Корабль уродов

Поздоровался он вежливо и, вроде, от него даже не пахло. Значит, последний раз в «Стекляшку» он наведывался минимум двое суток назад. К походу готовится? Вроде, не собирался. Послушаем, что скажет.

– Слышь, земеля, - сказал Бориска, - тут такое дело. Консультация нужна.

Глазки у него при этом бегали, что мне сразу не понравилось.

– По какому вопросу?
– с безразличием в голосе спросил я.
– Софт? Железо?

– Антрацит.

Я аж привстал.

– Ты чего ко мне приперся, придурок?
– зашипел я на Бориску.
– Знаешь же, что антрацитом не занимаюсь. Топай давай в «Искру».

Про себя подумал: эге, где ж это Дрын сумел антрацитом разжиться? Он ведь из искателей низшего разряда, в Институте токарем работал. Дальше двух километров за Вал не ходит - боится. И правильно боится. Только что в двухкилометровой зоне найти можно? Вату? Да, там полно ваты. Синий жемчуг? Да, иногда попадается. Янтарную окрошку? Большая редкость. Но чтобы антрацит - никогда!

Интересное дело. Похоже, Дрын пустился в тяжкие - обобрал коллегу-искателя. Тогда недолго ему осталось. Найдут вскорости тушку с простреленной глупой башкой.

Что характерно, мне его совсем не жалко. Если таких тупарей-алкоголиков поменьше в стране будет, всем станет легче дышать.

– В «Искру» не могу, - застрадал Бориска.
– Там меня не знают. Откажут. Или кинут.

Я снова угнездился в кресле и спросил с ленцой:

– А знаете ли вы, товарищ Дрын, что оборот фрагментов так называемого черного тела находится в ведении госструктур? А знаете ли вы, что нарушение правил разработки недр Тунгусского Кратера влечет собой наказание в виде лишения свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества, согласно статье сто шестьдесят семь, пункт три, Уголовного кодекса РСФСР?

Бориска помялся, но не ушел.

– Мне ведь только экспертизу, - продолжил он давить на слезу.
– Чтоб не кинули…

Эх, говорила мне мама, не связывайся с «черным золотом»! Но поскольку других клиентов не было, а по рынку бродили сонные старушки, я решился:

– Хорошо, давай посмотрю. Но деньги вперед!

– Сколько?

– Сотня зелеными.

Бориска аж заскрипел.

– Маней нет… сейчас, - признался он.

– В долг экспертизу не проводим, - отрезал я.

Бориска постоял с минуту в нерешительности, глазки у него продолжали бегать.

– Натурой расплачусь, земеля!

Я хмыкнул:

– Больно нужна мне твоя натура!

– Отдам антрацит.

Ни хрена себе! Значит, у этого придурка где-то припрятан запас. Играешь с огнем, искатель!

– Давай посмотрю, - согласился я.

Любопытство меня когда-нибудь погубит.

Бориска полез в карман своей задрипанной куртки, извлек черный блестящий обломок, размерами и формой напоминающий кленовый лист, с острыми зазубренными краями. Складывалось такое впечатление, будто бы черное тело откуда-то отколупывали, пользуясь при этом не самым подходящим инструментом.

Я вышел из ларька, огляделся вокруг внимательно, никого и ничего подозрительного не заметил, принял обломок и вернулся внутрь.

– Иди, погуляй полчасика, - сказал я Бориске.
– Потом приходи за ответом.

После чего заперся изнутри, задернул шторку на окошке и выставил табличку «Закрыто! Не стучать!».

Опытные искатели, бывшие лаборанты или научные работники Института, умеют определять чистоту черного тела без посторонней помощи, не бином Ньютона в конце концов, но для таких кадров, как Бориска Дрын, это, конечно, великая наука.

Я снял с боковой полки один из мониторов и поставил его на лежащий на дощатом полу старый системный блок. Освободив таким образом оперативный простор, вытащил из сейфа сложенную простыню диаграммы масса-твердость, толстенный справочник по артефактам с грифом «Для служебного пользования», который прикарманил еще будучи аспирантом-целевиком, и программируемый калькулятор БЗ-21. Из ящика стола достал малый джентльменский набор эксперта: медицинские весы с набором гирек, импортный фонарик с регулировкой яркости, профессиональный фотоэкспонометр, спортивный секундомер, блокнот и авторучку. Разложил всё это богатство на освобожденной полке и приступил к работе.

Сначала я ощупал обломок. Убедился, что он греет руку, как и полагается настоящему черному телу. Значит, не подделка.

Взвесил обломок на весах. Он вытянул на двести граммов. Я занес результат в блокнот. Потом закрепил фотоэкспонометр и, меняя яркость направленного на него фонарика, записал показания. В результате получилась достаточно точная тарировочная кривая прибора. Разместил перед приемной головкой фотоэкспонометра обломок и снова включил фонарик. Меняя яркость, отследил изменение коэффициента поглощения. Занес результаты измерений в блокнот.

Теперь самое важное. Поставил фонарик на максимальную яркость и запустил секундомер. Когда стрелка фотоэкспонометра качнулась, нажал кнопку и посмотрел на циферблат. И присвистнул от удивления.

Схватил справочник, чтобы проверить самого себя. Нет, всё правильно! Память не подвела. Согласуясь с тарировкой, пересчитал коэффициенты поглощения, отложил точки на графике, соединил и обнаружил прямую линию. Вот так да!

Дело в том, что свет проходит через черное тело с заметной задержкой - от трех с половиной до пяти секунд. Более «чистыми» и, соответственно, более ценными считаются те обломки, которые задерживают свет на большее время. Казалось бы, должно быть наоборот, но это вам не банальное стекло - это монолитная структура, которая вообще не имеет аналогов в нашей части Вселенной, а потому обладает совершенно фантастическими свойствами. И правильно, что наше… хм-м-м… государство взяло добычу черного тела под контроль, приравняв к золоту. Ибо в Кратере много загадочных артефактов, но черное тело - самое загадочное из них.

Так вот, обломок, который передал мне на «экспертизу» Бориска Дрын, пропускал свет с задержкой в семь секунд. В первый момент я решил, что врет секундомер. Но кривая поглощения, которая под моей рукой превратилась в прямую, свидетельствовала в пользу невероятной гипотезы: бывший токарь обнаружил настоящий Клондайк!

Пару минут я сидел в полной тишине, переваривая неожиданное открытие. Потом вскочил, побросал приборы в сейф, закрыл его на ключ, а обломок завернул в упаковочную бумагу и сунул в карман брюк. Вышел из ларька. Дрын терся неподалеку и сразу засеменил ко мне с надеждой в смурном взоре. Времени рассусоливать у меня не было, поэтому я сказал прямо:

– Значит, так, Бориска, это антрацит, без вопросов. Мне нужно кое-куда съездить и дополнительно проконсультироваться. Если мое предположение подтвердится, я беру всю партию. И этот фрагмент тоже оплачу. Сколько там у тебя?

– Четыре килограмма, - признался Дрын, ошалевший от свалившегося на него счастья.

– О’кей, - кивнул я.
– По рукам. Никому ничего о сделке не говори. Вали пока домой. Встретимся в два часа у «Стекляшки». И не боись, оплачу по высшей ставке. И премию сверху накину - чтоб выпил за мое здоровье. Слово, ты знаешь, я умею держать.