Король терний

— Думаю, это плохое место, чтобы здесь оставаться. — Я потянулся за кинжалом, но кинжала не было. — Что мы здесь делаем?

— Приехали повидаться с человеком по имени Лунтар, — сказал Макин. — Алхимик с Внешнего Востока. Он живет здесь.

— И что это за место?

— Тар.

Я знал это географическое название. На карте оно лепилось к краю пастбищ Тертанов. Но саму территорию закрывало пятно прижога. И вполне возможно, что возникло оно не случайно.

— Ядовитая земля, — сказал Макин. — Некоторые называют ее обетованной.

Много столетий назад здесь сияло Солнце Зодчих. «Обетованная» означало, что придет день, и эта земля вновь будет процветать.

Я погрузил пальцы, кроме тех, что были без ногтей, в песок, и почувствовал смерть. Я ощущал ее подушечками пальцев. Горячо. Смерть и огонь слились вместе.

— Он живет здесь? — спросил я. — И он не сгорел?

Макин нервно передернул плечами.

— Нет, не сгорел, — ответил он. Непросто было заставить Макина так нервно передергивать плечами.

Чувство пустоты нахлынуло, особенно терзали незаданные вопросы.

— И что, — продолжал я, — мы хотим от этого мага с востока?

Макин показал то, что он все это время хранил при себе.

— Вот это.

Шкатулка. Медная шкатулка с выдавленным узором терновой ветки, без замка и петель. Недостаточно большая, чтобы там могла поместиться отсеченная голова. Разве что сжатая в кулак кисть ребенка.

— Что в шкатулке? — Я не хотел этого знать.

Макин покачал головой.

— Йорг был не в себе, когда вернулся.

— Что в шкатулке?

— Лунтар спрятал в нее твое безумие. — Макин сунул шкатулку в седельную сумку. — Оно тебя убивало.

— Он спрятал в ней мою память? — недоверчиво спросил я. — Вы позволили ему отнять у меня память?!

— Ты умолял его сделать это, Йорг. — Макин старался не смотреть на меня. А Райк, напротив, пялился, не отрываясь.

— Дай мне ее. — Я бы протянул руку, но рука не хотела этого делать.

— Он не велел давать ее тебе, — ответил Макин с какой-то непонятной грустью. — Сказал, нужно дождаться определенного дня. Но если ты будешь настаивать, я ее тебе дам. — Макин начал остервенело кусать губы. — Но, Йорг, поверь мне, ты не хочешь вернуться в то состояние, в котором ты находился.

Я пожал плечами.

— Завтра отдашь. — Именно доверие укрепляет авторитет предводителя. Да и мои руки не хотели брать шкатулку. Они бы предпочли сгореть, но только не брать ее. — И где мой чертов кинжал?

Макин посмотрел куда-то за горизонт.

— Лучше забудь о нем.

Мы двигались вперед, ведя лошадей под уздцы. Мы снова были вместе, как в старые добрые времена. Путь лежал на восток, и когда поднимался ветер, песок впивался в лицо острыми иглами. Казалось, только Гогу и Горготу все нипочем. Гог держался сзади, как будто не хотел приближаться ко мне.

— Везде песок? — спросил я его, только чтобы поймать его взгляд. — И там, где живет Лунтар?

Гог покачал головой.

— Вокруг его хижины нет песка, трава растет. Черная трава. Острая, можно ноги порезать.

Мы шли на восток. Райк шел рядом со мной, то и дело поглядывая на меня. И смотрел он на меня как-то по-другому. Как будто мы стали равными.

Я смотрел себе под ноги и старался вспомнить. Я просверлил дырку в мозгу. «Здравствуй, Йорг», — сказала она… Память — это то, что мы есть. Моменты жизни и чувства, застывшие, как насекомые в янтаре, жемчужины, нанизанные на нити разума. Отнимите у человека его воспоминания, и вы отнимите у него все. А будете отнимать воспоминания частями — это равносильно тому, что будете вбивать гвозди человеку в голову. Я хотел бы вернуть то, что составляло суть меня. Я бы открыл шкатулку.

«Здравствуй, Йорг», — сказала она. Мы были у статуи девочки с собакой, у могилы, вокруг которой сентиментальные дамы и глупые дети хоронят своих домашних питомцев.

И дальше… ничего.

Давно я усвоил урок: если ты не можешь выйти к цели через главную дверь, найди черный ход. И я знаю обходную дорогу к кладбищу. Это не та тропка, которой я бы хотел воспользоваться, но все же я пойду по ней.

Когда я был маленьким, лет шести, моему отцу нанес визит герцог. Он приехал откуда-то с севера, человек с серебристо-белыми волосами и бородой, ложившейся на грудь. Аларик из Маладона. Герцог привез моей матери подарок, чудо из старого мира. Что-то блестящее двигалось и вращалось внутри стеклянного сосуда. Вначале рассмотреть мешали большие руки герцога, а затем чудо исчезло в глубоких складках платья матери. Я страшно хотел заполучить это нечто чудесное, что не успел рассмотреть и понять. Но этот подарок не был предназначен для маленьких принцев. Отец забрал его у матери и спрятал в своей сокровищнице, обрекая лежать в пыли и безвестности. Я узнал об этом, тихо прислушиваясь к разговорам.

Сокровищницу в Высоком Замке закрывала железная дверь с тремя засовами. Дверь эту сделали не Зодчие, а турецкие мастера — из темно-серого чугуна, и усыпана она была сотнями гвоздей с большими шляпками. Когда тебе шесть лет, то все закрытые двери представляют для тебя проблему. Эта же дверь представляла сразу несколько проблем.

Одно из моих первых воспоминаний: высокий парапет, наклон вперед, в бездну, где свистит ветер и хлещет дождь, и мой смех. И в следующее мгновение чьи-то руки оттаскивают меня назад.

Если ты тверд и непреклонен, никакие руки не смогут оттащить тебя назад. К своим шести годам я успел освоить не только Высокий Замок, но и его окрестности. Зодчие мало что оставили для честолюбивых покорителей вершин, но строители Анкрата и Дома Оров за столетия своей деятельности постарались оставить множество точек, которые в глазах ребенка могли сойти за вершину.

В королевской сокровищнице было одно-единственное высокое окно в совершенно гладкой стене на высоте ста футов от земли. Окно было слишком узкое, чтобы в него мог пролезть человек, да еще заколоченное досками, подогнанными так плотно, что змее не проскользнуть. В стене замка рядом с тронным залом отверстие вело к голове горгульи на внешней стене замка. И если дверь сокровищницы открывалась, то возникал сквозняк, и горгулья подавала голос. В тихие ясные дни горгулья жалобно стонала и кряхтела, а в ветреную погоду она громко выла. При сильном восточном ветре горгулья предупреждала, что в кладовой кухни забыли закрыть окно. Если такое случалось, поднималась суматоха, и кого-нибудь в назидание жестоко пороли. Без высокого узкого окна горгулья не имела бы голоса, и король никогда бы не узнал, что кто-то открыл дверь его сокровищницы.

Однажды в безлунную ночь я встал с постели. Уильям спал в своей детской кроватке. Меня никто не видел, кроме нашего огромного охотничьего пса по кличке Джастис. Он тихо заскулил, собираясь последовать за мной. Я приказал ему замолчать, вышел и перед его носом закрыл за собой дверь.

Доски выглядят крепкими, но, как и все, на что мы полагаемся в этой жизни, внутри они были трухлявыми. Гниль съела их. Достаточно приложить усилия, и поддадутся даже самые крепкие в центре.

В одну из ночей, когда моя няня спала, а трое стражников у стены спорили, кому достанется серебряная монета, найденная ими на ступеньках при смене караула, я спустился по веревке и ступил в сокровищницу своего отца. Смахнул труху с рубашки, стряхнул мелкие щепки с волос, расчехлил фонарь и поставил его на пол.