Король темных просторов

— Там одни лишь скалы, столько скал, что лишь безумец отважится идти туда на чем-либо крупнее челнока.

— Кто знает?.. — задумалась она.

— Нет, госпожа. Даже Демон не отправился бы туда без хорошего лоцмана. Впрочем, посмотри: эта бригантина наверняка идет не на Западную отмель.

— Может быть, у него был лоцман? — В ее голосе вновь зазвучало подозрение. — А Риолата… может быть, она специально запутывает следы. Она хитрая, Раладан.

— Ты меня слушаешь, госпожа? — Он продолжал спокойно объяснять: — В конце лета мы всегда отводили корабль в какое-нибудь укрытие. На борту оставался Тарес, иногда Эхаден, иногда я. И еще несколько матросов. Несколько раз оставался твой отец. Остальные еще до этого сходили на берег. У Южных островов мы бросали осенью якорь ровно пять раз: два раза у Западной отмели и три раза у Восточной. В каждом из этих мест капитан хотя бы раз был сам, вместе с четырьмя или пятью матросами. Не помню, чтобы я когда-либо еще видел кого-то из них…

Она вопросительно посмотрела на него.

— Обычно, хотя и не всегда, оставались те, кто больше не хотел выходить в море. Команда была уверена, что в конце осени они сошли на берег и отправились восвояси.

— А на самом деле?

— На самом деле они отправились на корм рыбам. Некоторые убежища использовались неоднократно, никто не должен был знать, где они находятся. В начале зимы команда снова собиралась в условленном месте. «Морской змей» приходил туда, ночью ненужные матросы шли за борт, а утром шлюпка плыла за теми, кто ждал на берегу. Так это примерно выглядело.

— Ты никогда прежде мне об этом не рассказывал.

— Ты никогда не спрашивала, госпожа.

Они посмотрели друг на друга. Разбитое лицо девушки выглядело просто ужасно, синяки потемнели.

— Однажды осенью, — продолжал лоцман, — твой отец рискнул, воспользовался хорошей погодой и спрятал сокровища на острове, у берегов которого стоял «Морской змей», или на одном из островков поблизости. Ему помогали те самые матросы, что оставались с ним.

— Это весьма ограничивает пространство для поисков.

— И да и нет. У Восточной отмели я бросал якорь лишь один раз, возле острова… в точности такого же, как тот, где мы находимся сейчас… Во время осеннего волнения просто невозможно пристать на шлюпке к этому утесу, верно? Тем более что наверняка было совершено несколько рейсов. Ведь Демон хотел спрятать сокровища, а не утопить… Это явно был другой остров.

— А на Западной отмели?

— На Западную отмель всегда вел корабль я. Один раз сам, в другой раз с капитаном и со всей командой. Мы просто бежали от имперской эскадры, это было в конце лета. Один фрегат разбился о скалы, второй мы захватили. Демон остался с троими или четверыми в укрытии, а Эхаден, Тарес, я и все остальные отправились дальше на том корабле. Его купил Броррок… Больше мы никогда не укрывали «Змея» в тех скалах. Зимой, когда капитан пришел за нами на Гарру, я решил, что это настоящее чудо.

— Почему?

— Я оставил ему карты и сам же еще их дополнил. Но что там карты… Обшивка была так повреждена, что вся команда латала ее две недели. В трюме набралось столько воды, что… Будь это другой корабль, не столь прочной конструкции… Думаешь, госпожа, твой отец спрятал бы сокровища там, куда не в состоянии добраться сам?

Лерена в душе с ним согласилась.

— Пожалуй, пора, Раладан, — сказала она.

Они осторожно начали спускаться туда, где их ждала шлюпка, затем переправились на корабль.

План их был прост: они собирались удостовериться, что Риолата действительно идет к Южным островам, после чего подстеречь ее на обратном пути. Первую часть плана они уже выполнили, относительно второй же у Лерены имелись серьезные сомнения. Раладан, однако, убеждал ее, что все получится. Впрочем, выбора у них не оставалось.

Если речь действительно шла о восточной группе островов и если Риолата собиралась возвращаться тем же путем (что вовсе не обязательно), они намеревались преградить ей путь в указанном лоцманом месте. Бригантина, конечно, легко могла уклониться от борьбы, поэтому ее должны были окружить быстрые, изворотливые лодки морских шакалов, как называли местных прибрежных пиратов. Раладан советовал нанять шесть или семь таких лодок, с чем не ожидалось хлопот, и пересадить на них часть команды «Звезды». В этих неглубоких, полных рифов и мелей, самых предательских водах Шерера даже изящная бригантина Риолаты не могла сравниться с плоскодонными челнами с десятью гребцами на каждом.

Но этих «если» набиралось столь много, что Лерена боялась даже предполагать, каковы, собственно, шансы на успех их, вернее, Раладана плана.

Однако ничего лучшего она придумать не могла. Раладан… Доверяла ли она ему? Что ж, пожалуй, больше, чем когда-либо, но все же не до конца. Она никому не доверяла — до конца. Но ему она очень хотела бы доверять.

Удивительный человек… Дитя моря. Перед встречей с Риолатой на Берегу Висельников он рассказал Лерене свою историю. Чудовища из глубин внезапно утратили для нее всякий интерес, таинственное происхождение Раладана занимало ее куда больше. Кем был этот лучший лоцман всех морей? Сыном торговца, а может быть, капитана корабля? Высокорожденным? Ведь он мог выступать в любой из этих ролей. Кем, кем он был? Она отдала бы полжизни, лишь бы это узнать.

Полжизни… Немного…

Ее постоянно мучила тщательно скрываемая боль, граничившая почти с отчаянием. В детстве она очень радовалась тому, что так быстро растет. Риолата тоже. Радовались они, однако, лишь до тех пор, пока не начали понимать, что это на самом деле означает… Они были попросту обмануты.

Порой она с ужасом думала о том, что уже через несколько лет будет намного старше собственной матери. Она не знала причин этой трагедии, никто не в силах был помочь ей найти ответ на самый важный вопрос. В последнее время у нее начали возникать мысли о далеком Громбеларде и таинственном, опасном Дурном крае. Может быть, мудрецы с Черного побережья? Об их знаниях и могуществе слагались легенды.

Может быть, там?

Опершись о фальшборт на носу корабля, Риолата думала почти в точности о том же самом, что и Лерена. Они давно уже заметили, что мысли их часто необычно схожи, кроме того, если размышления одной из них сопровождались сильными эмоциями — другая почти всегда их воспринимала.

Так было и на этот раз. Риолата испытывала грусть, смешанную с горькой злостью, но чувства эти исходили откуда-то извне — она безошибочно это определяла. Само их присутствие, на фоне ее собственных чувств, вызывало подобные же мысли…

Риолата думала о старости. О недалекой уже старости.

Потом она подумала о том, что очень хочет иметь сына. Сильного, настоящего мужчину, который продолжит ее дело и сын которого будет королем Просторов, могущественным владыкой, который способен огнем согнать армектанские и дартанские города в глубь материка, а может быть, даже поднять меч на самое сердце империи — Кирлан. В своем воображении она видела пылающие города, могучее зарево от горизонта до горизонта, а на его фоне — фигуру владыки-воина, командующего тысячами солдат пехоты, стирающей с карты Шерера все, что враждебно или нежелательно новому властителю. Она с презрением думала о нынешней империи, представлявшей собой странную и неряшливую мешанину разных стран и народов. В свое время пожалели усилий на то, чтобы создать из них один великий народ, одну страну. А ведь люди, которыми правит один человек, не могут быть разными, не могут пользоваться десятком языков… Все нужно перемешать и переплавить, вывезти гаррийских девушек на континент, а тех, что с континента, — на Гарру… Светловолосые громбелардки должны стать женами черноглазых армектанцев, дартанки — получить в мужья островитян… Нелегкое, но единственно верное решение. Кроме того, оставалась проблема других разумных существ. Она никогда не видела живого кота или стервятника, лишь изображавшие их гравюры. Здесь, посреди морей, они не встречались вовсе, мало было тех, кто мог бы похвастаться тем, что видел хотя бы одно из этих созданий. Чаще всего это были моряки. Среди матросов с торговых кораблей часто ходили разговоры о том, что достаточно зайти в громбелардский Лонд, чтобы встретить не один десяток котов; они попадались также в армектанских Каназе и Рапе.

Она этого не понимала. Она не могла понять, как тварь, ходящая на четырех лапах, словно собака, может сравниться с человеком. Не говоря уже о стервятниках.

Она слышала о Кошачьей войне, победоносном восстании, когда звери, пусть даже и разумные, отвоевали себе человеческие права. История этого мятежа столь ее занимала, что она собрала как можно больше сведений на эту тему. Она не могла поверить — империя позволила повстанцам победить! И как только, ради Шерни, не вспыхивали новые восстания? Коты, живой символ неподчинения, ходили и занимались своими делами среди людей!