Король и Император

Шеф похлопал его по плечу.

– В следующий раз, когда решишь прыгать, предупреди нас. Человек-птица.

Он отвернулся, помахал рукой Хагбарту. Флот медленно двинулся на веслах в море, каждый впередсмотрящий высматривал на горизонте малейший признак вражеских галер или не менее опасных разведчиков под косым латинским парусом.

Ни следа. Хагбарт покашлял, задал главный вопрос:

– Государь? Какой курс взять? На юг и назад на базу?

Шеф покачал головой.

– Пойдем прямо в море, как можно дальше, насколько успеем зайти до полудня. Когда ветер стихнет и мы снова станем беспомощны. Я хочу, чтобы мы оказались в такой дали, где ни один христианский разведчик нас не найдет. Скоро они шеренгой проплывут вдоль берега. К тому времени мы должны скрыться за горизонтом.

– Военный совет в полдень, – добавил он. – Передай Бранду, чтобы поднялся к нам на борт.

Он повернулся, чтобы повесить свой гамак. После ночи, проведенной на кишащем клещами песке, многие люди были измотаны. Свободные от вахты на парусах и «вороньих гнездах» последовали примеру короля.

* * *

Спустя несколько часов Шеф и его советники собрались около передней катапульты «Победителя Фафнира» под навесом, прикрывающим палубу от лучей полуденного солнца. Король сидел на раме онагра. Вокруг сидели и лежали на палубе четыре жреца Пути: Торвин, Хагбарт, Скальдфинн и Ханд, а Бранд прислонился гигантской спиной к форштевню, увенчанному головой дракона. Подумав, Шеф решил опять позволить еврею Сулейману присутствовать на совете. В нескольких футах поодаль, с разрешением слушать, но не вмешиваться, пока не спросят, сидели на корточках Квикка и Озмод, приготовившиеся сообщить команде о принятом решении. Между ними с мрачным выражением лица стоял юный Мухатьях. Он почти ничего не понимал из того, что говорилось на принятой людьми Пути смеси английского и норвежского языков – ни тот, ни другой он не позаботился выучить за долгие недели, которые провел на корабле. Однако он мог пригодиться, чтобы ответить на какие-то вопросы.

– Отлично, – начал Шеф без лишних формальностей. – Вопрос только один: куда мы двинемся?

– Назад в Кордову, – тут же ответил Хагбарт. – Или, по меньшей мере, в устье Гвадалквивира. Сообщим халифу, что произошло. Он узнает об этом еще до нас, кому-то из арабов удалось уйти, но мы хотя бы заявим, что не спасались бегством.

– Однако нам придется сказать ему, что мы не смогли разбить греческий флот, – отзвался Шеф. – Эти мусульмане не любят неудачников. Особенно после того, как мы обещали победить.

– Но ведь идти нам больше некуда, – пробасил Бранд. – Пойдем на север – про нас сообщат грекам. Пойдем, как сейчас, еще дальше в море – что ж, говорят, там есть острова, но они в руках христиан. Они нас поймают. Но я согласен, что нет смысла возвращаться к халифу. Почему бы нам просто не отправиться восвояси? Может быть, по пути еще разживемся чем-нибудь. Пройдем через пролив в океан, поплывем домой, посмотрим, не найдется ли где несколько монеток, чтобы окупить расходы на путешествие. У христиан с французского побережья, – добавил он, взглянув на внимательно слушающего Сулеймана. – Если мы решим, что мы по-прежнему в союзе с халифом.

Шеф покачал головой.

– Нет. Даже если мы разбогатеем, мы вернемся домой без того, за чем пошли. Если ты не забыл, мы отправились в путь ради новых знаний. Я, по крайней мере. Ради знаний о полетах. А теперь еще и о греческом огне. Не забывай, если христианская империя научится его делать, в следующий раз мы можем встретиться с ним в Канале. Теперь мы не будем в безопасности даже дома.

– Нам больше некуда идти, – упрямо твердил Бранд. – Безопасно только двигаться, а не стоять на месте. Безопасных гаваней не осталось. Здесь, во Внутреннем море.

Все молчали, а корабль покачивался на тихой волне. Солнце палило, а команда растянулась на палубе, предаваясь таким малопривычным удовольствиям, как тепло и безделье. Корабельные кладовые были набиты съестными припасами и бочками с пресной водой. Беспокоиться не о чем, по крайней мере в ближайшее время. Тяжким грузом давила только необходимость принять решение. И англичане и викинги находились одинаково далеко от родины, их отделяли от нее полчища врагов; врагов и ненадежных союзников.

Молчание нарушил Сулейман. При этом он стал разматывать свой тюрбан, чего никогда не делал раньше.

– Вполне возможно, что я найду для вас безопасную гавань, – сказал он. – Как вы знаете, многие люди моего народа, евреи, живут под властью кордовского халифа. Но я вам не рассказывал, что есть еще другие – их тоже много, – на которых эта власть, скажем так, не совсем распространяется.

– На другом краю Внутреннего моря? – поинтересовался Шеф. – В стране, где был распят Христос, как бы ее ни называли?

Сулейман наконец размотал тюрбан и встряхнул длинными волосами. На голове у него оказалась маленькая круглая шапочка, по-видимому приколотая шпильками. Уголком глаза Шеф заметил, что юный Мухатьях привстал, но Квикка и Озмод не слишком нежно усадили его обратно. Происходило что-то, чего Шеф не понимал.

– Нет, – ответил Сулейман. – На этом краю. На севере, между королевством франков и Кордовским халифатом. Там, в горах, уже долгие годы живет мой народ вместе с людьми других религий. Они платят халифу налоги, но не всегда подчиняются ему. Думаю, вам там будут рады.

– Если это на севере, – сказал Бранд, – нам надо будет опасаться христиан, а не халифа.

Сулейман помотал головой:

– Горные тропы почти непроходимы, и у нас есть много крепостей. В любом случае, как сказала вчера вечером принцесса, у моего народа большой опыт жизни… в коридоре. Войска императора прошли там с нашего разрешения и не заходили в город. Императору пришлось бы много воевать, чтобы покорить наше княжество. Мы называем его Септимания, хотя живущие среди нас франки зовут его Руссильон. Отправимся в Септиманию. Там вы сможете познакомиться с новым вероучением.

– Почему ты предлагаешь нам это? – спросил Шеф.

Сулейман оглянулся на Свандис, стоявшую у борта вне пределов слышимости.

– Многие годы я был слугой Книги – Торы, и Талмуда, и даже Корана. А теперь вы – некоторые из вас – открыли для меня кое-что новое. Теперь я тоже разделяю вашу жажду знаний. Знаний не из книг.

Шеф перевел взгляд на все еще боровшегося Мухатьяха.

– Отпусти его, Квикка. – Шеф продолжал на самом простом арабском: – Мухатьях, что хочешь сказать, говори. Говори осторожно.

Освобожденный юноша мгновенно вскочил на ноги. Рукой он хватался за висевший на поясе кинжал, но Квикка и Озмод были начеку, готовые при необходимости снова сбить его с ног. Шеф заметил, что и Торвин вытащил молот, который всегда носил на поясе. Но Мухатьях выглядел слишком разъяренным, чтобы обращать внимание на угрозы. С дрожью в голосе он указывал на Сулеймана и ругался:

– Еврейский пес! Ты столько лет жрал хлеб халифа, и твой народ жил под его защитой. Теперь вы стараетесь сбежать, покинуть Шатт аль-Ислам, путь покорных воле Аллаха. Вы готовы якшаться с любым, словно портовая шлюха с провалившимся носом. Но берегитесь! Если вы собираетесь впустить христиан в Андалузию, они вам припомнят, что вы распяли их бога, – да падет проклятье Аллаха на тех, кто поклоняется рожденному в постели! А если ты собираешься связаться с этими, – Мухатьях обвел рукой вокруг, – помни, что они варвары, которые шляются по миру, будто засранные бараны, нынче здесь, а завтра там.

К Шефу и Скальдфинну обратились лица ожидавших перевода.

– Он назвал Сулеймана предателем, – пояснил Шеф. – О нас он тоже не слишком высокого мнения.

– Почему бы его просто не выбросить за борт? – поинтересовался Бранд.

Шеф надолго задумался, прежде чем ответить. Мухатьях, который не понял последней реплики, тем не менее о чем-то догадался по застывшему лицу Шефа и энергичному жесту Бранда. Он побледнел, заговорил было, остановился и попытался выглядеть хладнокровным.

Наконец заговорил Шеф: