Корни камня

Он запнулся и замолчал.

Кто-то хмыкнул. Зашевелились, заговорили и в Ратуше, и здесь, в зале.

— Они явились к нам сами, — пояснил предатель-Барракуда.

Тихонько засмеялся Саня. Ивар удивленно глянул на него — Саня всхлипнул и зажал себе рот ладонью.

— Ты что?! — прошептал Ивар свирепо.

— Довольно, — отрезал Командор. — Господин Кай Коваль, командование Города предписывает вам в течение шестидесяти секунд сдаться и выдать детей. За ними уже отправляется транспорт; только полное повиновение при аресте может смягчить вашу нелегкую участь… Вина каждого из ваших сторонников будет оцениваться отдельно… когда они предстанут перед трибуналом.

Ивар подпрыгнул на месте. Отец не мог бы сказать лучше.

— Тигарда судит только суд тигардов, — тихо, но веско уронил Барракуда. — Других судей мы не признаем.

— А вы многословны, Коваль, — ледяным тоном заметила Регина.

— Я все сказал и прерываю связь, — Командор отступил, будто собираясь уходить; в Ратуше зашевелились, захлопали креслами, кто-то устремился прочь…

— Одну минуту, — сказал Барракуда. От того, КАК он это сказал, у Ивара мороз продрал по коже. Даже Командор Онов остановился, и замерла Ратуша, и затих зал.

— Вы не совсем поняли меня, Командор, — тихо сказал Барракуда. — Не совсем правильно поняли. Я показал вам ваших детей не только для того, чтобы вы мило побеседовали с ними. Я показал их для того, чтобы вы знали: один неверный шаг и вы потеряете их.

Стало так тихо, что Ивар удивился — почему все-таки стучит в ушах, если сердце расположено совсем в другом месте?

— Один неверный шаг, Командор, — Барракуда, как бы невзначай, шагнул к Ивару и опустил ему руку на плечо, — и вы никогда их больше не увидите. Посмотрите хорошенько — вы действительно хотите этого?

— Кай, — хрипло прошептала Регина. — Это… безумие. Это… нельзя, ты что?!

Глаза Командора, холодные хищные глаза, сжались в щелочки:

— Господин Коваль, вы отдаете себе отчет? За такое карают СМЕРТЬЮ!

Ивар попытался стряхнуть ненавистную руку и тут же вскрикнул — длинные пальцы впились в его плечо, будто железная лапа манипулятора. Лицо Командора на экране стало серым:

— Отпусти ребенка, ты!!

— Он в моей власти, — как-то ровно, безжизненно отозвался Барракуда. — Пойми это, Онов: ОН В МОЕЙ ВЛАСТИ!

Слезы, уже не сдерживаемые, залили Ивару глаза; в мути их растворилась Регина, пропала Ратуша, пропал зал, и только отец, только застывшее, как воск, лицо отца…

Нет, сейчас он скажет им. Он сейчас приедет, как обещал, он заберет…

Губы Командора шевельнулись — но никто не услышал ни звука.

— Выдержка, Онов, — уронил Барракуда. — Выдержка, здравый смысл… Я не шучу. Клянусь Камнем, я пойду до конца. Решай.

— Забери нас!.. — крикнул Ивар. Нет, ему показалось, что крикнул. На самом деле — прошептал.

Губы Онова шевельнулись опять:

— Чего ты, сволочь, хочешь?

Шум в Ратуше. Железные пальцы освободили наконец Иварово плечо:

— Мы уйдем, и Город не будет нам препятствовать. Более того — он предоставит нам материалы и оборудование по списку… — Барракуда кивнул кому-то за пультом монитора. Регина и Командор одновременно обернулись к маленькому, запестревшему строчками почтовому экрану.

…Слишком много слез для одного дня. Слишком много, но как удержаться, когда мир вокруг трещит по швам, разлезается, виснет неопрятными лоскутами… Ивар перестал понимать происходящее. Отец — вот он, почему же он не прикрикнет на Барракуду, не прикажет ему, не велит… Зачем какие-то разбирательства, эти белые строчки на темно-синем полотне монитора?..

Регина все еще читала, по-детски шевеля губами, когда Командор медленно выпрямился:

— Это немыслимые условия.

— Это условия нашего выживания, — отозвался Барракуда серьезно. — Нашего и наших будущих детей. Считайте, что это наша доля в имуществе Города, нам ведь что-то да принадлежит?!

Мысли Ивара, неповоротливые, как размокшие сухари, долго-долго вертелись вокруг одного слова, пока, много раз повторяемое, оно не теряло смысл: доля… доля… имущество… будто торги… торговля…

— Выполнение этих условий, — голос Регины звонко отдавался в ушах, — резко ослабит Город и сделает его уязвимым.

— Мы тоже уязвимы, — это Барракуда, от голоса его болью ухало в затылке, — и рискуем не в меньшей, а в большей степени…

— Ваш риск — ваше дело, — глухой голос отца. — А Город был до вас… И, надеюсь, благополучно вас переживет…

Ивар встряхнулся. Нельзя раскисать, на него смотрят люди. Он поднял голову и попытался вникнуть в смысл разговора.

— Список надлежит пересмотреть… — это попыталась бороться Регина.

— Я не торгуюсь… — бросил Барракуда устало. — Мои условия вам известны.

— Я превращу тебя в пыль, — процедил Онов сквозь зубы.

— Вместе с ними, — Барракуда кивнул на мальчиков.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и ослабевшему Ивару казалось, что он видит натянувшуюся в воздухе, болезненно дрожащую струну.

— Предоставление таких средств… требует времени, — проговорил Командор еще глуше. — Я желаю забрать детей немедленно.

Ивар длинно всхлипнул. Отец их не оставит!..

— Обмен, — проронил Барракуда. — Только натуральный обмен.

— Хорошо, — Ивар видел, как дернулась над стоячим воротничком белая отцова шея. — Через десять… нет, восемь часов вам будет доставлена первая партия… Все, что мы можем дать немедленно, приблизительно половина. Я заберу детей.

— Вторая половина?

— Мое слово.

— Нет. Слишком велики ставки. Через восемь часов заберете одного мальчика, по окончательном расчете — другого…

Ивар ощутил, как слабеют колени.

— Хорошо, — медленно согласился отец. — Я заберу младшего.

Ивар почувствовал пожатие брата. Почти нежное.

— Нет, — ровно сказал Барракуда. — Ивар останется с нами. Первым обменяем Саню.

Темно. Темно; издалека, как сквозь вату, слышатся голоса:

— Ребенок… Маленький… Гуманность… Милосердие…

Это женский голос. Наверное, Регина. И в ответ другой, тянущийся, как горячая резина:

— О ребенке позаботятся… В ваших интересах… ускорить поставки…

— Нет…