Король крыс

— Он очень удобен, — подтвердил он, скрывая смущение.

— Я собираюсь завтракать. Хотите составить мне компанию?

— У меня только что был… завтрак… — осторожно ответил Марлоу.

— Вероятно, вы можете съесть еще что-нибудь, например, яйцо.

После этого Питер Марлоу не мог больше скрывать свое удивление и широко открыл глаза. Кинг улыбнулся и решил, что стоило пригласить его поесть, чтобы увидеть подобную реакцию. Он опустился на колени перед своей черной коробкой и осторожно отпер ее.

Ошеломленный Марлоу уставился на содержимое коробки. Полдюжины яиц, пакеты с кофейными зернами. Стеклянные банки с очень вкусными восточными сладостями. Бананы. По крайней мере фунт яванского табака. Десять или одиннадцать пачек «Куа». Стеклянная банка, полная риса. Другая банка с бобами. Масло. Много лакомств, завернутых в банановые листья. Он уже несколько лет не видел такого изобилия.

Кинг вынул масло, два яйца и запер коробку. Когда он оглянулся на Питера Марлоу, увидел, что глаза его снова стали настороженными, а лицо спокойным.

— Как вам подать яйцо? Поджарить?

— Мне кажется, будет нечестным, если я приму предложение. — Питеру было трудно говорить. — Я имею в виду, что вы не предлагаете яйца просто так.

Кинг улыбнулся. Это была добрая улыбка, и Питеру стало легче.

— Не думайте об этом. Отнесите это на счет «руки помощи из-за океана» — ленд-лиза.

Вспышка раздражения промелькнула на лице англичанина, мускулы его челюсти затвердели.

— В чем дело? — резко спросил Кинг.

— Ничего, — помолчав, ответил Марлоу. Он посмотрел на яйцо. Ему не полагалось яйца в течение шести дней. — Если вы считаете, что я не введу вас в расход, я хотел бы яичницу.

— Будет сделано, — сказал Кинг. Он понимал, что где-то допустил ошибку, потому что раздражение гостя было неподдельным. «Непонятные люди эти иностранцы, — думал он. — Никогда не знаешь, как они отреагируют». Он поставил электроплитку на стол и включил вилку в розетку.

— Здорово, а? — сказал он весело.

— Да.

— Это Макс собрал ее для меня, — сказал Кинг, кивая в сторону выхода.

Питер взглянул туда. Чувствуя, что на него смотрят. Макс поднял голову.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, — ответил Кинг. — Просто рассказываю ему, как ты сделал спираль для плитки.

— А! Она работает нормально?

— Конечно.

Питер встал и, высунувшись из окна, крикнул по-малайски:

— Я прошу тебя не ждать, увидимся завтра, Сулиман.

— Очень хорошо, туан, да будет мир с тобой.

— И с тобой тоже. — Питер улыбнулся и снова сел, а Сулиман ушел.

Кинг аккуратно разбил яйца и выпустил их содержимое в нагретое масло. Желток был яркого цвета, окружающее его желе брызгалось, потрескивало, и начало схватываться, и сразу же шипенье заполнило всю хижину. Эти звуки захватили умы, захватили сердца и вызвали выделение желудочного сока. Но никто ничего не сказал и ничего не сделал. Не считая Текса. Он заставил себя встать и уйти из хижины.

Многие, проходя по тропинке мимо, чувствовали этот аромат, и это вызывало новые приступы ненависти к Кингу. Запах потянулся вниз, по склону холма, и достиг хижины военной полиции. Грей и Мастерс сразу поняли, откуда он тянется.

Испытывая тошноту, Грей встал и пошел к двери. Он собирался обойти лагерь, чтобы не чувствовать этого запаха. Потом передумал и вернулся.

— Пошли, сержант, — сказал он. — Нанесем визит американцам. Сейчас самое время проверить то, что рассказывал Селларс.

— Хорошо, — сказал Мастерс, почти сломленный запахом.

— Чертов ублюдок мог бы по крайней мере готовить до завтрака, а не после, когда до обеда еще пять часов.

— Американцы сегодня во второй смене. Они еще не ели.

В американской хижине ее обитатели продолжали заниматься своими делами. Дино постарался заснуть, Курт продолжил шить, возобновилась игра в покер, а Миллер и Байрон Джонс III возобновили свою нескончаемую партию в шахматы. Но шипение яичницы разрушило душевное спокойствие, отчего Курт вогнал иголку себе в палец и грязно выругался, Дино утратил охоту спать, а Байрон Джонс III потрясенно наблюдал, как Миллер забрал его королеву паршивой пешкой.

— Господи, — сказал Байрон Джонс III, не обращаясь ни к кому, поперхнувшись. — Хотел бы я, чтобы пошел дождь.

Никто не ответил. Потому что никто ничего не слышал, кроме шипения и потрескивания.

Кинг был тоже сосредоточен. Он наблюдал за сковородой. Он гордился, что лучше него никто не может пожарить яичницу. По его мнению, яичница должна готовиться профессионалом, и быстро, хотя и не слишком.

Кинг оторвался от стряпни и улыбнулся Марлоу, но глаза последнего были прикованы к яйцам.

— Бог мой, — сказал он тихо, и это прозвучало, как молитва, а не как богохульство. — Так замечательно пахнет.

Кинг был доволен.

— Подождите, пока я кончу. И тогда поймете, что это самая растреклятая яичница, из всех, которые вы вообще когда-либо видели. — Он осторожно поперчил яйца, потом добавил соли. — Вам нравится готовить? — спросил он.

— Да, — ответил Питер Марлоу. Его собственный голос звучал совершенно незнакомо для него самого. — Для своей группы большую часть готовки делаю я.

— Как вам хочется, чтобы вас звали? Пит? Питер?

Питер Марлоу скрыл свое удивление. Только проверенные и верные друзья зовут тебя по имени, как еще можно тогда отличить друзей от просто знакомых? Он взглянул на Кинга, но увидел дружелюбное выражение его лица и, вопреки самому себе, сказал:

— Питер.

— Откуда вы родом? Где ваш дом?

«Вопросы, вопросы, — подумал Питер Марлоу. — Потом он захочет знать, женат ли я или сколько у меня на счету в банке». Любопытство подсказывало ему принять вызов Кинга, и он чуть ли не ругал самого себя за проявленный интерес. На него умиротворяюще действовало великолепие шипящей яичницы.

— Портчестер, — ответил он. — Это маленькая деревушка на южном побережье. В Хемпшире.

— Вы женаты, Питер?

— А вы?

— Нет. — Кинг продолжил бы, но яичница была готова. Он снял сковородку с плитки и кивнул Марлоу. — Тарелка сзади вас, — сказал он. Потом, очень гордый, добавил: — Взгляните сюда!

Это была лучшая яичница из тех, которые когда-либо видел Марлоу, поэтому он сделал Кингу самый большой комплимент, который мог позволить себе англичанин.

— Неплохо, — бесстрастно сказал он. — Я считаю, что совсем неплохо, — и взглянул на Кинга, сохраняя такое же безразличие на лице, как и в голосе, и тем самым подчеркивая похвалу.