Корейская классическая поэзия

Безыменность и антологичность корейской поэзии – явления далеко не случайные. Надо иметь в виду, что литературным языком того времени был не корейский, а китайский. Он оставался литературным языком даже после создания корейской национальной письменности. Корейский язык долгое время считался в кругах господствующего класса вульгарным, недостойным того, чтобы выражать им высокую поэтическую мысль. Недаром в кругах феодальной интеллигенции его называли «диалектом» китайского языка, а корейскую национальную письменность – диалектальной письменностью. Естественно, что тот, кто прибегал к этому способу выражения поэтической мысли, предпочитал либо не печататься, либо оставаться неизвестным, тем более что авторами произведений выступали, как правило, крупные государственные деятели, конфуцианцы по образованию и по убеждению. Возможно, что именно отсюда идут и попытки оправдать свое творчество на родном языке «теориями» о китайском (даже просто переводном) происхождении сичжо, попытки явно несостоятельные, поскольку ничего аналогичного в китайской поэзии нет, а переводные сичжо насчитываются буквально единицами и давно выявлены корейскими исследователями. Когда тематика сичжо демократизировалась, когда в сичжо проникли городские мотивы, когда оно отвоевало себе право на лирическую тему, выступать под своим именем стало еще более рискованным. А так как новая тематика пришла в корейскую поэзию в XVII–XVIII веках, то эта эпоха и оказалась эпохой «неизвестного автора». Следует при этом отметить, что Корея все же знает индивидуальные поэтические сборники, и немалое их число. Но все они представляют собой собрания поэтических произведений, написанных на китайском языке.

Сичжо, а вслед за ним чанга – вполне самобытное корейское явление как по форме, так и по разрабатываемым темам. Но этот вид корейской поэзии испытал несомненное влияние китайской классической литературы. Многочисленные создатели стихов в форме сичжо широко использовали в своих произведениях образы китайской классической литературы, начиная с бессмертного Цюй Юаня, памяти которого в корейской поэзии посвящено немало вдохновенных строк.

Исключительное значение для Кореи имело и творчество гениального поэта средневекового Китая Ду Фу (712–770). Вскоре же после изобретения корейской национальной письменности, в 1481 году, все его произведения, давно известные корейцам и в подлиннике, были переведены и прокомментированы по-корейски. Все собрание составило двадцать пять томов и было переиздано в первой половине XVII века.

* * *

Классическая корейская поэзия переводится на русский язык впервые. Настоящий сборник состоит из четырех частей. В первую часть вошли произведения раннего средневековья, написанные в форме, присущей народной поэзии. Последующие части включают в себя произведения позднего средневековья (с XV в.): вторая часть – произведения, написанные в форме каса (XVI в.); третья часть – стихи в форме сичжо (XV–XVIII вв.); четвертая часть – стихи в форме чанга (XVII–XVIII вв.).

А. Холодович

Неувядаемые слова страны зеленых гор

I

Тон-дон {1}

За спиною доблести держа,Счастие держа перед собою,Доблести и счастие мое,Боги, мне, явившись, принесите.В первую луну вода в реке,Ай, то замерзает, то растает.Появилась я на этот светОдинокая и всем чужая.Ай, тон-дон-дари!В день пятнадцатый луны второй,Ай, в ночи фонарики сверкают,Это друга моего лицоЯрким светом озаряет толпы.Ай, тон-дон-дари!Всё под третьей расцвело луной.Ай, как слива зацветает поздно.Всем на зависть расцветаешь ты,Мой любимый, позднею весною.Ай, тон-дон-дари!Помня про четвертую луну,Ай, летит к нам иволга обратно.Отчего же милый писарь мойПрошлое забыл и я забыта.Ай, тон-дон-дари!В пятую луну на пятый день,Ай, все пьют целительные травы,Выпьешь – проживешь ты сотню лет!Поднести бы, да кому, те травы.Ай, тон-дон-дари!В день пятнадцатый луны шестой,Ай, народ кидает гребни в воду.Гребень – я: у друга побыла,Да недолго, – брошена под берег.Ай, тон-дон-дари!В день пятнадцатый луны седьмой,Ай, плоды я разложу пред буддой,Стану будду я просить-молить,Чтобы с милым ввек не расставаться.Ай, тон-дон-дари!День пятнадцатый луны восьмой,Ай, денек искусных бабьих ножниц.Ну, а я к любимому пойду,Это будет тоже ножниц праздник.Ай, тон-дон-дари!Девять лун прошло. Девятый день.Ай, домой несу я хризантемыЖелтые – они целебней трав.Знак дурной: то окончанье года.Ай, тон-дон-дари!И пришла десятая луна,Ай, я стала персиком с надрезом,Ой, надрезав, бросили меня;Кто теперь возьмет меня такую!Ай, тон-дон-дари!Лун одиннадцать. Я на полу,Ай, лежу, прикрытая рубашкой,Что осталось? плакать, тосковать,Думу думать о любимом друге.Ай, тон-дон-дари!Лун двенадцать. Стала пунди я –Ай, застольной палочкою стала,Две такие другу б подарить,А глядишь, другой их взял без спроса.Ай, тон-дон-дари!

1

Тон-дон.

Первая луна – ранняя весна; в это время лед на реках становится хрупким: он то тает, то вновь подмерзает; по такому льду опасно ходить.

Тон-дон-дари – подражание звуку барабана, которым сопровождается пение этой песни.

Фонарики сверкают – Речь идет о народном празднике фонарей, который отмечался в ночь на пятнадцатый день второй луны. Лицо любимого, покинувшего девушку, сравнивается со светом этих ярких фонарей.

В пятую луну на пятый день – «праздник дракона», когда собирали пустырник – лекарственное растение, которое, по народным поверьям, продлевало жизнь; растирали его, замешивали с рисовой мукой и затем делали из теста рисовые лепешки в форме колеса, откуда и сам день стал называться «днем колеса».

День пятнадцатый луны шестой – «день омовения (или расчесывания) головы»; в древности в этот день исполнялся обряд омовения головы и расчесывания волос. По окончании обряда гребни бросали в воду. Смысл обряда состоял в том, чтобы смыть беды со своей головы.

День пятнадцатый луны седьмой – буддийский праздник. В этот день совершался обряд подношения будде земных плодов.

Денек искусных бабьих ножниц – пятнадцатый день восьмой луны, когда в старину при дворе собирали женщин со всей страны, делили их на две группы и каждую заставляли прясть и ткать. Побежденные в этом соревновании выставляли угощение победителям.

Девять лун прошло. Девятый день. – В этот день в Корее принято было выпекать рисовые колобки, подмешав к рисовой муке цветы желтой хризантемы, которые якобы имели целебные свойства. Хлопоты, связанные с этим обычаем, напоминали корейцу, что приближается конец года. Девушка переживает это особенно остро, ибо время идет, а она по-прежнему одинока. А ведь круг времени, положенный в песне, исчисляется всего двенадцатью месяцами.

Пунди – дерево, из которого делали палочки для еды.

Две такие другу б подарить… Подбирать пару палочек для еды, чтобы подарить их другу – мечтать о подходящем человеке, выходить замуж.

Другой их взял без спроса. – Эти слова надо понимать так: весь год иногда мечтаешь о любимом, а окажешься в руках у немилого.

Чхоёнга {2}

Торжественный зачин

В священные годы Силла, в славные годы Силла,Благоденствие в Поднебесной – по доброте Рахура! –О отец наш Чхоён!Если б, как ты, обиды терпеливо сносили люди,Если б, как ты, обиды терпеливо сносили люди –Три бедствия, восемь напастейСгинули б навсегда!

2

Чхоёнга.

Впервые сказание о Чхоёне появляется в древнем корейском памятнике «История трех королевств».

“В царствование сорок девятого князя Хонгана (875-886) столица царства Силла простиралась до самого моря: плотно, стена к стене, стояли дома; ни один из них не был крыт соломой. Ни днем, ни ночью не смолкали в том царстве песни; днем и ночью звучала музыка на дорогах. Благодатное время! В строго положенное время лили дожди и бушевали бури.

И вот однажды великий князь решил побывать в Кэунпхо. Отправившись в обратный путь, он вскоре достиг реки, как вдруг пал туман, нависли тучи, все кругом потемнело, и князь, сбившись с дороги, заблудился. Потрясенный и испуганный, обратился он к спутникам. И тогда один из них, звездочет, так изрек ему: «Все это накликал дракон Восточного моря. Только добрым деянием можно отвести от себя эту беду». И тогда великий князь повелел, чтобы в честь дракона воздвигнут был храм. И как только была объявлена воля великого князя, тучи рассеялись, туман разошелся. Потому и зовется ныне то место «Бухта рассеявшихся туч» – Кэунпхо.

Дракон Восточного моря был очень доволен. Вместе с семью сыновьями явился он перед очами великого князя, восседавшего в паланкине. Восхваляя доблести князя, они плясали и вели игрища перед ним.

А один из юных сынов дракона последовал за князем в столицу и стал ему верным помощником в управлении страной.

Звали его Чхоён. Великий князь дал ему в жены самую красивую женщину в княжестве и пожаловал ему чин кыпкана.

Жена Чхоёна была писаная красавица. И дух Оспы, узрев это, влюбился в нее и, приняв человеческий облик, ночью, когда никого не было дома, пробрался в ее покои и в тайне от других спал с ней. Но вот вернулся домой Чхоён и видит: в опочивальне его не один, а двое. И тогда Чхоён, сложив песню, пропел ее и, придумав пляс, проплясал его. А в той песне пелось:

По столице под луноюДо рассвета прогулял я.В дом придя, взглянул на ложе.Вижу там две пары ног.Две ноги – жены любимой.Ну, а две другие – чьи?

И тогда дух Оспы явился ему и коленопреклоненно сказал: «Воспылав страстью к твоей жене, я совершил этот грех. Клянусь, что отныне, увидав твое изображение, я не посмею войти в двери человеческого жилья». Вот почему жители нашей страны с тех пор вешают на дверях изображение Чхоёна, веря, что оно отгоняет напасти и приносит им счастье».

Торжественный зачин представляет собой прославление эпохи государства Силла (до Х в.), под эгидой которого произошло объединение трех королевств на Корейском полуострове.

Рахура (санскритское слово) – демон, пожирающий солнце и луну, персонификация солнечного затмения. Чхоён явился во время солнечного затмения, поэтому его сравнивают с демоном Рахура.

Три бедствия – потоп, пожары и ураганы.

Восемь напастей – потоп, пожары, войны, мор, иссякание источников питьевой воды, холод, жара, междоусобицы.

Пять ароматов – ароматы пяти различных растений: гвоздики, стиракса, ямбозы и т. д.

Славословие Чхоёну

Лик и образ отца, лик и образ отца Чхоёна!Голова утопает в цветах и склонилась от тяжести этой.О, как лоб твой велик! – это знак твоего долголетья;Длинны брови твои, как мохнатые брови шансяна;Широки твои очи, словно ты на любимую смотришь;Глубоки твои уши, затем что все слышишь на свете,И румяней твой лик, чем на солнце согревшийся персик.Ты в раздутые ноздри все пять ароматов вдыхаешь.И разверсты уста, словно рот твой червонцами полон;Белоснежные зубы твои, как глазурь или белая яшма;Подбородок вперед выдается, затем что ты счастлив и славен,Рамена твои никнут под грузом волшебных сокровищ;Руки кротко легли, совершивши благие деянья.Грудь в морщинах являет премудрость свою и отвагу;Лоно полно твое – ведь владеешь ты всем в преизбытке.Перетянуты чресла твой ярко-алой повязкой;Ноги длинны твои, благоденствия мира участник,И ступни широки оттого, что весь мир исходили.

Вопрошение

А и кто такого создал?А и кто такого создал?Без иголки и без ниток,Без иголки и без ниток.Создал кто отца Чхоёна?Страшного такого создал?Все роды – числом двенадцать –Сотворили нам Чхоёна.

Призыв беса лихорадки

Веячжи, Мот и Нонни!Мне обувь завяжите, –А то проклятье вам!

Песня Чхоёна

По столице под луноюДо рассвета прогулял я,В дом придя, взглянул на ложе,Вижу там две пары ног.Две ноги жены любимой.Ну а две другие – чьи?

Подхват песни

Вот тебя Чхоён увидитИ, как мясо, искрошит.

Возглас беса лихорадки

Обещаю я Чхоёну десять тысяч золотых,Обещаю я Чхоёну семь сокровищ подарить.

Возглас Чхоёна

Не надо мне тысячи золотых,Не надо семи сокровищ!Поймайте мне лихоманку.

Восклицание беса лихорадки

О, горы, о долы! За тысячу лиЗапрячьте меня от Чхоёна! –Так изрек он, умоляя, –бес великий лихорадки.

Согён Пёльгок {3}

Поет девушка, которую бросил любимый. Он покидает Согён, где остается его возлюбленная. А она, стоя на берегу реки Тэдонган, по которой уезжает неверный юноша, слагает песню.

3

Согён Пёльгок.

Согён – буквально «Западная столица» – древнее название Пхеньяна. Город стоит на реке Тэдонган.

Пёльгок – название стихотворного жанра.

Сонгён – древнее название Сеула. Малый Сонгён – Пхеньян.

Жемчуг, упав, ачжилька… – Жемчуг – символ мужчины; нить, на которую он нанизан, – символ женщины. С нитью сравнивается верность женщины.

I

Девушка готова бросить все, уехать вместе с милым, чтобы только не разлучаться с ним.

Город Согён – ачжилька,Город Согён – столица.Ви, туоронсон, таринтири!Этот нарядный город –Малый Сонгён люблю я.Ви, туоронсон, таринтири!Лучше, чем разлучитьсяС тобою, Согён я брошу.Ви, туоронсон, таринтири!Если меня ты любишь,Пойду за тобой повсюду.Ви, туоронсон, таринтири!

II

Девушка понимает, что это неосуществимо, и тогда душу ее охватывает другое чувство: пусть он уезжает, но она останется вечно верна милому.

Жемчуг, упав, ачжилька,Вдребезги разобьется.Ви, туоронсон, таринтири!Но не порвется нитка,На которой жемчуг нанизан.Ви, туоронсон, таринтири!Будь тысячу лет, ачжилька,

Конец ознакомительного фрагмента.