Король и Злой Горбун

– Это его слова?

– Смысл такой.

Демин сердито засопел.

– Что происходит? – озаботился Гончаров.

– Нашу программу закатали на половину первого ночи, – пояснил я.

– Поздновато.

– Не то слово, – поддакнул я.

Гончаров вряд ли понимал до конца весь трагизм нашего положения, но что-то подсказывало ему, возможно, наш удрученный вид, что дело плохо.

– Пройдет всего несколько месяцев, и нас, то есть нашей программы, не будет, – сказал я ему.

– Как? – поразился Гончаров. – Совсем?

– Совсем.

– Это почему же?

– Сначала в нашу программу станут давать намного меньше, чем прежде, рекламы – кому же нужна реклама ночью, когда все спят? Потом и телеканал понизит закупочную цену нашей программы, и мы будем получать крохи – зачем телеканалу дорогая программа, если ее мало кто смотрит и рекламы почти нет? Меньше денег у нас – меньше возможностей, дорогие постановки мы уже не осилим, программа станет проще, выродится, и от нас уйдут последние почитатели. И тогда занавес опустится.

– Они это специально, – процедил сквозь зубы Демин.

До сих пор сидел, мрачно размышляя, и вот пришел к выводу.

– Все было подстроено. Ты смотри, Жень, как все складно: Боголюбов предлагает нам покровительство, мы против, тогда он решает нас раздавить, но просто так нас задвинуть невозможно, потому как неизбежен скандал, и они придумывают эту мульку с семью номинациями в «Телетриумфе». Мы-то, дураки, уши развесили, а эти ребята совсем не простаки. Прокатили нас на «Телетриумфе», и у них появился классный козырь – что это за программа, мол, «Вот так история!», они же пролетели, не взяв ни одного приза. И вот под этот шумок нас выдавливают в мертвый ночной эфир, зная, что скандала уже не будет, чуть что – они этим чертовым «Телетриумфом» прикроются.

– Вроде бы логично, – признал я. – Но не слишком ли ты демонизируешь Боголюбова?

– А ты не задумывался над тем, кому достались все призы?

Я пожал плечами, не понимая, о чем говорит Илья.

– Вот эти все программы, которые стали победителями в номинациях «Телетриумфа», они кому сейчас принадлежат? – сказал Демин и выразительно посмотрел на меня.

Я стал вспоминать, и мне вдруг открылось то, о чем Демин додумался раньше меня. Программы-победительницы были разные, очень разные, но все их объединяло одно.

– Черт побери! – пробормотал я, потрясенный столь удивительным открытием. – Это же все боголюбовские программы!

Конкурс как бизнес. Никакого соперничества, все призовые места стоят денег. Случайности исключены, за все заплачено. Лучшие программы – это те, которые из боголюбовского пакета. Все остальные умрут.

– Я же говорил! – сказал Гончаров. – Не надо было упрямиться! Надо было пойти к этому Боголюбову, поклониться…

Насчет поклониться – это он явно переборщил. Потому что Демин бешено завращал глазами и заорал:

– Я тебя сейчас по паркету маслом размажу, советчик! Я из тебя люля-кебаб без соли сделаю!

Я едва успел перехватить взбесившегося Демина, а иначе он запросто воплотил бы свои замыслы в жизнь. К счастью, и Гончаров оказался прытким дядькой, он легко соскочил с места и укрылся за столом. Оттуда, из безопасного, как ему представлялось, далека, он и донес до нас мысль о том, что обо всем этом думает:

– Тут прыгать нечего. Профукали передачу – теперь надо думать, как дальше жить.

23

В ночном клубе «Какаду» было сумрачно и шумно, но вечер еще только начинался, и потому чувствовалась какая-то незавершенность – присутствующие были недостаточно пьяны и девочки-стриптизерши еще не вышли на сцену.

Мы втроем – я, Демин и Светлана – устроились за угловым столиком, где было несуетно и тихо.

– Женя! – сказал мрачный Демин. – Или ты его выкинешь…

Я прекрасно понял, о ком он, но не подал вида.

– Он действует мне на нервы, и я в один не очень прекрасный день все-таки дам волю рукам.

– Ты о ком?

– О Гончарове! – буркнул Илья.

Светлана засмеялась.

– У тебя стойкая антипатия к нему, – определила она.

– Милая моя! Если человек приходит с улицы и с ослиной самоуверенностью начинает нас учить жизни – я нервничаю и плохо сплю!

– Он, конечно, своеобразный человек, – признал я очевидное. – Из тех, кого называют чудаками. Но, согласись, он иногда подбрасывает нам хорошие идеи.

– Например, пойти на поклон к Боголюбову.

– Речь не об этом, – поморщился я. – Согласись, он неплохо придумал с розыгрышем своих друзей детства. И если это легко снять…

– Чепуха! – перебил меня Демин. – Хочешь, скажу, отчего ты с этим Гончаровым носишься? Не из-за идей его, а из-за того, что вбил себе в башку, будто в чем-то виноват перед этим грузчиком. Его, видите ли, с работы из-за нас турнули. Черта лысого! Мы тут вовсе ни при чем, он сам влез в эту историю со своим дурацким удостоверением.

Демин потянулся ко мне через стол и сказал, глядя в глаза требовательно и сердито:

– Он долженуйти! Завтра же!

– Ты не прав, – вмешалась Светлана. – В штат мы, конечно, Гончарова не возьмем, но хотя бы один сюжет с ним отснимем.

– А там будет видно, – поддакнул я.

– Да я его за это время инвалидом сделаю, – сжал кулаки Илья. – Я на него уже смотреть спокойно не могу. Это мы еще сюжет с самолетом не сняли, а только после самолета идет гончаровский сюжет, и это столько дней, что всякое может случиться.

Гончаров просто попал под горячую руку. У нас были неприятности. Демин психовал, и ему нужен был объект, на который можно было бы выплеснуть накопившееся раздражение. Тут как раз поблизости очутился Гончаров. Если бы Гончаров к тому же поменьше открывал рот и не лез со своими дурацкими советами…

– В общем, так, – решил я. – Самолет отодвигаем на потом. Первым снимаем гончаровский сюжет.

Отснимем – и Гончарова пока что можно будет удалить со сцены. А там посмотрим.