Корела

Однако в прошлом году пришли посланники из Москвы — заверили, что все так и обстоит, царскую грамоту показали. И срамили их всячески, и лаяли, что де бунтовщики токмо волю царя Василия не признают. Не признали, побили немного и вон из Корелы выгнали. И свою отписку в Москву отправили — против царя не злоумышляют, все подати исправно собирают, но в подданство свейской короны переходить категорически отказываются. Ждали поддержки, но Боярская Дума в оной отказала, а королю отписали, чтобы тот силой мятежную окраину, уже свою, усмирял.

Теперь король шведский дважды послов своих в Корелу отправлял, и те уговаривали подданство принять по доброй воле, али в новгородские земли уйти, кто куда похочет. Воевода князь Мышецкий юлил, увертки делал, время тянул — жители все на московскую помощь надеялись. А свеи уже силой грозили, обещали на покорение войско отправить, которое в Выборге собирали — послухи, там побывавшие, говорили, что три тысячи в поход выйдут, сами шведы и чухонцы местные с ними, и немцы наемники — последних где-то треть, опытные ландскнехты. Известию этому ужаснулись — войско немалое, противопоставить ему можно только пятьсот стрельцов, да две тысячи спешно собранного ополчения, где только каждый десятый к бою привычен — дворяне да дети боярские с боевыми холопами, да монастырские ратники, все остальные мужики и горожане, что даже не вооружены толком. И решили приграничные сельца и погосты, и маленькую обитель южнее порогов, что «Лосевской» нарекли, разорить, а жителей в Корелу переселить. И на приграничных землях неприятеля людно и оружно встретить, отправив туда отряды для вящего бережения.

Да только не успели — Анкундинова и его три дюжины стрельцов шведы всей силой в ските обложили, с утра пораньше, восьмерых монастырских ратников уже до смерти побили, когда они с возками к пристани направились, добро увозить. Теперь нехристи к штурму готовятся, зубы скалят. Разорят обитель, как есть сожгут и их тут всех побьют до смерти…

— Лука, ворота засыпайте, чем можете — шведы свою пушку ставят. Иначе створки выбьют, и ворвутся.

Тимофей обернулся к десятнику, что стоял с ними на воротной башне. Прекрасно понимая, что приказ его запоздал. Да и ни к чему — ядрами тын своротить легко можно, бревна выбить, и будет частокол беззубый, как старческий рот. И пойдут на приступ — две сотни воев против полусотни, и то если с монахами посчитать. И сделать ничего нельзя — пищаль на сто шагов бьет, сейчас просто от отчаянья стрельцы палят, отчаянно надеясь, что в кого-то из врагов попадут. Бестолково это, но хоть уверенность пока не потеряют. А мушкеты на триста шагов стреляют, а хорошие и на шестьсот, как и пушка, что сейчас перед воротами ставят. И ничего канонирам не сделаешь, их даже стрелами лучники не достанут — в обители был сын боярский Савелий Лаврентьев с двумя холопами.

— К полудню ворота нам выбьют, не позже, — пятидесятник вздохнул, пряча отчаяние. — Ничего, мы их из пищалей побьем, как на приступ пойдут, а там на бердыши примем…

Глава 5

Теперь нужно было только успокоить дыхание, и Стефанович постарался расслабиться, сосредоточив взгляд на возящихся возле пушки канониров. Если перебить артиллерийский расчет, то вряд ли у шведов имеется ему замена — в эти времена опытные и знающие «пушкари» десятками не бродят, и на рынке их как морковку корзинками не купишь. А монастырские ратники до вечера смогут продержаться, и ночью уйти — шведам просто сил не хватит для полной блокады крепостицы. Хотя сейчас летние ночи, но определенные шансы на успешный прорыв все же имеются.

— У меня всего сорок патронов, — Владимир повторил счет как заклинание, взглянул в оптический прицел. Сам не мог похвастаться особо меткой стрельбой на большие дистанции, но тут до вражеского расчета всего триста метров, а дальность прямого выстрела из СКС на семьдесят метров больше. Позиция выбрана наилучшая — фланкирующая и чуть с тыла, самая выгодная, когда придется ее покидать и бежать. Придется побегать — шведы пусть не сразу, но сообразят, что добавился новый «игрок», хотя какое-то время выстрелы из карабина будут накладываться на общий фон ружейной пальбы. Главное, перебить расчет, а затем приняться за офицеров — они наряднее и плюмаж на шляпах более пестрый. И со шпагами, что немаловажно — характерное дополнительное отличие.

Во время службы им целенаправленно вбивали в головы одно — уничтожать в первую очередь офицеров, затем орудийные и пулеметные расчеты, связистов и снайперов. А свое дело «отцы-командиры» знали отлично — Белоруссия, пожалуй, единственная страна в Европе, где в армии ведется целенаправленная подготовка партизан и созданы тайные базы на случай войны с «натовцами», в первую очередь с поляками и литовцами. Первые имели серьезные притязания на земли восточного соседа, которые считали исторически своими, так как захватывали их на протяжении многих лет, со времен унии с Великим княжеством Литовским. В его Гродненской области четверть из миллионного населения этнические поляки, а в том же Вороновском районе лишь один из пяти жителей не принадлежит к «ляхам». Территория «засорена» польской агентурой, под прикрытием действует полудюжина различных «культурных’организаций, а про позиции и влияние католической церкви и говорить не приходится, одни иезуиты чего стоят. И сторонников новой 'унии» хватало с избытком, к которым и его самого причисляли, считая этническим поляком, завербовав в Лодзи еще десять лет тому назад. Варшавские воротилы просто шантажировали своих соседей — не хочешь сотрудничать с нами, то не будешь заниматься бизнесом в Евросоюзе, и никаких виз больше не получишь.

По такой простой методике, кроме поляков, привлекли к подрывной деятельности многих белорусов, вдалбливая им в голову, что они «литвины», исторический враг которых именно русские. Вот только паны не знали, что он, тогда еще юнец, ненавидит их, и недоброжелательство передалось ему с молоком матери — отнюдь не фигуральное высказывание. Потому, когда одна белорусская спецслужба, укрывшаяся под названием из трех букв, известных каждому советскому человеку, сделала ему предложение, он его принял, не стал отказываться. И прошел долгую подготовку, именно партизанскую, на случай войны с Польшей. Понятное дело, что это все тщательно скрывалось, ведь он продолжал заниматься бизнесом и часто делал вояжи по европейским странам. Останавливаясь каждый раз на берегах Вислы, поляки пока считали его «своим». Правда, за три последних месяца он выезжал только через Латвию — там остались открытыми погранпереходы, в то время как поляки и литовцы свои закрыли. Дыхание войны с каждым днем ощутимо чувствовалось, особенно с юга, где громыхало уже больше года…

— Песни партизан, алая заря, молодость моя Белоруссия…

Слова сами легли на губы — он видел зарю, наступало утро первого дня в этом мире, и он не рассчитывал, что будет второй или третий. Просто чувствовал, что все эти пришельцы враги не только русским, но и ему лично, и собирался дать им отпор — пришли незваными, за «шерстью», уйдете «стриженными», жаль, патронов мало.

Палец плавно потянул за спусковой крючок, приклад мягко толкнул плечо. И попал первым выстрелом, что обрадовало — неплохо для почина. В оптику был хорошо виден канонир, забивавший банником пороховой заряд — швед опрокинулся на спину, рухнул навзничь, и только нога задергалась. Но рассматривать первую свою жертву Стефанович не стал — тут же сделал второй выстрел, и снова убийственно точный. Теперь секунду до этого живой человек превратился в мертвое тело, сломанной куклой рухнувшее на свое же орудие. Еще два выстрела прогремели следом — стрелять с сошек чрезвычайно удобно, опора многое значит, это не с рук и стоя — в этом случае промахи были бы неизбежны. А тут как на полигоне — уничтожил четыре цели, а интервенты даже не подозревают, кто их со спины уничтожает. Дымков от выстрелов не видят, те уходят в еловые лапы, что нависали сверху. Методика давно отработана, еще в долгой войне с фашистами в белорусских лесах и болотах. В той кровавой и беспощадной войне, где был убит каждый третий из белорусов, и мал, и стар, когда на его родине устанавливали «новый порядок» европейские «цивилизаторы» в форме цвета фельдграу.

— Наша память идет по лесной партизанской тропе…

Он тихо пел, не ощущая, что делает это непроизвольно, слившись всей душой с напевом, а палец продолжал нажимать на спусковой крючок. Цели выбраны заранее, и он поражал их одну за другой, не понимая, как ему это удается. И когда затвор встал на задержку, сигналя, что магазин пуст, он без лишних движений, будто всю жизнь это делал, вставил новую обойму из десяти смертей, пока еще запечатанных в металле. И стреляя по новым врагам, что стояли в перекрестии прицела, продолжал тихо напевать:

— В каждом сердце живет и поныне, в каждой нашей семье с нами малые дети Хатыни…

Белорусские партизаны. 1943 год.

Глава 6

— Твою задницу — куда я попался! От…ся Бобик — Жучка сдохла!

Стефанович выругался чисто по-русски, оторопело глядя вставший на задержку затвор, в то время как его пальцы нащупали в подсумке последнюю оставшуюся в подсумке обойму. Зарядил карабин, оставшуюся планку положил в подсумок, к двум другим, хотя любой в его ситуации просто выбросил ее. Но привычка к бережливости сработала и на этот раз — не любил он «сорить» своим добром, все же трудом честным и тяжким добывал себе на пропитание и достойную жизнь, а не воровством и казнокрадством. Да и в его нынешнем положении каждая мелочь может оказаться спасительной — втрое бережней ко всему сейчас относиться нужно.

— Ты смотри, сообразили, гады, кто их тут проредил. Сметливые оказались — теперь бежать нужно, и как можно быстрее!

И хотя в народе часто говорят, что «хорошая мысля приходит опосля», на этот раз он отреагировал на изменение обстановки своевременно. Вовремя увидел, что два десятка шведских всадников порскнули назад, горяча коней, и направились в его сторону. При этом растягиваясь по фронту, будто устраивая облаву. Почему «будто» — оно так и было, никогда не стоит считать противника дурнее себя. Он и сам бы так поступил в подобной ситуации — любую угрозу в тылу следует немедленно ликвидировать, на войне особенно, и горе той стране, где полководцы отмахиваются от таких проблем. Потом печалиться будут и сетовать, что логистика подвела, коммуникации перерезали. Голова их подвела, да гордыня с пренебрежением к врагу — а за ошибки генералов всегда платят своей кровью солдаты.