повести, рассказы)

— Вот молодец! Хорошее судно, в особенности когда на нем установили паровой двигатель! Он вполне мог бы послужить в качестве китобойца.

Сказав это, Холтема подмигнул мне и продолжил:

— Старик хочет переименовать судно, назвав его «Дорус Бонте».

— По имени того, кто нашел нужную сумму?

— Нет, похоже, что он заплатил свои деньги.

— Черт возьми! Значит, он миллиардер!

— Это точно. И судно пойдет на север.

— Фарерские острова… Исландия… Лофотены… Конечно, за грузом рыбы?

— Еще севернее! Что касается рыбы, я ничего не знаю, да это и не мое дело.

— Возможно, это один из психов, которые надеются найти месторождение золота на островке Роколл [12] , или из тех, кто считает, что исландцев нужно цивилизовать, — добавил я со смехом.

— Я сказал ему, что вы закончили навигационную школу и что вы были первым по морской истории, — добавил Холтема.

— И, разумеется, он ответил, что это его ничуть не интересует! — ухмыльнулся я.

12

Р'oколл (англ. Rockall) — необитаемая скала в северной части Атлантического океана, надводная часть разрушенного конуса потухшего вулкана. Высота — 23 м, диаметр — 27 м, площадь — около 570 м². Источников пресной воды нет.

— Ошибаешься… Напротив, он очень заинтересовался. Он хочет видеть вас помощником капитана на своем «Дорусе Бонте».

— Продолжительное плавание?

— Он упоминал один год или даже больше.

— Охота на китов иногда может продолжаться года два, — сказал я. — А у меня нет ни жены, ни детей, которые будут оплакивать мое отсутствие…

— Значит, ты согласен?

— Конечно, согласен!

И вот я стал помощником капитана на этом судне. Все, что сказал мне Холтема, ограничивается общим направлением нашего плавания: мы идем на север. Это все равно, что попытаться выманить устрицу из раковины, напевая ей национальный голландский гимн.

— Похоже, что мне нужно будет разузнать у вашего господина Пранжье о цели нашего путешествия, — сказал я Холтеме.

— Вас устраивает предлагаемая оплата? — спросил капитан.

— Вполне! Трудно было бы рассчитывать на что-нибудь большее, — ответил я.

— А если мне придет в голову намерение обогнуть мыс Горн?

— Я пойду за вами даже вокруг мыса Горн, мсье.

— Или я отправлюсь на Южный полюс, чтобы проверить, не цветут ли там вишни?

— Я выясню это вместе с вами.

— Полагаю, что вы меня поняли, — сказал старый шимпанзе, поворачиваясь ко мне спиной.

— А ты, приятель, знаешь, куда мы направляемся? — спросил Пьер Каплар у Гюстава.

— Нет, господин офицер, — честно ответил юноша.

— Короче, курс на север! — воскликнул Каплар, прекращая таким образом разговор.

Очевидно, Гюстав мог сказать гораздо больше. Например, он мог упомянуть странную книгу, рассказать о необычном путешествии Яна Якобса Майена в 1614 году. По правде говоря, он просто не подумал обо всем этом. Частично это было связано с тем, что после первой конфиденциальной беседы с Гюставом доктор Пранжье никогда не возвращался к этой теме, впрочем, не очень интересовавшей Гюстава.

Разговор между Гюставом и Пьером Капларом состоялся на следующий день после появления на борту двух пассажиров, потерянный день, как его назвал доктор Пранжье в припадке гнева.

Операция по разгрузке и погрузке угля продолжалась даже после наступления темноты при свете факелов.

Когда краны замедлили свое непрерывное движение взад-вперед, что указывало на близкое завершение работы, на набережной появился почтальон, оседлавший велосипед с высокими колесами.

— Эй, на «Дорис Бонте»!

— Что тебе нужно на нашем корабле, парень? Может быть, ты хочешь спрятать его в свою сумку?

— Ну и шутник же ты! Скажи, есть у вас на борту некий господин Пранжье? Если да, то я должен передать ему срочное письмо!

И он помахал большим серым конвертом с надписью «Срочное» жирными буквами.

Вероятно, у доктора Пранжье был невероятно острый слух, потому что он мгновенно появился на палубе, выхватил из рук почтальона конверт и бросил ему серебряную монетку.

— Это от Коппеника, — пробормотал он, узнав почерк своего мажордома. При свете штормовой лампы он прочитал:

Мой уважаемый и высокочтимый господин!

Не прошло и нескольких часов с того момента, как Вы покинули город — на колокольне святой Анны только что пробило десять часов, — как кто-то постучался в ворота. Это оказался человек с болезненным лицом, плохо одетый.

Я сказал ему: «Уходи, мы ничего не подаем бродягам!»

К моему большому удивлению, он ответил на хорошем языке: «Я не бродяга, а граф де Вестенроде. Мне известно, что этой ночью ваш хозяин отправился путешествовать.

Я не спрашиваю у вас, куда именно, но скажите, вы еще можете связаться с ним?» — «Нет», — ответил я. «Но вы можете хотя бы послать ему записку? Если да, то напишите ему следующее: „Граф де Вестенроде выражает свое уважение господину Пранжье и сообщает, что ему известно то, что может представлять интерес для господина доктора. Надеюсь, что он сочтет более разумным вернуться, а не упорствовать в своих намерениях.

Я, граф де Вестенроде, решительно настроен защищать то, что требует защиты“».

Это все, мой глубокоуважаемый господин и хозяин. Затем этот человек вежливо распрощался со мной и удалился, не сказав больше ни одного слова.

Я позволяю себе сообщить Вам, что граф де Вестенроде считается крайне бедным человеком и его принимают за безумца или маньяка, что не может вызывать сомнения. Возможно, Вы уже слышали о нем. Тем не менее я считаю своим долгом поставить Вас в известность о его посещении.

Желая Вам удачного путешествия, остаюсь, мой высокочтимый господин и хозяин, Вашим преданным слугой.

Жером Коппеник.

Господин Пранжье сложил письмо дрожащими руками. Подойдя к зеркалу, он погрозил кулаком своему отражению.

— Безумец… — прошипел он сквозь зубы. — Безумец! Да, это ты действительно сумасшедший, ты, Бельфегор Пранжье, а не граф де Вестенроде! Почему ты не подумал об этом раньше? Почему ты позволил убедить себя, что владелец украденных предметов не может знать, что они были украдены? Граф де Вестенроде! Действительно, твое логово находится поблизости от жилья Снеппов!