Корабль судьбы. Том 2
Шрифт:
– Ну, Проказница, – прокаркала она сипло. – Живем, что ли?
Ответа не последовало. В диводреве под ее ладонями не ощущалось никаких признаков жизни.
ГЛАВА 27
КЛЮЧ-ОСТРОВ
СОВЕРШЕННЫЙ отправился в плавание в точном соответствии с собственным распоряжением – в следующий же прилив. Едва избежав гибели, пережив спешный ремонт, корабль был далек от былой грации и красоты. Но как бы то ни было, стоило поднявшейся воде снять его с мели – и чиненые снасти дружно натянулись, одевая сырые, пахнущие свежим деревом реи латаными и грязными, но очень неплохо работающими парусами. Поредевшая, жестоко израненная команда трудилась с мрачным упорством, и корабль резал волны.
Совершенный сам прокладывал курс. Нет, Янтарь еще не изваяла ему нового лица, не говоря уже о глазах. Ее лихорадочная работа еще не продвинулась дальше разметки
Она стояла подле него, опираясь на поручни, и ветер развевал ее траченные ядом волосы, а она рассказывала Совершенному буквально обо всем, что привлекало ее взгляд. Она вконец забросила перчатки, и прикосновение ладоней внятно передавало ему ее впечатление от островов, мимо которых они проходили. Конечно, такая передача не могла в полной мере заменить зрение. Однако общее чувство океана с разбросанными по нему островками до него доходило. И Совершенный кое-чем делился с нею. А под водой, не обгоняя и не отставая, скользил белый змей. И тоже подгонял Совершенного – на свой лад. Змей казался полностью свихнувшимся. Корабль подозревал, что змей всячески силился разбудить в нем драконов, не ведая, что они и без того бодрствовали, более того, все решительней заявляли о себе день ото дня. Их мысли вплетались в размышления Совершенного. Драконы тянулись сквозь него к Янтарь. И по ходу дела изменяли его. Они становились им. А он – ими.
– Мы летим… летим… – бормотала резчица.
Колючий дождь орошал ее лицо, стекал каплями по клочкам волос. Широко распахнутые глаза были устремлены вперед, и вместе с Совершенным она видела окружающие острова такими, каковы они были когда-то.
– Было дело, я вправду летал здесь, – отозвался корабль. – Только эти острова были тогда вовсе не островами, а вершинами горных хребтов. Первый из кряжей мы называли Великой Внутренней Стеной. За ним простирались Низменности, а дальше стоял Приморский хребет. Неспокойное это было место, иные горы там все время бурлили и грохотали, плюясь дымом и извергая расплавленный камень, так что иногда день превращался в сумерки, а лето – в сущую зиму. Теперь этих гор нет, они потонули. Вершины Приморского хребта составили то, что вы называете Ограждающей Стеной, Старушечьим островом и так далее. А сейчас мы движемся среди затопленных перевалов Великой Внутренней Стены.
– Ты так рассказываешь о них, – заметила Янтарь, – что я все это словно вижу воочию!
– Да? Только лучше бы нам сейчас узреть их такими, какими они представали Игроту. И Люкто Ладлаку, сыну Седжа Ладлака. Все Пиратские острова звали его Счастливчиком Ладлаком. Он-то и стал отцом Кеннита. Ничего не скажешь, Кеннит сделал все, чтобы унаследовать прозвище папеньки. – Совершенный помолчал, перед его мысленным оком проносились минувшие годы. – Счастье! Удача! Она всегда так много для него значила.
– Когда Альтия пересказывала мне твою историю, – осторожно вставила Янтарь, – она говорила, что ты ушел из Удачного с Седжем Ладлаком.
– Чьим старшим сыном и был Люкто. Он плавал вместе с отцом, да только плохо они ладили между собой. У Седжа воображения было, как у бревна. Он думал только о том, как бы задешево купить да подороже продать. Это было его единственное правило чести, свойственное семейству Ладлаков. Он платил матросам гроши, и люди у него не слишком задерживались: кому нужен такой грубый и бесчувственный капитан, который жизни людские ценит дешевле самого последнего груза! И ведь он даже не задумывался, а нельзя ли жить как-нибудь по-иному. Он и меня-то не боялся в основном потому, что понятия не имел, на что я способен. А вот Люкто, сын его, оказался сделан из другого теста. Этот уродился законченным мечтателем и вдобавок склонен был наслаждаться всеми прелестями жизни. Не удивительно, что ему душно было в паутине традиций и освященных временем обычаев Удачного. Удивительно ли, что именно Люкто уговорил отца слегка приторговывать на стороне, а именно на Пиратских островах. У этого юноши был сущий дар общаться с людьми, не ведающими закона. Он чувствовал себя здесь своим, и народ островов платил ему такой же любовью. Благополучие Ладлаков заметно пошло в гору. Его отец был доволен, и, чтобы вознаградить сына, он нашел ему неплохую невесту – младшую дочь весьма состоятельного торговца, естественно из старинной семьи. Седж только не учел, что у сына имелось сердце. И это сердце уже принадлежало девушке с островов. Люкто было года двадцать два, когда его папенька скоропостижно помер в Делипае, во время заключения сделки, прямо за столом. Сын справил по нему траур, он искренне горевал, но все-таки не настолько,
чтобы послушно вернуться в Удачный и зажить той скучной жизнью, которую покойный ему было предначертал. Люкто похоронил отца на берегу и больше носу домой не показывал. Команда только рада была последовать за ним в это добровольное изгнание. Дело в том, что молодой капитан любил выпивку ничуть не меньше, чем они сами, и не скупился, когда начинался кутеж. Щедрый и великодушный был юноша, уж что говорить. Ему бы еще чуть-чуть осмотрительности, но… В общем, женился он на своей красавице и дал клятву, что выстроит себе маленький мирок и станет жить в нем как король!Совершенный задумчиво покачал головой. Воспоминания были такими яркими.
– Люкто успешно торговал и жил на широкую ногу, – снова заговорил корабль. – Он выстроил тайное прибежище себе и своим людям. Он свято полагал, что верность команды убережет это местечко от всякого посягательства. К сожалению, среди людей всегда находятся несытые, которым мало жить припеваючи, кормясь от чужого процветания. Один такой и преподнес личный мир Счастливчика Игроту на блюдечке. А у Игрота тогда уже была репутация пирата, дерзающего совершать такие дела, которые обычным людям даже в голову не придут. И вот он подъехал к Счастливчику со сладкими речами, дескать, буду тебе верным напарником и в торговле, и в морском разбое. И Люкто поверил… Они как раз обмывали свою вечную и нерушимую дружбу, когда Игрот напал на него. Он заточил моего отца, чтобы я вел себя тихо, а Кеннита взял заложником, чтобы мной помыкать, и все мы должны были слушаться его из страха, что он замучит других. Он вырезал язык моей матери…
– Совершенный, Совершенный, – мягко, но решительно вмешалась Янтарь. – Это был отец Кеннита, а не твой. И не твоя мать, а Кеннита.
Корабль горько улыбнулся, запрокинув слепое лицо навстречу дождю.
– Ты, – сказал он, – все хочешь провести границы там, где на самом деле их нет. Все же не понимаешь ты кое-чего, Янтарь! Когда ты обращаешься к Совершенному, ты разговариваешь с человеческими воспоминаниями, хранимыми мной. Когда мы с Кеннитом убивали меня, это было наше общее самоубийство.
– Боюсь, этого мне никогда не уразуметь, – тихо проговорила резчица. – Как можно до такой степени ненавидеть себя самого, чтобы желать убить эту самость?
Корабль тряхнул головой, и с кудлатых волос полетели капли.
– Ошибаешься, – сказал он. – Убивать самость не хочется никому. Я просто хотел, чтобы прекратилось все остальное. А для этого единственное средство – отгородиться смертью от мира.
И он вдруг повернул незрячее лицо в сторону одного из островков:
– Там. Вот он.
– Это и есть Ключ-остров? – удивилась Янтарь. – Погоди, Совершенный, тут и высадиться-то негде! Берег поднимается прямо из воды, как отвесная стена с деревьями поверху.
– Не Ключ-остров, – поправило носовое изваяние. – Этот остров называется Замочная Скважина. Отсюда, со стороны пролива, он ничем от прочих не отличается. Но если свернуть с главного фарватера и обойти остров кругом, в скальной стене обнаружится отверстие. Этот остров, он как разрезанное кольцо. Внутрь ведет проливчик и пока не подойдешь к нему вплотную, ни за что не поверишь, что он проходит насквозь. А он проходит, и внутри кольца лежит порядочная лагуна, и в ней – еще один остров, поменьше. Словно ключ, вставленный в скважину, понимаешь? И с дальней от проливчика стороны на островке есть отлогий берег и хорошая якорная стоянка. Раньше там был даже причал с пирсом. Но теперь, я подозреваю, ни того ни другого давно уже нет. Что ж, скоро мы доподлинно это выясним!
Брэшен сам стоял у штурвала. Он увидел указующий жест Янтарь и кивнул, подтверждая, что понял, о каком острове речь. Этот район Пиратских островов изобиловал небольшими клочками суши с отвесными, словно рублеными берегами; данный конкретный островок по виду не шибко выделялся среди прочих. Да и Совершенный не очень-то распространялся о том, что в нем было такого особенного. Циничный внутренний голос знай насмехался, но вслух Брэшен отдал людям команду, и вслед за движением штурвала они переложили мокрые паруса, поворачивая корабль. Ветер дул ровно и сильно. До сих пор он был попутным; зато теперь предстояла тягомотная лавировка.
Немногочисленная команда ко всем прочим своим белам еще и сидела на голодном пайке. Потоп, приключившийся в трюмах, перепортил почти все съестные припасы. Незажившие раны, пустое брюхо, тяжелая работа. Но хуже всего было то, что команда знала: их капитан был намерен снова сойтись с Кеннитом в битве. И желания очертя голову мчаться навстречу смерти ни у кого из них не было. Поэтому матросы не бегали, как полагалось, а ползали, точно сонные мухи. Если бы сам корабль не старался изо всех сил, у них вообще ничего не получилось бы.