Корнюшон и Рылейка нос к носу со змеей
Шрифт:
«Далось ему это приличное общество, – подумал Корнюшон. – И вообще, что это такое? Интересно, можно ли нас с мамой и папой считать этим самым обществом? А тётю Рылейку?» Но задать свои вопросы вслух он так и не решился.
Рылейка, заметив, с каким любопытством он осматривает её богатства, сказала:
– Так-так-так. Нравится? Не стесняйся, подходи, смотри. Почитай что-нибудь, если захочешь. – Потом она закончила возиться с цветком и заметила: – Что и говорить, не каждому повезёт иметь отцом капитана корабля.
– А ваш был капитаном?
– Он обошёл на своём фрегате «Рапира» все моря и океаны вдоль и поперёк. Был во всех больших и малых портах. Знал тридцать языков и всегда говорил правду.
– А
– Как и все настоящие моряки, отправился плавать по Млечному Пути.
– А разве по нему можно плавать?
– Конечно! Когда какой-нибудь капитан на своём бриге или фрегате исплавает все уголки на земле, он может найти тайную протоку, которая выведет его на Млечный Путь. И тогда он отправляется в новое путешествие. Об этом знает любая морская чайка. Правда, – она наклонилась к племяннику и тихо добавила, – они не всем про это рассказывают.
После ужина Рылейка привела Корнюшона в маленькую уютную комнату с большим окном. Возле окна стоял старый, но ещё крепкий диванчик. На углах его, там где ткань обивки вытирается быстрее всего, виднелись аккуратные заплатки. Когда мальчик присел на него, пружины заскрипели, словно замурлыкал большой ласковый кот.
– Здесь ты будешь спать, – сказала Рылейка. – Спокойной ночи.
Дверь за ней закрылась. Корнюшон разделся, выключил свет и нырнул под одеяло. Когда он уже почти засыпал, послышалось лёгкое покашливание и чей-то голос тихо спросил:
– Ты ещё не уснул, малыш?
Мальчик открыл глаза и испуганно посмотрел по сторонам.
– Не пугайся, пожалуйста. Это всего лишь я, старый диван, на котором ты лежишь. Но если тебе не хочется разговаривать, то спи, спи.
Корнюшон стал уже понемногу привыкать к тому, что любая вещь в тётином доме может заговорить, зашевелиться, а то и вовсе пуститься вскачь, возомнив себя конём.
– Нет, – сказал он, – я ещё не сплю.
Диван поскрипел, словно прокашлялся.
– Могу я узнать, как тебя зовут?
– Да, конечно. Меня зовут Корнюшон.
– А Иррра – твоя мама? Так?
– Так.
– А отец – Птолемей?
– Ага, – согласился Корнюшон и, вспомнив, что говорить «ага» не очень то вежливо, исправился: – То есть да.
– Ты не стесняйся, – сказал диван, поскрипывая пружинами и колыхаясь под мальчиком, словно надувной матрас на волнах. – «Ага» тоже слово, не хуже других. Когда Рылейка была маленькая, – пустился он в воспоминания, – она постоянно говорила «ага». В школе её ругали за это, а вот капитан Гхор никогда не поправлял её, а только громко и раскатисто смеялся. Как сейчас помню, бывало, скачет она вокруг своего отца на одной ноге и кричит: «Ага-ага-ага!», а тот, подняв голову к потолку, хохочет, так что чашки на полках звенят. Он ведь огромный был, как гора. А Рылейка – маленькая совсем, и когда Гхор её себе на плечо сажал, там место ещё для пяти таких Рылеек оставалось. Он души в ней не чаял. По вечерам перед сном истории ей рассказывал. О кораблях, о путешествиях, о приключениях, что с ним в морях случались. Я ещё помню кое-что и, если хочешь, могу рассказать.
– Я хочу, – поспешно заверил его Корнюшон.
– Хорошо, – сказал диван.
И начал рассказывать о кораблях, которые блуждают по океанам, брошенные командой неизвестно когда и неизвестно почему; о землях, где живут существа, у которых есть только тень и нет тела; о морских звёздах, которые, будучи выброшенными на берег, стонут так, что у тех, кто их слышит, разрываются сердца; о сияющих рыбах, разгоняющих мрак и превращающих океан в светящиеся поля; о весенних дождях, смывающих с человека кожу, так что несколько минут он видит и чувствует всё вокруг как часть своего тела, а потом обрастает новой кожей; о лесах, пробыв в которых больше положенного срока, начинаешь превращаться в дерево; о камнях,
заснув на которых, будешь спать три года и узнаешь все тайны мира; о деревьях, чьи опадающие листья вспыхивают в ночи и озаряют окрестности; о лепестках вишнёвых цветов, которые запутываются в волосах и отнимают память, оставляя только радость; о рыбе с человечьим лицом и седой бородой, от взгляда которой сходят с ума; о зыбучих песках, что превращают грубые камни в алмазы, но увидеть их могут только те, кто утонул в зыбучих песках; о заунывных и прекрасных песнях морских дев…Корнюшон слушал эти невероятные истории и думал: «Это всё неправда. Конечно, неправда… Не бывает так. Но это так интересно, что пусть он рассказывает ещё и ещё».
А потом он уснул, и всю ночь ему снились волшебные сны.
Глава третья,
в которой происходит битва с жуками-дровосеками
Рылейка разбудила его на рассвете. Она потрясла его за плечо, но Корнюшон, как это часто бывает с детьми, не проснулся. Тогда тётя решительно посадила его на постели и встревоженным голосом сказала:
– Хватит спать. Нам предстоят серьёзные дела.
Корнюшон открыл глаза, зевнул. С трудом сполз с дивана и, путаясь в рукавах и штанинах, стал одеваться. «Какие серьёзные дела могут быть в такую рань?» – недоумевал он про себя. На кухне тётя поставила перед ним тарелку с геркулесовой кашей и, пока он ел, стала рассказывать о причине переполоха.
Оказалось, что каждое утро Рылейка забирается на самую макушку клёна, смотрит оттуда на небо, нюхает ветер и слушает пение птиц, чтобы понять, какая будет погода. Так поступила она и сегодня.
Выяснив, что погода будет хорошая, с приятным восточным ветром, она стала спускаться обратно. И когда до её домика оставалось уже совсем немного, она наткнулась на отряд жуков-дровосеков. Они деловито бегали и шевелили длиннющими усами, будто вынюхивали что-то.
– Это разведчики, – уверенно заявила Рылейка племяннику. – Я не первый год тут живу, знаю. Если мы их сегодня-завтра не прогоним, через неделю они сюда целое войско приведут. Сейчас их немного – всего два десятка, а потом набегут целые тысячи. Начнут клён грызть, могут и совсем его погубить. Но если мы сейчас этим разведчикам поддадим как следует, они потом к нам идти побоятся. Понимаешь?
Корнюшон кивнул.
– Но как же мы с ними справимся? – спросил он.
– Очень просто. Шпагами. Ты умеешь драться на шпагах?
– Нет, – признался мальчик.
Если быть совсем честным, то Корнюшон вообще не умел драться. И это часто осложняло ему жизнь, ведь давно известно, что все хулиганы и задиры – люди трусливые, а потому нападают только на тех, кто не может дать им сдачи.
– Ха! – воскликнула Рылейка. – Плохо! Чему вас только в школах учат? Ладно, ты не бойся, я тебя научу. Тем более что тебе достаточно просто уметь размахивать шпагой и ничего не отрубить себе при этом. Но сегодняшний день, похоже, потерян.
Рылейка сняла со стены две шпаги. Одну побольше – для себя, другую поменьше и полегче – для Корнюшона. У той шпаги, что она взяла себе, рукоятка была светлой, будто отполированной. Видно, тётя часто брала её в руки.
Свою шпагу Рылейка отложила в сторону и принялась внимательно осматривать оружие, приготовленное для племянника. Она взвесила её в руке, потом несколько раз со свистом рассекла воздух перед собой. На стальном клинке зажглись искорки от восходящего солнца. Вид у тёти был боевой.