Коричневые башмаки с набережной Вольтера

И вдруг во тьме мелькнула искорка – слабая, едва уловимая, будто вдали пропорхнул светлячок. В голове – нет, в сердце – Амадея заиграла музыка, выученная наизусть, музыка, ни одной ноты которой не смогли стереть из его памяти даже два года заточения в каменном мешке без книг, без писем, без пера и бумаги. Тогда, в тюрьме, он декламировал – тоже наизусть – поэмы Ронсара, отрывки из «Опытов» Монтеня и прозу, жившую в его воспоминаниях. Все, что он знал наизусть – лишь то, что он знал наизусть , – связывало его с миром и свободой.

Сейчас в памяти всплыли строки:

Поиски Средины Мира Завершатся где-то рядом. Там под сводом галереи Муж стоял вооруженный, Некогда стоял на страже…

Амадей понял, что ухватил наконец путеводную нить. Теперь надо было основательно все обдумать.

– Сможет ли расшифровать текст тот, кто им завладеет? Даже если кому-то это удастся, толку ему от того не будет, он лишь навлечет на себя превеликие беды, милый мой Грипмино. Уж я-то знаю, о чем говорю, и, черт возьми, готов на все и даже на большее, чтобы источник исчез навеки. Двух жертв достаточно. Одиночество невыносимо – ни друзей, ни семьи… Ах, семья, дружище Грипмино, семья – это самое восхитительное изобретение человечества. Какая удача, что потомки Луи Пелетье не разорили и не уничтожили сокровища, накопленные их предком, прежде всего этот дневник, который на меня с неба свалился! Несомненно, под именем Провидение во благо тех, кто посвящает себя поискам драгоценных документов, действует сообщество смертных, по доброй или злой случайности привязанных к одному генеалогическому древу. Семья, Грипмино! Да здравствует семья!

В небольшом эльзасском городке Гебвиллере проживало некогда семейство Шварцев. Это было весьма добродетельное семейство, которое усердно увеличивало число эльзасцев и распространяло их по белу свету <…> рассылая малышей и в Париж, и в провинцию, и за границу. <…> И держу пари, что в Европе не найдется ни одного городишка с двумя тысячами душ населения, где бы не было по меньшей мере одного Шварца [58] !

Пока Амадей размышлял над записками Луи Пелетье, Виктор Легри рассеянно читал «Черные мантии». Когда он вернулся домой, все спали: Алиса на спине, закинув два сжатых кулачка на подушку в расшитой наволочке; Кошка – свернувшись клубком и прижавшись к ножке девочки; Таша – беспокойно, ворочаясь и постанывая во сне. Виктор заметил на тумбочке выпуск «Авроры». Стало быть, жена в курсе событий. Он почувствовал себя виноватым, ведь сегодня снова сбежал из дома под выдуманным предлогом, бросив ее одну. «Нет, это всё из-за Эфросиньи!»

58

Отрывок из романа Поля Феваля «Черные мантии». Здесь и далее цит. в пер. Н. Смирнова, Н. Свистунова, Е. Морозовой. – Примеч. пер.

Виктор отложил книгу и посмотрел на своих любимых девочек. Какое счастье чувствовать себя живым от того, что жизнь наполнена смыслом! Он взял книгу и тихо вышел из спальни, прикрыв за собой дверь. В фотолаборатории было тепло – Таша позаботилась растопить печку. Виктор устроился в кресле с потертой обивкой, снял обувь, водрузил ноги на стул и продолжил чтение

…не найдется ни одного городишка с двумя тысячами душ населения, где бы не было по меньшей мере одного Шварца!

В 1825 году в Кане жили два представителя этой славной фамилии: некий комиссар полиции, добропорядочный ловкач…

Он захлопнул книгу – никак не удавалось сосредоточиться. Два события сегодняшнего дня не давали ему покоя. Вспышка ненависти мадам де Салиньяк потрясла Виктора до глубины души. Может, стоило ответить ей тем же? Он вдруг подумал о дочери. Таша еврейка – значит, и Алиса тоже… «Нельзя сдаваться! Пусть графиня плетет интриги – у нас демократия, я буду защищаться, и Кэндзи меня поддержит!»

Но еще больше взволновал его визит в дом покойной Филомены Лакарель. Женщину убили, когда она чистила котел для варки варенья… Хорошо хоть чудом удалось спасти «Трактат о конфитюрах»… «Надо бы попросить Эфросинью показать мне вторую книжку в таком же переплете, которую она получила по ошибке».

Виктор вскочил и принялся мерить шагами помещение.

– Разбитое окно… – бормотал он себе под нос. – Пропавшие горшочки с конфитюром и один держатель для книг. Обрывок красной бечевки… – Он замер. – Бечевка! Кто-то совсем недавно говорил мне о бечевке в связи с каким-то убийством… Жозеф!

Конечно, Жозеф с его манией собирать газетные заметки на всякие леденящие душу темы. «Убит надомный книготорговец, – сказал он. – Его примотали бечевкой к стулу и истыкали ножом. Вы с ним, случайно, не были знакомы?»

Разрозненные факты подозрительно напоминали фрагменты единой мозаики, детали одного ребуса – так бывало в начале всех его прошлых расследований.

Во дворе загремели мусорные баки, вернув Виктора к реальности.

– Вздор!

Ему неожиданно вспомнилась Северина Бомон. Хорошая получится фотография! Пожилая букинистка вяжет синий шарф, и на нем уже вырисовывается какой-то узор – вроде бы морской якорь. Она стоит рядом со складным брезентовым стулом, на ней длинное пальто шоколадного цвета, темные боты. Ей лет шестьдесят. Изможденное, худое, словно вырубленное топором лицо, морщинки по уголкам светлых глаз, седые волосы выбиваются из-под шляпки с пожелтевшими кружевами. И еще у нее совсем детская улыбка. Вот что труднее всего будет передать на фотопортретах, которые он задумал сделать на набережных Сены, – особое выражение .

Всплывший в сознании образ мертвой Филомены Лакарель, лежащей на кафельном полу собственной кухни, нарушил мысли Виктора о работе.

Задача оказалась сложнее, чем представлялось поначалу. Чтобы отделить голову от окоченевшего тела, пришлось потрудиться, и тут очень пригодился один инструмент, который чудом удалось раздобыть, – еще одна удача!

Коричневые башмаки от усердия привстали на цыпочки. Последнее усилие – и дело сделано.

Так, с этим покончено. Осталось только доставить голову и туловище куда задумано. Три дня вынужденной отсрочки, три дня в ожидании случая, три дня труп провалялся в конфитюре. Только бы удача не отвернулась и сегодняшней ночной доставке никто не помешал…

Занималась заря. На полу виднелись кровавые пятна – нужно все вычистить. Упаковать в два тюка засахаренное мясо с костями. Бесшумно покинуть с ними квартиру. Запереть дверь.

Только мышка, угрызавшая корочку швейцарского сыра на драконьем дворе, видела, как мимо прошмыгнули коричневые башмаки следом за тележкой. На тележке темнели два мешка неопределенной формы, большой и маленький.

Глава восьмая

Пятница, 14 января

Забывчивость Виктора была прискорбна, но не удивительна. Такое же небрежение со стороны Айрис, обожаемой супруги, Жозеф принял безропотно – бедняжка совсем закрутилась в заботах о детях, Артур плохо спал ночью, и глава семейства сам был слишком обеспокоен тем, как бы у малыша не начался жар, чтобы расстраиваться из-за равнодушия домашних к собственной персоне. Но с тем, что именно в этот день приступ амнезии случился у родной матушки, он смириться не мог. А крестный, человек, заменивший ему отца? У крестного тоже провал в памяти! Почти все воспоминания раннего детства у Жозефа были связаны с Фюльбером Ботье. Этот эрудит и умница привил ему любовь к книгам, объяснил, что такое тираж и выходные сведения, научил обращать внимание на издателя, год выхода из печати, качество бумаги и переплета. Затемненные очки, пышные усы и уютный круглый животик Фюльбера внушали Жозефу доверие, он знал, что это надежный друг, на которого всегда можно рассчитывать. Кто первым поддержал безутешную Эфросинью, когда умер Габен Пиньо, кто взял на себя все хлопоты о похоронах, кто оплатил погребение по третьему разряду и устроил поминки, созвав соседей-букинистов с набережной Вольтера? Фюльбер, конечно же Фюльбер. Жозеф даже подозревал, что он пытался робко ухаживать за Эфросиньей, а отказ принял с достоинством, не затаив обиды в сердце.

«И вот пожалуйста, глядите на него – совершенно меня игнорирует! – кипятился Жозеф, слоняясь по набережной Вольтера. – А Виктор занят своим распрекрасным Перо! Не в обиду обоим будет сказано, но стопка журналов, любезно и безвозмездно предоставленных лавкой „Эльзевир“, не сделает из комиссара букиниста – его ящики как были наполовину пусты, такими и остались. Минуточку, а о чем это они там шепчутся, заговорщики доморощенные?»

Виктор отвел Рауля Перо в сторонку.

– Сегодня утром я не решился вас побеспокоить – знал, что вы заняты…