Король темных просторов
Шрифт:
Раладан сел, глядя в угол; старик, однако, знал, что он напряженно слушает.
— Ты меня сначала не слушал, так что я повторю: рубин бессмертен (что не значит, заметь, «неуничтожим»). Сила рубина для дочерей Демона то же самое, что жизнь для тебя. Но сила эта может меняться, и в зависимости от этого время для этих женщин будет идти быстрее или медленнее. Так что тот факт, что младшие дочери Демона сейчас в возрасте их собственной матери, не означает ничего, кроме как то, что сила рубина ускоряет их взросление. Завтра та же самая сила может задержать старение всех трех на десять, сто или тысячу лет.
Старик немного помолчал.
— Что такое рубин? — продолжил он. — Ты же знаешь. Это Гееркото, Темный Брошенный Предмет, ничего больше. Он могуществен, но есть и более могущественные… Да, именно Перо. Однако сила Серебряных Перьев основана на том, что с их помощью легко
Горбун замолчал и долго о чем-то размышлял.
— Первая дочь Демона сопротивлялась его силе, ибо ее создала жизнь, а не мощь камня. Две другие же никогда собственной жизни не имели, от начала до конца они — творение рубина. Они вынуждены нести зло, поскольку ни на что иное не способны. Ты все еще удивляешься, что та, кого ты зовешь Риолатой, могла желать смерти сестры? О, она может желать многого куда худшего, и, будь уверен, то же можно сказать и о двух других. Нет, сын мой, пусть тебя не удивляет, что Риолата, метя в сестру, наносила удар самой себе. Рубин не думает, он — слепая сила, ничего больше. Он… как река: она течет к морю и должна течь, путь же ей обозначают возвышенности и долины. Рубин стремится ко злу, но вслепую. Однако кратчайшим путем, как река. Поэтому дочери Демона так быстро стали взрослыми. У ребенка ведь намного меньше возможностей. Нет, сын мой, не думай так больше. Ведь рубин на самом деле не река. Реке все равно, в какое море она впадает, большое или маленькое; рубин же выбирает зло самое большое, какое только вырисовывается в будущем. Ни ты, ни я можем его не замечать, но поскольку рубин позволяет своим невольницам поступать именно так, а не иначе, это может лишь означать, что в их поступках кроется зерно преступления столь неизмеримого, что невозможно даже догадаться о его сущности. Рубин, ощущая подобное зло в будущем, сделает все, чтобы к нему приблизиться, даже совершит добро. Да, сын мой. Но только если в конечном счете результатом станет зло достаточно большое для того, чтобы перетянуть чашу весов.
— Почему Ридарета… изменилась? — тихо спросил лоцман.
— Я уже говорил. Она сдалась.
— Так неожиданно? Ведь столько лет она сопротивлялась!
— Именно поэтому, сын мой. Внезапность подобной перемены меня не удивляет, скорее удивителен тот факт, что она произошла столь поздно.
Раладан тряхнул головой.
— Не понимаешь? Хорошо, возьмем, к примеру, лук…
Раладан смотрел на старика — угрюмо, без надежды.
— Возьми лук, сын мой, — повторил старик, — и натягивай тетиву. Сильно, но постепенно, все сильнее и сильнее… Теперь рука твоя дрожит, но ты все еще натягиваешь лук. Рука немеет, ослабевает… Но ты все тянешь и тянешь. И наверняка выдержишь еще долго, прежде чем наконец отпустишь тетиву. Полетит стрела. А чем сильнее будет натянута тетива — тем более грозной будет стрела, тем дальше и быстрее она помчится. Теперь поищем причину. Но ты должен мне помочь. Прежде всего — когда ты заметил эту перемену?
— Я вернулся на Гарру…
— Не трать зря слова, моряк. Посмотри сюда.
Перед лицом Раладана появился мерцающий, подвешенный на цепочке кулон. Старец чуть раскачал его.
— Смотри сюда. Смотри сюда… Ты очень, очень устал…
Они плыли на Гарру.
У Раладана, стоявшего у руля, было достаточно времени, чтобы должным образом оценить все свои действия и поступки. Он оказался полным дураком — теперь это было очевидно.
Он пытался строить интриги — а интриган из него был никакой. Он умел добиваться своего хитростью и силой; однако одно дело — хитрость, и совсем другое — целая паутина лжи, обмана, недоговорок, отвлекающих маневров… Он зашел так далеко, как только мог; боясь, чтобы общая картина не выглядела фальшивой, и не веря, что Ридарета сможет включиться в игру, он обманывал даже ее саму, более того — выдавал тайны, которые ему не принадлежали. Быть может, увенчайся его усилия успехом — и средства были бы оправданны… Однако он все испортил.
Да и чего он, собственно, хотел? Сохранить сокровища, упорно веря, что Ридарета ими когда-либо воспользуется; спасти их от рук Риолаты и Лерены; исполнить волю Демона, считая его слова: «Помни, что первая моя дочь всегда будет
права» — заповедью, которую невозможно нарушить… Слишком многого он хотел добиться. Следовало же выбрать что-то одно, а сделанный выбор подсказал бы самое простое и лучшее решение. Но нет — он пытался совместить несовместимое…Все было так, как говорила Риолата: он хотел помешать им завладеть драгоценностями, впоследствии же — отправить сокровища на дно вместе с кораблем, на котором они находились. Теперь, когда он уже ясно видел, что проиграл, он мог взглянуть на собственные поступки хладнокровно, со стороны. Он чуть было не рассмеялся… Если бы он решился уже в Дране сказать Лерене, что знает, где сокровища! Так и следовало сделать, ведь он уже знал о Берере, о чудесном, непостижимом стечении обстоятельств, которое позволило этому человеку (правда, после двух лет скитаний от острова к острову) отыскать сокровищницу Демона… Если бы он тогда сказал об этом Лерене! Они опередили бы Риолату, и теперь сокровища лежали бы на дне моря, вместе со «Звездой Запада»; что может быть проще, чем направить корабль на скалы! Но нет. Он не сумел отказаться, нет… подобное противоречило его ослиной натуре! Он продолжал надеяться даже тогда, когда увидел идущую следом за фрегатом островитян «Сейлу». На что он, собственно, рассчитывал? Что островитяне, а вместе с ними и «Сейла» будут преследовать Броррока до начала осени, а потом штормы помешают добраться до сокровищ, давая ему время? В самом деле… Сколь невероятное везение потребовалось бы, чтобы воплотились подобные головоломные планы!
Ради всех морей, права была Риолата! Он вел себя как дурак. Законченный дурак. А теперь…
Теперь исход битвы за сокровища предрешен.
А может быть, и нет? Может быть, именно теперь он слишком рано сдался? Но, ради Шерни, что он еще мог сделать? Как мог он сражаться с существом, дергающим за Полосы Шерни так, словно это были шелковые ленточки? С существом, отправившим ко дну корабль-призрак, перед которым дрожали все моря Шерера? С существом, которое было воистину бессмертным…
Он в это верил. Да и как он мог не верить?
Сейчас он хотел лишь одного — спасти Ридарету.
После гибели «Звезды Запада», потрясенный и раздавленный масштабами случившегося, он вытащил из моря это нечто и отволок в пещеру. На острове собрались матросы со «Звезды» — те, кто был в шлюпке, и другие, добравшиеся вплавь до берега. Пещера оказалась единственным убежищем, единственным местом, где он мог собраться с мыслями, составить какой-то план… Но в пещере он узнал, что не имеет над чудовищными сестрами никакой власти. Чем он мог им угрожать? Смертью?
Оставалась, однако, Ридарета. Независимо от того, действительно ли она попала в руки Риолаты или нет, он знал, что ей грозит гибель. Раньше или позже. Он должен был ее спасти.
Он не мог убить сестер. Но Риолата в очередной раз просчиталась. Смертные или нет, обе они находились в его власти. Ибо он внезапно понял, что они сами мало что знают о дремлющих в них силах… Он оставил их в сокровищнице — связанных, с кляпами во рту, беспомощных и источающих ненависть ко всему, в особенности же к нему и друг к другу. Теперь он ругал себя за то, что так поступил. «Сейла» рано или поздно вернется. А это означало, что он отдал Лерену — беззащитную — в руки сестры. Судьба пиратки казалась незавидной.
Мог ли он, однако, поступить иначе? Впрочем, ему пришлось действовать в страшной спешке; если он хотел спасти Ридарету, время имело первоочередное значение.
На острове были матросы со «Звезды Запада». Была шлюпка. После недолгих поисков оказалось, что есть и вторая. Это давало возможность добраться до Гарры, давало шанс отыскать Ридарету. Он взял из сокровищницы столько золота, сколько мог унести с собой, после чего начал действовать.
Ему удалось уговорить перепуганных матросов покинуть остров, который всем казался проклятым. Впрочем, ничего другого не оставалось. Черный Корабль погиб — все это ясно видели. И хотя море вдруг перестало быть им домом, они еще раз ему доверились.
Не все. Несколько человек осталось. Они предпочитали умереть с голоду на этих скалах, нежели снова ощутить под собой волны. С этим он ничего не мог поделать.
Шлюпки поплыли в сторону Гарры. Раладан, считавший каждое мгновение, словно золотые слитки, однако, не торопил матросов, ибо они гребли столь поспешно и неистово, что быстрее просто уже не могли.
Шлюпки мчались, словно конные упряжки.
Они высадились на сушу в окрестностях Белона, небольшого городка, расположенного милях в десяти от берега. Измученные греблей матросы возились у лодок. Он оставил их — они больше не были нужны, не имели значения. Значение имело лишь время.