Король и его королева
Шрифт:
А энергоприемник, что самое трагикомическое, не подпадает под действие закона «О запрещенной технике», поскольку давно уже переведен в разряд музейных экспонатов. Кто-то в свое время не подумал, что иные музейные экспонаты можно и сейчас использовать на всю катушку. Предстань Брашеро перед судом вот сию минуту, он с честнейшими глазами может утверждать, что построил агрегат исключительно для собственного употребления и удобства. Местнымего не показывал, наоборот, прятал подальше в глуши. Доказать, что это именно он построил систему «дорожных знаков», вряд ли возможно — наверняка он об этом позаботился. А прямыхдоказательств того, что он задумал некую грандиозную пакость, что он успел увеличить как минимум одну подлодку токеретов, опять-таки нет. Свидетелями могли бы стать Стахор с Эгле, но они неизвестно где. Ситуация,
А почему, собственно, Дракона?!
Сварогу внезапно пришла в голову столь великолепная идея, что он даже захохотал во всю глотку, несясь над горными вершинами.
Положительно, великолепная идея! Он летел и хохотал, не в силах остановиться, быть может, давая еще этим выход нешуточному нервному напряжению, в котором все посвященные в тайну пребывали в последнюю пару недель. Хорошо еще, что его летучая золотая свита, полностью лишенная и намека на эмоции, никак на этот чуточку истерический хохот не реагировала. Вот Мяус — тот, вполне возможно, принялся бы задавать вопросы, но его, слава богу, здесь нет.
Но ведь великолепная идея!!!
…В углу приемной, в низком мягком кресле, крепким сном спал профессор Марлок — вытянув ноги, чуть похрапывая.
— Умаялся до крайности, — сказал Канцлер тихо. — Мало того, что сутками напролет шарил по архивам, выискивая все, что касается микробиологии, еще и пришлось заниматься тем, что захватили у Хитрых Мастеров…
— Вы бы его положили где-нибудь… — так же тихо ответил Сварог.
— Не хочет, — развел руками Канцлер. — Упрям, как кидоратский бык. Собрался вздремнуть немного и вновь взяться за дело… Ладно, пойдемте.
Они вошли в кабинет Канцлера, выглядевший, как обычно — разве что на столе помещался какой-то накрытый синей материей предмет, а в углу стояло нечто непонятное, размером с небольшой сундук — переплетение сверкающих шестеренок, усыпанных разноцветными стеклянными призмами треугольников и ажурных полушарий.
— Что это? — кивнул Сварог на загадочный механизм.
— Представления не имею, — хмыкнул Канцлер. — И никто не имеет. Взято в Гартвейне в числе прочих диковинок, никто еще не пытался к ним подступиться,не до того… Давайте сразу к делу. Общий итог, надо сказать, неплох. Взято шестьдесят два человека обоего пола, не считая детей — ну, не оставлять же было их там без родителей, многие совсем малыши… Бургомистр Гартвейна, кстати, тоже оказался из них,и очень многие его сотрудники тоже. Примерно в половине мастерских сработали какие-то системы самоликвидации, но в остальных нам кое-что досталось, три комнаты приличных размеров забиты. Все… пленные помещены в такие условия, что освободить их не получится: манор постоянно в движении, перемещается по непредсказуемым орбитам, окружен целой эскадрой боевых кораблей… Знаете, ваш Вингельт оказался довольно-таки важной персоной. Наши там захватили и кое-какую переписку: Хитрые Мастера иногда проявляли удивительную беспечность… а впрочем, все из-за того, видимо, что они за тысячелетия привыкли к собственной неуловимости. Очень удачно, что в наших руках оказалась Анита Вингельт вместе с дочкой…
— Вы что, собираетесь ее… допрашивать? — хмуро спросил Сварог.
— У вас такое лицо, будто это вам крайне не по вкусу.
— Пожалуй…
Канцлер прищурился:
— Честное слово, лорд Сварог, сколько к вам ни присматриваюсь, не могу определить точно пределы и формы вашего гуманизма. Вы мне сами подробно рассказывали, как допрашивали Стахора… Можете ответить честно: если бы он все же стал запираться, ваши палачи, взявшиеся за Эгле, остановились бы?
После короткого напряженного молчания Сварог, отведя глаза, кроя себя в душе последними словами, буркнул:
— Нет. Я был обязан получить от них сведения…
— На вашем месте я поступил бы точно так же, — сказал Канцлер серьезно. — Но вот этот ваш причудливый гуманизм… Вы чертовски нелогичны. Королеву Эгле могли изнасиловать и использовать всевозможные палаческие приспособления. Это ничего. А вот допрашивать Аниту Вингельт с помощью аппаратуры, не причиняющей человеку ни малейшего вреда, кроме разве что головной боли на пару-тройку дней… Это плохо. Простите, но вы рассуждаете крайне нелогично.
— Сам знаю, — сказал Сварог, не поднимая глаз. —
Простите, Канцлер. У меня в последние дни голова идет кругом…— Ну, предположим, не у вас одного, — хмыкнул Канцлер. — Так вот, ни Аниту Вингельт, ни кого-то еще я и не собираюсь допрашивать с применением… технических средств. Пока что мои ребята наскоро провели чисто словесные допросы. Без малейших результатов — они все просто молчат. И тем не менее покая не буду пускать в ход технику. Не из гуманизма. Сейчас просто не до того. Есть дела посерьезнее. Только сегодня окончательно стало ясно, с чеммы имеем дело. Вы ведь непременно, как я, как многие, должны были ломать голову: а зачемБрашеро, собственно, все это затеял?
— Ломал, конечно, — сказал Сварог. — И мало-мальски убедительных версий у меня нет. Захватить власть на Харуме? Да зачем ему это, не тот человек… Свергнуть Яну и самому сесть на трон? Чепуха. Он достаточно умен, чтобы понимать: против него поднимутся все.Вы же сами мне как-то объясняли: лары никогда не станут подчиняться человеку со стороны, не имеющему отношения к императорской фамилии. Разве что он, как проделал это в Горроте, подыскал какую-нибудь марионетку из числа принцев крови… Но на кой черт ему трон? Судя по тем материалам, что я изучал, этот человек совершенно не должен стремиться к власти…
— Мы все тоже так полагали, — кивнул Канцлер. — До сегодняшнего дня все считали, что у него попросту нет психологической мотивации, вообще мотивов для захвата власти. А оказалось, мотив есть, он просто-напросто никому не пришел в голову… Все не так уж и сложно, лорд Сварог. Брашеро — не сам по себе. Это обширный заговор… точнее, переворот, подготавливаемый Магистериумом.
Ну, разумеется, не всем,не Магистериумом как таковым, но замешана изрядная часть его сотрудников. Мотив… Мотив, как у многих заговорщиков водится, чертовски благородный. В нашем случае — развитие научного познания. Ученых у нас не просто мало — катастрофически мало, из-за этого они лишены возможности развивать целые научные направления. Вы ведь, как начальник восьмого департамента, должны были читать кое-какие обзоры и аналитические записки о состоянии умов в Магистериуме?
— Конечно, — сказал Сварог. — У меня сложилось впечатление, что многие там, назовем вещи своими именами, люто ненавидят существующую систему. Им катастрофически не хватает научных кадров — а в это время сотни детей, выросши, становятся светскими бездельниками. Примерно так, если вкратце. Их это просто бесит.
— Вот именно, — сказал Канцлер. — И они, наконец, решили изменить ситуацию самым кардинальным образом. Императрицу предполагается надежно изолировать. Нас с вами… — он усмехнулся, — вот нас с вами, как людей для них крайне опасных, предполагается без затей прикончить. И бросить все силы на развитие науки. Мне попали в руки их программы… хотя, подозреваю, не все. Честно признаться, там есть и здравые мысли, и планы кое-каких реформ, которые и в самом деле не мешало бы провести. Но, в общем и целом… Как бы ни относиться к образу жизни Империи, вы, думаю, согласитесь, что тиранией ее назвать никак нельзя. А вот планы Магистериума как раз и предусматривают сущую тиранию. Оттого, что это будет тирания академиков и профессоров, ничуть не легче. Домашнее воспитание детей они собираются просто-напросто запретить. Все дети по достижении шестилетнего возраста изымаются у родителей и помещаются в закрытые учебные заведения, где им дают самое широкое образование в течение десяти лет. За это время выявляются способности каждого — и каждый будет обязанучиться дальше тому, к чему предрасположен.
— А если он ни к чему не предрасположен? — усмехнулся Сварог.
— Они и это предусмотрели, — серьезно сказал Канцлер. — В этом случае человека опять-таки не оставят в покое: низший технический персонал, лаборанты… Армию — распустить, потому что она, собственно, и ни к чему. Светскую жизнь оставить уделом старшего поколения — а всю молодежь, буквально всю загнатьв ряды служителей науки. Широко внедрить агентуру в земные университеты, чтобы выявлять подходящие для себя кадры, то же проделать на Сильване… Ну, а против родителей, которые не захотят отдавать детей, против всех, кто вообще воспротивится, предусмотрены, как они там деликатно выражаются, «самые решительные меры». Взрослые, черт уж с ними, пусть по-прежнему занимаются балами и увеселениями, все равно их число будет падать в силу естественных причин… а все поголовно дети, вся молодежь будет служить науке. Хотят они того или нет. Как вам такое будущее?