Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

– А вот и оладушки, - встрепенулась Лида, осторожно отставляя Алёнушку, и поставила на тарелке на стол горку аппетитных серых оладий. – Правда, холодные, но с горячим чаем хорошо пойдут. – Она налила и добавила к оладьям стакан горячущего чая. – Он у нас с мятой, заваристый и душистый, веселит и успокаивает. Пейте, Володя, кушайте на здоровье. Ой! – приятно было смотреть, как она всплёскивает полными руками, округляя при этом выразительные добрые глаза, - а джем? Совсем забыла.

– Не надо, - отказался великовозрастный сынок, с удовольствием наблюдая за хлопотами очень молодой матери, - я люблю его только в пирожках.

Лида звонко рассмеялась, и все, даже дети, заулыбались, счастливые тем, что родственнику полегчало. Но прежде, чем подойти к столу, он подошёл к Шнырю, скромно у порога отиравшему спиной стену, взял за плечи, вгляделся любовно, обнял, прижал к себе впалую грудь, сызмальства прогнутую несоразмерными взрослыми мужскими заботами, горячо и искренне поблагодарил:

– Спасибо тебе, брат Пётр. Век не забуду, до конца жизни должник.

– Да ладно, чё ты? – уклонялся парень, не привычный к телячьим нежностям. – Пацанов жалко стало. А Шатрова окочурилась от тифа, - разом объяснил быстрое и неожиданное появление втроём.

– Хватит вам, - опять вмешался старший, - ещё успеете выяснить отношения.

– Остаёшься? – радостно догадался Владимир.

– Уже уговорились, - подтвердил хозяин.

Можно было и приняться за чай. Он привычно уселся на привычное место за знакомым столом, будто и не было панического бегства, отхлебнул чаю, откусил оладушка, глубоко и освобождённо вздохнул. Улыбнулся, оглядывая всех. Так приятно быть в центре внимания, он и не помнит, когда такое было раньше, пожалуй - у Марины, но не то и не так.

Немчин принёс из комнат два стула – один для Зоси, другой для себя, Шнырь устроился на пороге, подперев несчастный стояк, все уселись и притихли, тактично не обращая внимания на хлюпающего чаем героя: внимающий зал подготовился и замер в ожидании повествования. А рассказчик лихорадочно собирался с прыгающими из одного времени в другое мыслями, не зная, с чего начать и что сказать, чтобы не выглядеть чересчур жалким и сентиментальным. Однако, начал, и пошло на удивление легко и гладко, словно оживая, самому стало интересно и даже не верилось, что это было. Рассказывал о том, как встретились немец Виктор и русская Варя, как родился мальчик Витя, и мать с сыном стали изгоями, как забрали Варю, и он нашёл Витю у трупа бабушки, узнал об убийстве Вари. Рассказал о встрече с Шатровыми и предательстве Кулика…

– Тот самый? – жёстко перебил комиссар.

– Тот, - подтвердил Владимир.

Рассказал о подвиге Горбовой, узнавшей новые имена и адрес увезённых малышей, о её трагической смерти… Ещё многое не рассказал, не разрешая себе останавливаться на деталях и оценке событий, но и без того лица слушателей стали сумрачными и сосредоточенными, а жалостливая Лида откровенно плакала, роняя крупные слёзы на руки, безвольно опущенные на колени. Даже Зося, не по-девичьи жёсткая и волевая, без бабских, как она считала, сантиментов, сидела с покрасневшими от боли и печали глазами, пристально и страстно вглядываясь в того, кого считала мямлей, недостойным шеренги героев-революционеров.

– Несчастные сиротки, - почти простонала Лида, утирая слёзы и тяжело, с надрывом, вздыхая.

– Да-а-а, доста-а-а-лось, - согласился Немчин. – Ничего, у новых родителей оживут, возьмут своё.

А те, которых жалели, не ведая взрослых переживаний, уселись на пол у щедрой корзины, усердно грызли молочными зубами красивые и вкусные шары и, радуясь забаве, катали их друг другу. На фоне раскиданных райских яблок они, беленькие и воздушные, казались ангелами с мещанской лубочной картины, принёсшими безмятежность, согласие и любовь в настрадавшийся дом.

– Это невозмо-о-жно! – голос железной Зоси дрогнул, а расширенные глаза неотрывно и недоверчиво глядели на развеселившихся малышей. – Такого даже в книгах нет.

– В книгах много чего нет из того, что есть в жизни, - глухо обронил потрёпанный жизнью комиссар, и его голубые девичьи глаза потемнели от тяжких воспоминаний о человечьей подлости. – Сироткин – твой родственник? – вдруг спросил, казалось бы, ни к селу, ни к городу.

Зося вся вспыхнула, сразу вспомнив подзабытые не книжные истории дяди и тёти, отвернулась и ничего не ответила.

А комиссар и не ждал ответа: он давно привык не получать их, внятных и правдивых, на свои ясные и прямые вопросы, заданные бывшим товарищам по партии.

Начавшую было сгущаться атмосферу разрядил Шнырь. Он встал с порога и задумчиво, разгладив мальчишеские черты лица, огрубевшие от уголовщины, табака и пьянства, произнёс мечтательным голосом, заставив всех обернуться:

– Может, и у меня не своя фамилия… я тоже из детского дома…может, и меня родственники ищут, а новой фамилии не знают…

Владимир быстро поднялся, подошёл к нему, осторожно минуя детей, положил братскую руку на плечо.

– Мы обязательно узнаем твою настоящую фамилию и обязательно найдём родственников, верь мне, брат Петька.

Шнырь смущённо шмыгнул носом, опустил голову.

– Да я – так…

– Вот что, - взял инициативу в свои руки комиссар, не дав никому расхлюпиться, - детишки сильно ослаблены и запуганы, того и гляди занедужат. – Он обращался к Владимиру, и тот понял, о чём пойдёт речь. – Им нужен постоянный материнский уход, и никто, кроме Лидуши, его не даст. Да и я, - Сергей Иванович невесело усмехнулся, - с некоторых пор перешёл в разряд наблюдателей жизни, так что постоянно буду на подхвате. Куда тебе с ними, неустроенному, с длительными командировками и без женщины? Загубишь! Короче, - он повысил голос, перейдя к самому существенному, - мы забираем детей себе, и не спорь! – остановил поднятой рукой встрепенувшегося в протесте несостоятельного отца. – У тебя ещё будут, а мы малость припозднились с Лидой, нам они в самый срок. Ну, а если у нас свои родятся, дай бог, - Лида стыдливо отошла к кухонному столику, - то, слово коммуниста, все будут одинаково родными. Не беспокойся, - остановил рукой Владимира, хотевшего сказать, что им будет трудно, что он обязательно будет помогать материально, - вырастим и воспитаем как надо, стыда за них не будет. Я всё это говорю для случая, если ты вдруг захочешь уйти от нас – жениться, - комиссар стрельнул быстрым взглядом в порозовевшую, внимательно слушающую, Зосю, - или надоедим. А лучше нам вместе, одной семьёй, так, Лидушка?

– Господи! – тихо воскликнула Лида. – Да я всей душой!

Комиссар прав – лучшего варианта для детей не придумать. Владимир и сам совсем недавно мечтал о нём. И самому, напоминая, кто они и как появились, рядом быть ни к чему. Старички добры, и не следует эгоистично использовать бескорыстную доброту. Но сразу согласиться на очевидное предложение как-то неудобно, могут подумать, что он спешит избавиться от обузы.

– Поживём – увидим, - пробормотал неопределённо, не показывая глаз.

– Вот и прекрасно, - заключил настоящий, достойный отец детей, - время всё расставит по своим местам, ты прав.

– Лидия Николаевна, что делать-то? – поднялась со стула противница кухни, подходя к новоиспечённой матери.

Та тихо плакала, не в силах сдержать радостных слёз.

– Сначала мы с тобой накормим и уложим спать ребятишек, - еле выговорила она. – Если бы ты знала, какая я счастливая! – и, не сдержавшись, поцеловала девушку в щёку, а та, смягчаясь, улыбнулась неприхотливому женскому счастью.