Коричневые тени в Полесье. Белоруссия 1941-1945
Шрифт:
Во-вторых, на всех хозяйственных должностях в батальоне находились немецкие унтер-офицеры, которые обворовывали белорусских солдат. Доходило до того, что сам главный референт БНС по военным вопросам Франц Кушель несколько раз наблюдал такие случаи. По этой причине командир батальона также имел частые столкновения с белорусскими офицерами, наиболее неуступчивым из которых был командир 2-й роты лейтенант Мазур — человек очень амбициозный и импульсивный. В конце концов, дело закончилось тем, что Мазур исчез при загадочных обстоятельствах. Однако среди его сослуживцев ходили слухи, что его расстреляла СД{242}.
В-третьих, командир батальона очень тенденциозно оценивал боевые заслуги белорусских офицеров, тем самым противопоставляя их немецким унтер-офицерам. В результате такое отношение привело к открытому бунту, который случился при следующих обстоятельствах. Начальник Вилейского СД СС-оберштурмфюрер Граве наехал на
В конце июня 1944 года началось отступление немецких войск из Белоруссии, и 13-й батальон получил приказ отходить из Вилейки на запад. По дороге к нему присоединялись подразделения, которые ранее были отделены и несли службу в других округах. В это время отношения между командиром батальона и офицерами-белорусами становились все хуже и хуже и, в конце концов, стали невыносимыми. Немецкие офицеры были полными хозяевами положения во всех подразделениях. Это привело к тому, что, находясь в Августове (Польша), лейтенант Антон Бандык поднял свою роту (150 человек) по тревоге и отказался подчиняться немцам. Видя это, к мятежникам присоединились лейтенанты Иваницкий, Дрозд и Мохарт и, отделившись от батальона, ушли в лес.
Двое последних, однако, передумали и на следующий день вернулись. Выйдя из леса, они присоединились к колонне беженцев, в которой находился отец лейтенанта Мохарта. Здесь их и нашел патруль (два немецких офицера и белорусский унтер-офицер), которые были посланы для поимки дезертиров. Не будет преувеличением сказать, что после этого судьба двух молодых лейтенантов, которые были настолько беспечны, что даже не сняли военную форму, была предрешена. В условиях войны и не могло быть иначе. Они были арестованы и расстреляны на следующий день белорусским унтер-офицером, который, чтобы выслужиться перед немцами, исполнил роль палача{244}. По мнению Кушеля, эти офицеры не имели намерения нарушить присягу. К такому шагу их вынудило только неадекватное отношение со стороны немцев. Об этом свидетельствует тот факт, что они вернулись обратно и продолжили отступление на запад в колонне беженцев. Однако командир батальона рассудил иначе. Кроме Мохарта и Дрозда в руки к немцам попало еще несколько унтер-офицеров и рядовых, которые отстали от мятежников. С ними немцы расправились на месте{245}.
После этого инцидента командир батальона отстранил от исполнения своих обязанностей всех белорусских офицеров и отдал им последний приказ: следовать в распоряжение командования РОА. Получив железнодорожные билеты, большинство так и сделало. Только трое из них — лейтенанты Сасукевич, Кушнирович и Клинцевич — вместо частей РОА приехали в Берлин, где поступили в распоряжение БЦР и были зачислены в 1-й Кадровый батальон БКА, речь о котором пойдет ниже. Они-то и рассказали Францу Кушелю о тех событиях, которые произойти в Авгусгове во время отступления.
Оставшиеся без своих офицеров солдаты батальона были собраны в районе местечка Альбертсдорф (Восточная Пруссия). Здесь их в октябре 1944 года и посетил Кушель, который был очень обеспокоен рассказом белорусских офицеров. Командир одной из рот, немецкий СС-гауптштурмфюрер, очень обрадовался приезду эмиссара БЦР и попросил его поднять боевой дух личного состава батальона, который очень упал. На вопрос Кушеля, как это могло произойти и почему в ротах нет белорусских офицеров, немец дал невразумительный ответ. Как и в предыдущих конфликтах, он обвинил во всем белорусов, которые не хотели подчиняться немецким инструкторам. Чтобы выяснить истинное положение дел в батальоне, Кушель, с согласия немецкого руководства, собрал его личный состав и обратился к нему с речью. В последующем затем разговоре с белорусскими солдатами и унтер-офицерами выяснилось, что больше всего они желают возвращения своих офицеров и просят в лице Кушеля весь БЦР приложить максимум усилий для этого. Однако просьба эта так и осталась невыполненной.
В этот период в батальоне еще оставалось около 600 человек. Однако немецкое командование вновь решило разделить его на роты и рассредоточить по всей Германии, в результате чего:
• одна рота (85 человек) оказалась в Лебрехсдорфе;
•
одна рота (89 человек) оказалась в Нихачеве;• две роты (260 человек) оказались в Лесляу;
• одна рота (112 человек) оказалась в Триесте (?);
• один взвод (21 человек) оказался в Берлине{246}.
Позднее, в декабре 1944 — январе 1945 года, эти подразделения батальона были включены в состав 1-й Белорусской гренадерской бригады войск СС, речь о которой пойдет ниже.
В принципе, на этом можно было бы поставить точку в истории 13-го белорусского батальона. Однако рассказ о нем будет неполным, если мы не вспомним о судьбе лейтенанта Антона Бандыка и тех людей, которым все-таки удалось уйти с ним в Августовские леса. По версии современных белорусских историков Сергея Ерша и Юрия Грибовского, они не пропали без вести, а создали националистический партизанский отряд, с целью развернуть в дальнейшем боевые действия в тылу наступающей Красной Армии. Тем не менее этот отряд действовал самостоятельно очень недолго. Так, из документов польской Армии Крайовой (отчет отряда 1-го уланского полка от 25 февраля 1945 года) известно, что 14 июля 1944 года на его сторону перешла группа бывших «белорусских эсэсовцев» — примерно 4 офицера, 19 унтер-офицеров и 90 рядовых. Интересно, что поляки в своем отчете поспешили поставить себе в заслугу этот переход. Якобы в данном случае сработали листовки АК!? Поверить в это трудно. Как мы уже убедились, мятеж в батальоне произошел в конце июня, а к полякам люди Бандыка перешли только через две недели. Вероятнее всего, белорусы встретились с ними уже в лесу.
Поляки приняли формирование Бандыка, но не оставили его самостоятельной боевой единицей. На основе этой неполной роты был сформирован отряд «Шчапа» под командованием подпоручика Станислава Кота. Теперь новый отряд состоял из 60 человек и действовал в районах Саенек — Августов и Балинка — Кольница — Августов. Так как люди Бандыка были довольно хорошо подготовлены, руководство АК кинуло их в бой буквально уже на следующий день — 15 июля. Из документов известно, что в этот день отряд «Шчапа» разоружил пост немецкой железнодорожной охраны на станции Саенек, захватив оружие, боеприпасы и 7 пленных. В тот же день партизаны сделали засаду на шоссе Саенек — Липск, в результате чего им удалось уничтожить четыре немецкие автомашины. О том. что эти операции были действительно удачными, свидетельствует тот факт, что ни белорусы, ни поляки не понесли никаких потерь и вполне благополучно отошли на свою лесную базу. В дальнейшем, после того как вышел приказ о расформировании АК, все партизаны этого отряда были демобилизованы и распущены по домам.
Эти документы в целом проливают свет на судьбу мятежной роты 13-го белорусского батальона. Но не до конца. До сих пор неизвестна судьба самого лейтенанта Антона Бандыка и остальных (более чем полусотни) бывших белорусских эсэсэовцев. На этот счет есть несколько версий. Либо поляки раскидали их по другим отрядам, либо они вернулись обратно к немцам, как лейтенанты Мохарт и Дрозд, либо, что тоже весьма вероятно, оставшиеся белорусские солдаты и офицеры стали организованным порядком пробираться в восточную Белоруссию. Как бы то ни было, каждая из этих версий имеет одинаковое право на существование. С уверенностью можно сказать только об одном: возможность присоединения к советским партизанам бывшие добровольцы СД даже не рассматривали{247}.
Следует сказать, что 13-й батальон не являлся единственной частью, созданной под эгидой СД. Так, в 1943 году было организовано еще одно подобное формирование — рота, несшая охрану Калдычевского лагеря, находившегося в ведении Барановичского СД. В последнем, кстати, также имели место недоразумения между немецким кадровым персоналом и белорусскими добровольцами, которые хорошо характеризуют их взаимоотношения. Начальником лагеря являлся СС-штурманн Ёрн, которому подчинялся командир белорусской роты лейтенант С. Бобка. По свидетельству последнего, уже только то, что «этот примитивный человек с одной лычкой [51] » имел над ними и всем лагерем такую власть, очень раздражало белорусов. К тому же Ёрн часто вмешивался во внутреннюю жизнь роты и публично, даже перед заключенными, бил полицейских. Однако, как выяснилось, делал он это не потому, что был самодуром или садистом, каких, как мы видели выше, было достаточно. Как известно, в добровольческие формирования шли служить разные люди. Не была исключением и эта рота СД. Думая, что им теперь все позволено, некоторые из ее членов издевались над заключенными, в большинстве своем евреями. Ёрн же являлся типичным немецким службистом и не терпел беспорядка и своеволия {248} .
51
Одна лычка — знак различия на петлице СС-штурманна.