Король серых
Шрифт:
— Разве ты меня оставил? — обратилась она к небесам, на которых не было и следа черной тени. — Где ты, птица или дьявол?
Пограничный мир вспыхнул пылающим солнцем. Тени испарились, точно утренняя роса в разгар лета.
Каллистра вскрикнула и отвлеклась. Траурный гудок растаял вдали, поезд-призрак возвращался назад, в область воспоминаний.
Открыв глаза, она увидела, что находится среди странного, неустойчивого пейзажа, где реальность яви боролась с миром сновидений. Здания вырастали из земли и, достигая небес, исчезали, отступая перед всхолмленным ландшафтом, похожим на негатив фотографии.
Ворон остановился прямо перед своей жертвой. Рассмеявшись довольным каркающим смехом, он изрек:
— Разрази меня гром! Опять мы вдвоем.
Каллистра попыталась придумать какую-нибудь уловку, чтобы отвлечь его внимание, а самой тем временем исчезнуть. Ей требовалось лишь мгновение. Пока он смотрел на нее, у Каллистры не было ни одного шанса. Его воля, его мощь намного превосходили ее собственные.
Оторвав взгляд от ворона, она вытаращенными глазами уставилась ему за спину, широко раскрыла рот и завопила:
— Арос! Нет! Не надо!
Фокус был старый, но дело происходило в царстве Серых, которые жили и дышали стариной, испытанными и проверенными штампами. Ворон резко повернулся назад, высматривая врага. Каллистра, не мешкая ни секунды, перенеслась прочь, подальше от разъяренной птицы.
Вернее, попыталась перенестись.
Черная птица вновь поймала глазами ее взгляд и отрывисто захохотала.
— Уже уходишь? Ой, вряд ли! Тебя я заполучил, и до твоего королька тоже скоро доберусь!
Лишенная других возможностей, Каллистра с вызовом встретила насмешливый взгляд Серого.
— Джеремию тебе больше не видать! Его нет со мной — и не было! Я научила его, как вырваться на свободу!
— Как это по-человечески. Ведь человеку свойственно ошибаться.
Ворон, казалось, ничуть не был обескуражен ее откровением. Каллистра отпрянула, вдруг испугавшись за смертного, который успел стать ей небезразличным. Джеремия вернулся в свой мир, иначе быть не может!
— Что ты хочешь сказать?
— Ты можешь привести лошадь к водопою, только вряд ли она потом найдет дорогу домой.
Запутанную речь ворона, хотя он был одной с ней породы, понять было трудно, но Каллистра была почти уверена, что уловила суть его причудливо составленной фразы. Ворон намекал, что Джеремия Тодтманн, оказавшись предоставленным самому себе, выбрал не путь, ведущий домой. Зачем? Этого Каллистра не могла себе объяснить. Он знал, зачем она с ним рассталась. Зачем ему было оставаться среди Серых, где его ждали только опасности?
Как она ни пыталась себя уговорить, но ощущение, что ворон говорит правду, не проходило. Если Джеремия все еще обретался в царстве теней, он был добычей для этого стервятника. Или для Ароса. На иную участь надежды у него не было, разве что…
— Давай заключим договор!
Явно заинтересованный ее импульсивным предложением, ворон описал круг и опустился ниже. Впервые Каллистра обратила внимание на сгущавшиеся вокруг тени, которые Джеремия справедливо назвал голодными. Тени были из самых черных, самых низменных снов человечества.
Ворон опустился на ветку, которой
не было, и склонил голову. Глаза его то вспыхивали белым пламенем, то тлели адскими красноватыми углями.— Говори. Говори теперь — или успокойся навеки.
— Ты жаждешь якорь только для себя, чтобы как раб он слушался тебя. — Каллистра, несмотря на свое смятение, невольно вздрогнула, произнеся рифму. Это всегда будет ей напоминать о том, кем был Джеремия и кем ей не быть никогда.
Птица склонила голову набок, но не произнесла ни слова.
Ободренная его молчанием, черноволосая красавица, почувствовав прилив воодушевления, продолжала:
— Этот король не для тебя. Его избрал Томас. А что, если тебе не с выбором чужим возиться, а выбрать своего? Того, кто будет править, повинуясь и слушая тебя лишь одного?
Может, молчание и золото, но сейчас Каллистра с радостью бы выменяла его на положительный ответ крылатого призрака. Он же только сидел склонив голову на несуществующей ветке и взирал на Каллистру с нескрываемым весельем. Каллистра не понимала, что его так забавляет. У ворона был такой вид, будто он знает что-то, чего не знает она. И все же он пока не отверг ее предложение. Надежда умирает последней.
— Если, как ты говоришь, человек все еще среди нас, позволь мне отправиться к нему и убедить его, чтобы он следовал твоим указаниям в поисках своего преемника. Выбери того, кого ты сочтешь лучшим, и пусть Джеремия Тодтманн отречется от трона в его пользу. Тогда ты получишь короля, которого хочешь, выбранного когтями твоими и отлитого по твоей модели.
Едва она произнесла это, тени начали отступать. Каллистра не знала, был это признак успеха или поражения. Ворон наклонил голову в другую сторону и смерил ее скептическим взглядом, точно пытался разглядеть в ней нечто, что поможет ему принять окончательное решение. Втайне даже от самой себя Каллистра продолжала молиться, чтобы Джеремии удалось спастись. Влияют ли эти молитвы на что-нибудь, ей было все равно. Молиться в минуту опасности — это очень по-человечески, верит человек во что-нибудь или нет, а потому так поступают и Серые.
— Любовь слепа.
Каллистра устремила исполненный недоумения взгляд на злобную птицу.
— А этот Тодтманн — мне угодный царь — последний будет смертный государь. — С этими словами ворон расправил крылья и взмыл в небо. — Удача приходит к тому, кто умеет ждать, о потерянное дитя. Скоро я получу, что мне причитается.
Каллистра по-прежнему не понимала и проклинала себя за это. Окажись на ее месте Арос, он бы понял… Впрочем, Арос никогда не оказался бы в такой переделке.
— Ваш Томас короля не выбирал; он имя произнес, что кто-то нашептал.
Кто-то нашептал? Нашептал? Выбор сделал за него другой? Ее глаза встретили боковой одноглазый взгляд ворона. Тот поклонился ей по-птичьи.
— Нет! — Она снова попыталась освободиться, но он был сильнее. Но она должна предупредить Ароса, найти Джеремию…
— Вот так-то, воробушек… — Он взмахнул крыльями и вознесся еще выше. Тени притаились где-то вдали, словно то, что происходило у них на глазах, как-то умерило их вечный голод. — Однако я вижу, ты все еще не веришь.