Корабль спасителя Вселенной

– Это саксы!
– подхватил кто-то, - у них длинные ножи, они делают из кожи убитых людей попоны для своих лошадей!

– Они движутся на стреблян или на нас?

Над полем воцарилась могильная тишина.

Оба стреблянских войска, прекратив сражение, стали строиться вокруг своих стягов лицом к новому врагу. Бурундейская конница, оказавшаяся между ними, тоже развернулась лицом к саксам.

Начался с утра назревающий дождь. Заоблачный гул стих. Тишина над ратями, нарушаемая клацаньем оружия, стонами раненых, плачем женщин, и резкими гортанными криками пришельцев.

И вот, под надрывный звук рога и душераздирающий вой, саксы бросились на стреблян.

Их натиск был страшен. Первый ряд стреблян рухнул под смерчем из копий-ангонов и франциск. Всадники ворвались в гущу с реблянской пехоты, топча, сшибая с ног, орудуя длинными мечами как косами.

Стребляне дрогнули, начали пятиться. Их клич захлебнулся, упал стяг, сквозь треск и лязг пробился вопль:

– Оря ранен!

Видение этого эпизода прошлогоднего сражения при попытке захватить хранилища кораблей, за одно мгновение пронеслось перед Решмой. Он вздохнул, исподлобья уставился на Ждыха, снова приближающегося к нему.

– Чего ещё?
– спросил он у вятича.

– Мы просим, хозяин, поклясться в обещаниях своих Ярилом-громовержцем про оплату в два безана на обереге, - Ждых протянул Решме грубо вырезанное из кости изображение птиц, змей, молний и чудовищ.

Придав лицу серьёзное выражение, Решма приложил руку к оберегу и сказал на кумите:

– Натоот!

Ягд Эйдлах прикрыл рот, чтобы не засмеяться.

Ждых побежал к Палеку с криком:

– Он поклялся своим богом!
– и тотчас он подступил к Решме в третий раз, уже с подношениями: пшеничный корж с мёдом, фигурка из яшмы, изображающая длиннобородого воина на коне.

– Это от персидских игральных костей шахмат, - пояснил вятич, - не знаю, как в неё играют.

Он быстро удалился. Ягд Эйдлах поднялся, растирая затёкшие ноги и жмурясь сказал:

– Пойду, пройдусь. А ты, ягд, поспал бы, поел...

– Поем, - кивнул Решма.

Он снова повернулся к монаху:

– Давай, Ружик, странный монах, не знающий по-латински даже, рассказывай дальше, что ты делаешь в Моравии.

Был, наверное, уже полдень. Пространство между стволами деревьев, было всё изрезано полосами золотого солнечного света. Птицы голосили без устали. Щебет их, клёкот, близкий, далёкий, умноженный эхом, делал лес на холме бесконечно глубоким, а воздух плотным и осязаемым.

Дождь закончился. Запах пожарищ рассеялся совсем. С хрустом и топаньем неподалёку пронёсся кабаний выводок, не обращая внимания на скопление людей и лошадей. Полосатые спины поросят стремительно мелькнули в световых паутинах. Рядом тявкнула лисица. Очень далеко затрубили в рог, протяжно, тоскливо. Ему ответили с нескольких сторон на разные лады. Рёв оленя закончил эту перекличку, но никто не откликнулся на его призыв вызов. В который раз встревожились кони, втягивая лесной воздух мокрыми ноздрями. Запах какого-то лесного зверя, может быть медведя, растревожил их. Две чёрные белки, стремительно пронеслись в ветвях. Становилось жарко.

По знаку Решмы, вятичи схватили монаха сзади за руки, а Плек, улучив момент вдоха, что было силы ударил его кулаком под рёбера. Ружик от этого задохнулся, рухнул, и будто умер, но был быстро приведён в чувство ударами ладоням по лицу. Его снова усадили перед Решмой.

– Ну, сейчас скажешь мне правду, кто ты и что тут делаешь?
– спросил Решма у него.

Увидев жёлтые, с удлинёнными зрачками глаза Решмы, монах понял, что его сейчас начнут люто и долго умерщвлять как христианского мученика во времена императора Нерона. Первым инстинктивным желанием Ружика было бежать. Он попытался высвободится из рук мучителей. Он отчаянно вырывался, продемонстрировав, что под кротким обликом в мокрой рясе, скрывается ловкий, сильный и умелый боец. Озверевшие лица вятичей, прилагавших значительные усилия для его усмирения, говорили сами за себя.

Контраст между продемонстрированной ранее суетой сухих суставчатых пальцев, судорожным дыханием, хрипотой, дрожью щетинистого подбородка и его навыками борьбы, вместе с твёрдым взглядом чёрных глаз, был велик. Становилось понятно, что Ружич не тот, за кого себя выдаёт.

Наконец, Ждыху удалось обхватить монаха сзади, лишив его подвижности, а Палеку нанести монаху несколько сильных ударов в живот ногой.

Дождавшись пока монах отдышится, Решма сел на сундук, сложив ногу на ногу, положив на колени узкие, белые ладони и спросил на разговорном греческом языке:

– Твоё настоящее имя?

– Пинарих из Рима. По указу легата папы Римского Бэды Благочестивого несу слово Божье в заблудшие души...
– так-же на общегреческом ответил теперь монах, придав лицу маску скорби, смирения и боли.

Вкрадчивый его голос стал медоточив и нежен. Решма холодно заметил:

– Моравы заблудшие овцы и епископ Пассау не может с ними сладить. Но Бэда Благочестивый потерял золото папы в долине реки Марицы, и все его люди сейчас должны заниматься его поиском. Где золото?

Остановившиеся, а затем спрятанные в складки серого балахона задрожавшие пальцы монаха, выдали его вдруг возникшее напряжение. Губы его затряслись и он пробормотал:

– Призыв нести свет Господень слышат все, кто верует душой. Неверующие обречены, по темноте своей, гореть в котлах смоляных, в свинцовых реках мучения принимать. И идолища должны быть сожжены, разбиты и повергнуты во прах, ради крови мучеников-апостолов, смертью свое подтвердивших веру в воскрешение Христа. Он муки за душу вашу принял.

– Медленно ты понимаешь, что нужно говорить правду, - сказал Решма и кивнул Ждыху и Палеку.

Вятичи принялись бить монаха кулаками по голове, спине и животу.

Чёрные зрачки монаха расширенные от боли уже перестали реагировать на яркий солнечный свет, а кровь из разбитого носа и рта залила траву.

– Что нужно Бэде в долине Оломоуца? Советую говорить, а то вятичи с тебя кожу с живого снимут. Они язычники, сделают из сухостоя крест, к кресту тебя привяжут и сожгут как мученика. Будешь святой Пинарих. Обжигался когда-нибудь огнём? Было больно? Вятичи любят огонь. Они посвятят тебя Яриле, богу солнечного света. Тем более охотно они это сделают, потому, что христиане всячески оскорбляют чужих богов, силой заставляют верить в своего и уничтожают, когда могут, богов чужих, в то время как язычники верят в разных богов и никому ничего не запрещают, - сказал Решма и жестом остановил Ждыха, собиравшегося надрезать монаху ножом ухо, - не понимаю, правда, почему язычники-арабы Айуба убили своего товарища-мусульманина.

– Милосердие, сострадание - вот то, что поможет миру и тебе, мой...
– начал было Пинарих, но Решма кивнул и нож Ждыха прорезал ему кожу за ухом, затем сделал надрез на голове через волосы. Пинарих побледнел, кровь хлынула ему на лицо и грудь.

Решма равнодушно подобрал рядом с собой сухую травинку, оглядел ногти на левой руке и начал вычищать из под них грязь. Монах тем временем стонал, слабея, пытаясь бессознательно уползти куда-то. Ждых бил его ногой, направляя к месту допроса.