Король казино

Отцы против Бурята не пойдут.

Как сказать... Отцы шума не любят.

Дорого будет стоить, Алик.

Не дороже того, что мы теряем.

Поговорить можно.

Поговори. Но после шухера.

Большой шухер будет. Чует мое сердце.

Подождем, — решил Городецкий, булькнул ко­ньяку в рюмки. — За то, что живы! Будь здоров!

Утром следующего дня, на глазах ошеломленных москвичей, в упор была расстреляна из автоматов ма­шина марки «ауди» с четырьмя парнями Бурята. Трое скончались мгновенно, четвертого увезли в клинику Склифософского. «Молоденькие-то какие, Господи- и...» — часто крестясь, бормотала какая-то бабка. «Раз­борка, — мрачно вымолвил стоявший рядом мужчи­на. — Так им, сукам, и надо!»

Бурят отнесся к трагедии спокойно, даже смиренно. «Антоша, прикажи ребяткам уйти из курятников. На­сиделись». — «Понял!» — «Хозяевам скажешь, чтобы платили азерам. Сомлел Ваня! Понос прошиб». — «По­нял!» — «И последнее. Мне необходимо знать каждый шаг Тофика. Баксов не жалей». — «Понял», — в третий раз повторил Антон, но уже довольно тускло. «Езжай».

Понаехавшие боевики Тофика были немало удивле­ны, когда, решительные и готовые на все, врывались они в казино и обнаруживали лишь улыбающихся вла­дельцев, официантов, франтоватых крупье и подобост­растных швейцаров. «Где эти шакалы?! — сверкал гла­зищами Джалал Мамед-оглы. Но «шакалов» и след простыл. Их не оказалось ни в одном казино, ни в одной гостинице, ни в одном ночном клубе. Помощ­ник Тофика ликовал, но самого Тофика взяло большое смущение. «Не похоже на Бурята, — частенько повто­рял он. — Не похоже. Не такой он человек. Говорить только на своем, родном языке. Поняли?» Но у Анто­на Маевского нашлись и знатоки азербайджанского. Денно и нощно прослушивали они азиатскую тарабар­щину, переданную через крохотные американские «жучки», которыми Антон щедро снабдил сговорчи­вых людишек из казино и ресторанов, тем более что людишки эти рисковали небесплатно. Прошла неде­ля, повалила другая. Снова запахло в злачных местах «травками», повеселели боевички, расправили крылыш­ки. Ваня терпеливо ждал. И он дождался. Знатоки отработали свой хлеб с маслом. В один из вечеров к Буряту ворвался возбужденный Антон. «Клюнуло! То ли сходняк, то ли сабантуй какой!» — «Где?» — «В квартире Джалала!» — «Когда?» — «Завтра в восемь!» — «Вот мы и дождались, Антоша, своего часа», — улыб­нулся Бурят.

Операция прошла без сучка и без задоринки. Бое­вики Бурята, рассредоточившись в разных местах воз­ле здания, где проживал Джалал, беспрепятственно пропустили в дом гостей, всю головку группировки Тофика Алиева, числом в пять человек, и ожидали лишь приказа для дальнейших действий. Бурят медлил, он ждал самого Тофика. Но ждал не только он. Томились в ожидании и гости, поглядывая на стол, богато устав­ленный закусками и бутылками с дорогим коньяком.

Подъехал! — раздался голос Сабира, стоящего на балконе.

Встретим шампанским! — предложил кто-то. За­хлопали пробки, полилось шампанское в высокие бока­лы. Все, как и положено при встрече с шефом, надели черные пиджаки, поправили галстуки, иные даже при­чесались. Рассчитав, что, пока шеф зайдет в подъезд, пока поднимется на лифте, пройдет не больше минуты, Джалал решил открыть дверь, не дожидаясь звонка. Гости прошли в просторный холл и, держа бокалы в руках, выстроились, словно на параде. Джалал распахнул дверь... Пятеро, стоявшие в холле, скошенные ав­томатными очередями, обливаясь кровью, рухнули все разом. Джалал, отброшенный дверью, успел вскочить, с диким ревом бросился в гостиную, где лежало ору­жие, но тут же и упал, прошитый пулями из трех ство­лов. Из лифта вышли Тофик и Ваня Бурят.

Убей меня, — сказал Тофик, глянув на окровав­ленные тела своих ближайших друзей.

Живи, — помолчав, ответил Бурят. — Если смо­жешь.

Убей, — повторил Тофик.

Подумай о живых. Срок — два часа. Мы уходим.

Хлопнула дверь, и Тофик остался наедине со свои­ми мертвыми товарищами.

Через два часа к подъездам дорогих злачных мест подкатили иномарки, из которых вышли парни, хоро­шо знакомые официантам и швейцарам. Заходили они в заведения, как к себе домой, уверенные, что встре­тят их если не цветами, то уж улыбками точно, пусть неискренними, заискивающими, но улыбками.

Лиле Федотовой не пришлось долго ломать голову над документами, изъятыми из фирмы Ефима Ароно­вича Фишкина. На память свою она никогда не обижалась и прекрасно помнила, что, будучи юрискон­сультом, не визировала бумаг ни по алмазным акци­ям, ни по судоремонтному заводу на Оке, а уж о подмосковных пионерских лагерях и говорить нечего. Но под документами-то стояла ее собственная подпись! И не на одном документе. Сколько она ни вглядыва­лась в буквы своей фамилии и знакомые закорючки, не могла ни к чему придраться, и если бы сейчас кто- либо спросил, точно ли она подписала бумаги, Лиля бы подтвердила. И она помчалась в криминалистичес­кую лабораторию. Экспертиза подтвердила фальшивость подписей, и Лиля помчалась к шефу, к Турецкому.

В кабинете, кроме хозяина, сидел Слава Грязнов.

И что? — просмотрев документы, спросил Ту­рецкий.

Хочу возбудить уголовное дело. Только что от экспертов-почерковедов. Подпись мне не принадлежит, за меня гады поработали — рисовали на документах мои подписи.

На кого? Я шлею в виду, против кого хочешь возбудить дело?

На вице-премьера.

Крутовато... Но возбуждай дело по факту зло­употреблений, а не против Стрельниковой, а не то ся­дешь в лужу.

Почему?

Да потому что она вице-премьер! Разве не ясно? В таких случаях без решения генерального и премье­ра не обойтись!

Но должны же мы как-то шевелиться!

Не горячись, Лиля, — сказал Турецкий. — Не пришло еще время. Не пришло. И доказательств фак­тически нет.

Как — нет? Дождемся, всю Россию с молотка купят, — понизила тон Лиля. — Взять эти же алмаз­ные акции. Не знаю, Бог, или какая-то другая выс­шая сила, или сама природа, не знаю, но кто-то идёт на помощь. В Архангельской, Новгородской областях, в Коми, в болотах, где лишь черти водятся, вдруг от­крывают залежи алмазов. Да каких! Голубых! И что же? Половина акций на разработку алмазов у амери­канских компаний, половина у воров типа Городецко­го и Фишкина!

Документик-то фирмы Фишкина, — глянув в бу­магу, сказал Грязнов. — А Фишкин, между прочим, срок отбывал за подделку денежных знаков.

Считаешь, его работа? — ткнул в подпись Ту­рецкий.

А для чего ему к варягам обращаться, если сам может?

Прихватишь?

Как скажешь.

На документах три подписи — Стрельниковой, Фишкина и Федотовой, — глянул на Лилю Турец­кий. — То бишь твоя. И доложу тебе, основная, право­вая, визирующая, предполагающая, как тебе извест­но, чистоту сделки.

Вы что, не слышали, Александр Борисович?

Предположим, возбудишь ты дело на вице-пре­мьера, — не обратив внимания на вопрос помощницы, продолжал Турецкий. — Что она предпримет? Пер­вое. Вообще на порог кабинета не пустит. Второе. По­бежит к своему шефу, а он просто премьер, без всяких вице. А тот куда? Возможно, к своему шефу. Задета честь мундира... Тот указ спустит вниз, как раз к на­шему генеральному.

А она у них есть, честь-то? — угрюмо перебила Лиля.

Все объяснят. И про честь, и про мундир, — ус­покоил юриста второго класса Турецкий. — Понимать надо. А шеф премьера кто? Правильно. Президент. Поднимет палец, и где она, юрист, следователь второ­го класса, Федотова? Была — и нету. Поимей в виду и то, что полковник ФСБ Павлов большой друг госпожи вице-премьера, о чем ты могла легко догадаться, ког­да любовалась фотографиями... А у Павлова шефы — тоже шибко влиятельная публика. И третье. — Турец­кий на мгновение задумался. — Лучше помолчу. Вот такой пока расклад.

Обращусь в суд, — вскипела Лиля, забирая бу­маги.

По поводу?

Защиты личного достоинства и гражданской чести.

И здесь не спеши, — посерьезнел Турецкий.

Я не хочу сидеть рядом с ними, с гадами этими, на скамье подсудимых, когда придет время. А оно придет.

Есть власть, которая называется четвертой, — СМИ. Средства массовой информации.

Я об этом как-то не подумала, — медленно про­говорила Лиля. — А ведь это ход и удар. И очень ре­шительный.

Необходимы верные люди.