Король темных просторов
Шрифт:
— Мне нечем заплатить, — сказал лоцман.
Корчмарь что-то сердито буркнул, забирая кувшин. Раладан схватил его за руку и показал на завязанный на шее платок:
— Возьмешь?
Пиво снова появилось перед ним. Хозяин таверны наклонился, взял край мокрого платка двумя пальцами и стал внимательно разглядывать знаменитый дартанский шелк, вышитый серебряной нитью.
— Я хотел бы поесть. И комнату на ночь, — сказал Раладан, зная, что платок стоит втрое дороже. Он снял его с шеи и протянул корчмарю.
— Без обслуживания, — буркнул хозяин, не глядя на гостя.
Раладан кивнул, взял пиво и повернулся, опершись спиной о стойку. Неспешно глотая горькую жидкость, он окинул взглядом пеструю, шумную толпу. В углу зала за небольшим столиком какие-то люди
Служанка принесла пиво на средний стол. Она расставляла кувшины, склонившись над столом, и под расстегнутой рубашкой ее большие груди покачивались в ритме движений. Сидевший ближе всего подвыпивший детина сунул руку под рубашку и извлек их наружу, ко всеобщей радости. Служанка пискляво хихикала, расставляя последние кувшины; обвисшие, тяжелые сиськи почти лежали на столе. Кто-то похлопал девушку по округлому заду, но ее тут же оставили в покое, ибо донесшиеся с того места, где сидели солдаты, три глухих, тяжелых удара ногой о пол были хорошо известным сигналом, призывающим умерить свой пыл. Шлюх в таверне было в избытке, за полслитка серебра каждый мог получить что хотел. Служанке же полагалось разносить пиво. И ничего больше.
Корчмарь толкнул лоцмана под локоть; тот повернулся, взял миску с горячей говядиной, в которой, правда, было больше костей, чем мяса, и заменил пустой кувшин на полный.
— Последняя дверь, — бросил хозяин.
Раладан направился к лестнице, ведущей на второй этаж. По правой стороне темного и грязного коридора виднелись низкие двери — всего три комнаты, не считая большой общей, где спали на сене. Он вошел в последнюю, самую маленькую и грязную из всех, насколько он сумел понять в сером свете, падавшем через открытую дверь. Поставив миску на стол, он взял свечу, похоже обгрызенную мышами, и вышел, чтобы зажечь ее от стоявшей в стенной нише коптилки. Вскоре он уже сидел на короткой койке, ломая зубами кости, обгрызая их и высасывая мозг. Закончив есть, он толкнул раму и выбросил остатки за окно. В комнатку тут же ворвался ветер, свеча погасла. Проклиная в темноте все на свете, он снова закрыл окно, снова принес огня из коридора, после чего задвинул щеколду. Сняв мокрую одежду, он улегся на тощий матрас, натянув потрепанное, но сухое одеяло до самой шеи.
Теперь можно было и подумать.
Утром он проснулся уже с готовым планом действий. Одежда так и не высохла; поморщившись, он с трудом натянул ее на себя и выглянул в окно. Буря заканчивалась.
Здесь, в Ахелии, он располагал полной свободой действий. Демон знал, что делает, перенеся его каким-то образом к берегам Большой Агары. Мрачный остов сожженного корабля внешне выглядел порождением стихийной силы, но действиями его руководила не слепая ярость, но разум. Впервые лоцман подумал о том, сколь страшная сила этот призрак, появляющийся в нужное время и в нужном месте не только затем, чтобы сокрушать, но и затем, чтобы проводить в жизнь определенный план…
Раладан бегом спустился вниз. В большом зале было уже не столь тесно и шумно, как вечером, но народу все же оказалось довольно много. За стойкой стояла толстая уродливая баба, наверняка жена хозяина таверны. Он подошел к ней и облокотился на стойку.
— Кости есть? — спросил он.
Не говоря ни слова, она дала ему грязный, замызганный набор. Он отошел в угол и постучал по крышке стола.
— Сыграть хочешь?
Раладан кивнул, не поднимая взгляда, и расстегнул широкий с заклепками пояс.
— Серебра у меня нет, — сказал он. — Только этот пояс и сапоги, — он выставил ногу на середину зала, — таких ты наверняка никогда не видел. Шкура дартанского лося.
Сапоги выглядели не слишком поношенными, а пояс на рынке стоил бы пару слитков серебра. Поколебавшись, двое подсели к нему. Тот, что повыше, развязал грязную тряпку и высыпал около половины ее содержимого. Среди многочисленных медяков поблескивало несколько
серебряных слитков. Второй достал несколько мелких монет и широкий острый матросский нож.— Один к одному, — сказал он, кладя нож рядом с поясом.
Раладан кивнул.
Он не был до конца уверен, правильно ли поступает. Кости есть кости; он легко мог потерять пояс и сапоги, ничего не получив взамен, однако решил все же попытать счастья.
Они начали игру. Раладан быстро проиграл пояс владельцу ножа, но выиграл кое-что у его товарища. Тому явно не везло, кучка денег быстро таяла.
— Еще три захода, — сказал Раладан.
Обладатель иссякающего кошелька нахмурился:
— Не так быстро, братец.
Он опорожнил свой платок, выложив деньги на стол.
Игра продолжалась.
Раладан остался при сапогах, нескольких слитках серебра и большом количестве медяков. Больше всего выиграл товарищ высокого. Лоцман подумал, что лишь благодаря ему игра не закончилась потасовкой, как это обычно бывало. Он встал из-за стола и отдал кости хозяйке, добавив несколько медяков. Немного подумав, он спрятал серебро, а на остальное купил пива и вернулся к столу. Разозленный дылда бросил на него неприязненный взгляд. И он, и его приятель явно были не из пугливых, хотя и не походили на разбойников. Китобои? Лоцман знал, что именно такие скоро ему понадобятся.
Он поставил перед ними по кувшину и сел. Они удивленно смотрели на него.
— Скоро у меня будет серебро. Много серебра, — сказал Раладан. — В частности, благодаря вот этому. — Он показал свой выигрыш. — Мне нужно было кое-что для начала.
Они выжидающе молчали.
— Я вернусь вечером. Буду искать надежных людей. Дам заработать, но предупреждаю, что это работа не для молокососов.
— Чем пахнет? Трупом?
Он покачал головой:
— Нет, — и встал. — Мне нужны еще четверо. Вечером расскажу подробнее. Если решите, что дело того стоит, ждите меня.
Выйдя из таверны, он направился по серой улице в сторону восточной заставы. Год с лишним тому назад, когда он развлекался на Агарах — еще вместе с Раписом, — сразу за городской стеной, у восточных ворот, жил человек, занимавшийся в числе прочего сдачей внаем повозок и верховых лошадей. На Агарах лошадь была настоящей редкостью, десятка полтора держали для морской стражи и легиона, но мало кто имел собственного коня. Содержание их обходилось недешево, а ездить, собственно говоря, особенно никуда не приходилось. На Большой Агаре располагались всего два города, Ахелия и Арба; второй, находившийся в глубине острова, убогая дыра, состоял из полутора десятков домов, в которых жили вольные рудокопы, и жалких лачуг для узников и невольников, работавших на имперских медных рудниках. Делать там было особо нечего. Однако, если кто-то отправлялся в Арбу, он мог воспользоваться повозками, на которых перевозили руду на склады в Ахелии. Повозки эти возвращались пустыми, и за небольшую плату возницы брали пассажиров. Не брали они лишь грузов, экономя силы имперских волов.
Однако осенью, из-за отвратительной погоды, повозки ходили нерегулярно. Кроме того, Раладану приходилось спешить; хоть он и не считал себя хорошим наездником, но предпочитал нанять коня, а не тащиться целый день в повозке.
Хозяин четырех кляч, из которых две были гужевыми, а из двух оставшихся лишь одна заслуживала названия верховой лошади, при виде трех с половиной слитков серебра начал было причитать и жаловаться на судьбу, но в конце концов понял, что больше не получит, поскольку больше просто нет. Вскоре Раладан трясся на хребте невероятно костлявого жеребца, возраст которого недвусмысленно указывал на то, что конь этот наверняка предок всех лошадей Шерера. Кляча тащилась раза в два быстрее не самого проворного пешехода, и даже Раладан, при его довольно слабом знакомстве с лошадьми, все же понимал, что едет не рысью и не галопом, а неким странным сочетанием одного с другим. Когда он наконец добрался до Арбы, первым его желанием было прогнать лошадь на все четыре стороны. Однако он все же сдержался, хотя явно видел, что на обратном пути конь неминуемо падет замертво.