Корабль в вечность

— Я знаю это место, — произнес один из мужчин, указывая на холм и хватая за плечо соседа. — Нью-Хобарт.

Похоже, вылетевшие слова изумили его самого так же, как и меня. Он разулыбался, и несмотря на то, что прошедшая неделя стала одной из тяжелейших в моей жизни, я ответила улыбкой.

Наш поход из убежища был отчаянным бегством — но когда мы въезжали в восточные ворота, то ощущали себя победителями, а рассвет — зарею новой жизни.

Впереди стояла Зои, держась за вожжевой столбик. Она повернулась ко мне, ухмыляясь и щурясь из-за яркого солнца. Палома, сидевшая у ног Зои, взглянула на нее и что-то произнесла — я видела движение ее губ, но не разобрала слов за громыханием колес, гиканьем ехавших рядом солдат да цоканья копыт по мостовой. Мы были дома.

Мне следовало знать, что нельзя верить радости.

Зои повернула голову к востоку, точно выискивала кого-то; затем ее тело обмякло, и она свалилась с телеги, словно повешенный, которому обрезали веревку.

Глава 25

Палома закричала, уже перелезая через борт телеги. Колеса еще катились, когда я выпрыгнула сзади и, оттолкнув с дороги Виолетту и Эша, побежала к месту, где лицом вниз лежала Зои. Я обвела взглядом ближайшие здания, ища лучника и стараясь понять, не угодили ли мы в ловушку. Но вокруг ничего подозрительного не было, и, когда я ухватила Зои за плечо и повернула на спину, на теле не обнаружилось ни следа крови. Только шрамы да синяки от битвы, уже пожелтевшие по краям.

И тогда стало ясно: мы бессильны. Криспин тоже нагнулся к Зои, но, увидев ее невредимой, выпрямился, выругался и повернулся назад, к воротам и последним телегам, к проделанному нами пути. Зак выглядывал из уже остановившейся телеги, внимательно наблюдая и взвешивая ситуацию.

Только Палома до сих пор не поняла, что случилось.

— Что с ней не так? — завопила она, рванув рубашку Зои, как будто под ней могли скрываться пропущенные нами бескровные раны. — Сделайте же что-нибудь! — Она кричала так близко, что я чувствовала щекой ее дыхание. — Хоть что-нибудь!

Но тут ничего не сделаешь. Прижав палец к шее Зои, я с трудом нащупала слабый пульс.

— Это не с ней, — пояснила я Паломе. — С Дудочником.

Никогда еще этот грязный трюк былого, этот узел, завязанный взрывом между близнецами, не казался таким жестоким. Зои, серая, словно дорожная пыль, и Дудочник далеко-далеко отсюда. Ее тело отразило его умирание.

Высокая и мускулистая Зои оказалась настолько тяжелой, что потребовалось три человека, чтобы погрузить ее в последнюю проехавшую через ворота телегу. Опуская на доски голову и плечи Зои, я представляла тело Дудочника, изувеченное где-то посреди битвы. Пока еще жизнь не покинула его — но, судя по слабому дыханию Зои, еле теплилась.

Люди собрались на городских улицах, чтобы встретить нас. Не знаю, чего они ожидали после известия о нашем приближении. Во всяком случае, восторженными криками нас не приветствовали. Уличная толпа хранила молчание и не двигалась, только стоящие в задних рядах толкались и вытягивали шеи, чтобы лучше видеть нашу колонну: раненых солдат и набитых в телеги истощенных оцепеневших омег, которым было наплевать на зевак. А в кузове последней телеги — лежащую Зои, возле которой мы с Паломой копались в походных мешках, ища для нее одеяло.

Кажется, прошло немало времени, пока мы добрались до конторы мытарей мимо цепочки любопытствующих. Солдаты ожидали у дверей, готовясь помочь беглецам сойти с телег и сопроводить их к приготовленным лежакам. Две большие комнаты в задней части здания отвели под временные спальни. Там мы и уложили Зои вместе с остальными. Выглядела она хуже всех. Ее кожа стала серой, холодной и влажной. Люди по соседству вели себя тихо, но оставались в сознании, а Зои безвольно обмякла с открытым ртом.

Там, в полутемной комнате, нас нашла Эльза. Она торопливо перешагивала через помещенных на полу омег, не щадя своих скрюченных ног.

— Где Дудочник? — спросила Эльза, едва оценив состояние Зои.

Я покачала головой.

— Дудочник с Инспектором еще удерживали Петельный каньон, когда мы покинули Шестое убежище. И только по этой причине нам удалось уйти спокойно. Обратная дорога займет дней пять, после того как они отступят…

Мой голос сломался. Я не добавила ни одного «если». «Если» было чересчур много. Если Дудочник проживет так долго. Если его не бросят умирать на поле брани. Если кто-нибудь дотащит его до укрытия. Если наши сумеют сбежать из каньона и проделать весь путь до Нью-Хобарта. С учетом бесконечных «если» каждый вздох Зои казался чудом.

Озвучив свой план с отвлекающим маневром, я не сомневалась, что Дудочник решит возглавить атаку в каньоне. И так же не сомневалась, что придется заплатить определенную цену за жизни освобожденных из баков омег. Мое теперешнее смятение по поводу вероятной гибели Дудочника и Зои выглядело эгоистичным. Предложила бы я тот план, точно зная о цене, точно зная, что их потеряю? Вопрос, на который я не могла ответить даже самой себе. А ведь окончательный выбор был не моим — Дудочник сделал его самостоятельно, как и его сестра.

* *

Тем же вечером мы перевезли Зои обратно в приют. И еще сорок человек разместили в спальне для сирот. Все кровати оказались заняты, некоторым спасенным пришлось довольствоваться постелью на полу.

Наши с Заком кровати перетащили в столовую. Я предлагала переселить нас в старую комнату Салли и Ксандера, но Саймон настоял на помещении с окнами во двор, а не на улицу. Признаться, я обрадовалась, что не буду спать там, где умерла Салли. В углу столовой, над кроватью Зака Саймон лично закрепил стальное кольцо — для цепей.

Приют снова был полон людей, как в тот день, когда я впервые туда пришла. Только вместо шумных детей здесь находились спасенные омеги, принесшие с собой тишину баков. Они блуждали по дому в мешковатой нескладной одежде, пожертвованной горожанами или сшитой Эльзой из простынь да одеял. Многие проводили дни во дворике, и хотя их кожа легко обгорала, было до слез понятно желание людей окунуться в солнечный свет после долгого заточения во мраке.

Рону тоже перевели в дом Эльзы. Утром я увидела, как она сидит во дворике и чертит палочкой в пыли. Я подкралась ближе, чтобы рассмотреть подробности ее рисунка. Обыкновенные детские каракули: дом, потом несколько букв — начало слова, которое Рона так и не дописала, — дальше гора, а за нею еще один дом. Закончив очередную картинку, Рона поворачивала палочку плашмя и проводила ею по пыли, стирая предыдущее изображение, чтобы начать новое. Когда через несколько часов я возвращалась через дворик, солнце клонилось к западу и тени ползли к крыше, но Рона все так же сидела на том же месте и чертила по земле.

Палома передвигалась по дому, словно зловещий призрак. Разговаривала она, только чтобы попросить нужные для Зои вещи: свежую простыню; какую-нибудь вещицу, которую можно прикрепить к окну и отогнать мух. Когда ей приносили еду, Палома съедала свою порцию с видимой неохотой, лишь уступая привычке.

Не в силах ничего изменить, мы все просто ждали: дежурили у постели Зои и ждали вестей от Дудочника. Хорошие вести придут с восточной дороги. А плохие подскажет состояние Зои — она перестанет дышать.