Король-Демон
Шрифт:
Взревев от ярости, Амбойна начал водить руками, читая новое заклинание. Меня затошнило. В небе над головой столкнулись могучие ветры. Ловец крыс, пошатнувшись, схватился за бок, стараясь удержаться на ногах. Вздрогнув, словно от невидимого удара, он попятился назад, и уланы застонали: мы были обречены.
Но в это мгновение ловец крыс распрямил плечи и заговорил мягким голосом провидицы Синаит:
О коротышка,
Полный ненависти!
Ты не признаешь закона,
Ты служишь злу.
Есть ли кто-нибудь,
Кто замолвит за тебя слово?
Ловец крыс остановился,
Умирающий голос,
Мертвый голос -
Это осталось в прошлом.
Нет никого, Жалкий коротышка.
Я спрашиваю Ахархела,
Но нет никого.
Ни Варума,
Ни Шахрийи,
Ни Джакини,
Ни Элиота,
Ни Воды,
Ни Огня,
Ни Земли,
Ни Воздуха.
Нет никого.
Нет никого, кроме Нее.
Я не могу называть Ее по имени.
Она встретит тебя с распростертыми объятиями,
Она укроет тебя,
Она примет тебя к себе,
Она вернет тебя на Колесо.
Ловец крыс взял ландграфа Молиса Амбойну двумя пальцами, и тот вдруг снова стал обычного размера. Воплощение Синаит поднесло каллианца к лицу, с любопытством разглядывая его, как будто перед ним было какое-то неизвестное насекомое. Амбойна ругался и вырывался, но ничего не мог поделать. Наконец ловец крыс презрительно бросил его. Но ландграф не растаял в воздухе; перевернувшись в полете несколько раз, он ударился о каменные плиты, и его тело лопнуло, словно перезрелая дыня.
Какое-то мгновение каллиоты стояли, затаив дыхание; наконец из сотен глоток вырвался стон отчаяния.
– В атаку! – крикнул я.
Мои нумантийцы бросились вперед, сметая все на своем пути. Лишь немногие из каллианцев пытались сопротивляться, да и то когда оказывались припертыми к стене. Большинство обратилось в беспорядочное бегство. Обезумевшие люди неслись, спотыкаясь и отталкивая друг друга. Мы убивали, убивали, убивали, пока наконец убивать уже было больше некого.
Я стоял в комнате, в которой никогда раньше не бывал, расположенной где-то в глубине замка, над трупом человека, пытавшегося защищаться с помощью сабли, но не имевшего понятия, как с ней обращаться, и не понимал, как я сюда попал. Убедившись, что мой противник мертв, я отправился назад в центральный двор.
Встретивший меня капитан Ласта, командир моих уланов, вытянулся в струнку.
– Замок полностью очищен, сэр.
– Хорошо, – сказал я. – Теперь мы должны найти принца Рейферна.
Ласта начал было что-то говорить, но осекся.
– Сэр, пойдемте со мной.
Труп принца Рейферна был распростерт на полу у входа в тронную залу. Возле его правой руки валялся меч, а вокруг лежали тела пятерых убитых каллианцев. Следом за мной подошли Синаит и домициус Биканер.
– Он храбро сражался и умер достойно для торговца, – заметил домициус.
– Он умер достойно, – поправил его я.
Но после случившейся катастрофы слова были бесполезны.
– Хорошо, – сказал император, выслушав мой доклад. Его голос звучал ровно, лицо, глядевшее на меня из Чаши Ясновидения, оставалось спокойным. – Ты будешь замещать принца-регента.
– Слушаюсь, ваше величество.
– Вопрос о том, можно ли было спасти жизнь моего брата, отложим на будущее. Я пришлю тебе дальнейшие строгие и четкие указания, а также войска, чтобы обеспечить их выполнение.
Но три задачи требуют незамедлительного решения.
Во-первых, ты сказал, что, воспользовавшись всеобщим смятением, дочь Амбойны и остальные, захваченные в логове сына этого ублюдка-изменника, бежали. Я хочу, чтобы их всех поймали и предали смерти. Я определю способ казни и сообщу о нем через того, кого пришлю на смену Кутулу. Надеюсь, мой верный страж будет жить?– По крайней мере, так меня заверила провидица Синаит. От раны в голову он все еще находится в бреду, но со временем обязательно поправится. А ножевое ранение залечивается с помощью заклинания.
– Береги Кутулу как зеницу ока, – сказал император. – Как только он сможет тронуться в путь, пусть немедленно возвращается в Никею. Лучшие знахари страны позаботятся о том, чтобы его выздоровление было полным и как можно более быстрым.
А теперь вернемся к этим подлым каллианцам. Они сделали мне очень больно, и я хочу дать им понять всю глубину их проступка. Пусть твои отряды правосудия вновь пройдут по провинции. Они будут усилены пехотными подразделениями, которые прибудут в Каллио со дня на день. Я хочу, чтобы в каждом селении, в каждой деревне были казнены по два самых уважаемых человека. Если этих людей не удастся найти или каллианцы откажутся выдавать их, вместо них будут казнены по двадцать мужчин и женщин, а деревню предадут огню.
И последний приказ касается Полиситтарии, города, где свили свое логово змеи. Полиситтария перестанет существовать. Я пришлю специальный отряд рабочих, чтобы от города не осталось камня на камне. Земля будет перепахана и посыпана солью.
Каждый десятый житель будет казнен. Один из каждых десяти – мужчина, женщина или ребенок – будет убит. Способ казни не имеет значения. Всех остальных продадут в рабство. Ни одна семья не должна остаться ненаказанной. Те, кого раньше знали как жителей Полиситтарии, будут рассеяны по всем уголкам моего королевства, а их имена, как и название их родины, будут забыты.
Таковы мои приказания, трибун Дамастес а'Симабу. Приступай к выполнению.
Я предвидел, что император захочет наказать мятежную провинцию, но не ожидал от него такой жестокости. Я сделал глубокий вдох, собираясь с силами.
– Нет, мой император, я их не выполню.
– Что? – голос Тенедоса напомнил шипение разъяренной гадины.
– Эти приказания противоречат законам богов и людей. Я не могу подчиниться.
– Ты дал мне клятву в верности!
– Дал, – подтвердил я. – Девиз моей семьи: «Мы служим верно». Но ваши приказания исходят не от головы, а от сердца и по сути своей есть зло. А мой долг – по возможности хранить вас от зла. Вы сами давали клятву править мудро, на благо своего народа и не быть жестоким с подданными. После того как вы произнесли эти слова, я сам возложил вам на голову корону.
– Трибун, ты забываешься! Я император!
– Да, вы император, - сказал я. – Я подчинюсь любой вашей прихоти, даже если вы прикажете мне покончить с собой. Но эти приказания я выполнять не буду. Прошу прощения, ваше величество.
На висках императора забились жилки, а сжатые губы побелели.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Раз ты отказываешься мне повиноваться, я найду кого-нибудь более послушного. Ты освобожден от всех своих обязанностей, трибун Дамастес а'Симабу; я приказываю тебе немедленно возвращаться в Никею. Ты больше не имеешь права отдавать распоряжения никому из тех, кто был у тебя в подчинении. Это понятно?