Король терний

— Будешь знать, как чужое хватать!

— Я же предупреждал, глаз да глаз за своими вещами, — сказал я. Скудные манатки, которые Грумлоу удалось сохранить после мытарств по болотам, были абы как прицеплены к седлу Брейта.

Бывший плотник усмехнулся и нагнулся, чтобы забрать свой нож, который по рукоятку вошел в шею воришки. У лица мужчины растекалась лужица крови, похоже, при падении он разбил нос и губы. Мы не стали его переворачивать, чтобы в этом удостовериться.

— Мне нравится этот город, — определился я, и мы повернули назад к братьям.

Мы привязали лошадей и разместились в таверне у пристани. Не в самой таверне, а за столами на улице, перед нами поставили бутылки в форме слезы и в оплетке из лозы.

На босых ногах Макина все еще были видны следы болотной грязи. Райк, как всегда, жаловался на солнце, на вино, даже на стулья, которые не желали выдерживать его вес, но меня больше интересовали крики чаек. Я сидел и смотрел на корабли у причала, они оказались больше, чем я их себе представлял, и более сложной конструкции: рангоут, снасти, канаты, тросы и большое число разнообразных парусов. Настроение у меня было отличное, а я успел забыть, как это бывает. Даже ожог болел не так сильно, словно горячие солнечные лучи изменили угол. Впервые за долгое время мы все расслабились, смеялись и говорили о мертвецах. О брате Роу, которого я буду вспоминать, о юном Симе — мне будет недоставать его гуслей и его обещания. Мы подняли за них бутылки и надолго приложились к горлышкам.

Только Кент выразил нежелание возвращаться в Логово без меня. Я дал ему немного времени выразить свое недовольство, а потом убедил, что мой план — наилучший. Кенту он понравился. Дайте ему немного поразмыслить, и он сменит свою точку зрения.

Я встал, расправил плечи и потянулся, подставляя себя солнцу.

— Я вас догоню, братья.

— Ты прямо сейчас отправляешься? — спросил Макин, ставя на стол бутылку.

— А что, сидеть здесь, пока не обгорим на солнце и не начнем обниматься и клясться в вечной любви? — ответил я вопросом на вопрос.

Райк сплюнул. Похоже, он унаследовал эту привычку от Роу.

— В таком случае, вам в ту сторону. — Я показал на север. — Хочу заметить, что первая четверть мили идет по улице, которая славится своими борделями. Не теряйте время даром, развлекайтесь. А я пойду справлюсь о корабле.

Я не спеша пошел по мощеной набережной, моя тень опережала меня.

— Берегите моего Брейта! — оглянувшись, крикнул я.

Они подняли бутылки и выпили за меня.

— Догоняй нас! — крикнули они мне в ответ. Даже Райк не смолчал.

Если бы с ними не было Макина, я бы по-настоящему легко расстался с братьями.

40 ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ

В таком большом порту, как Барлона, стояло на якоре не менее сотни парусных кораблей. Большинство из них принадлежали либо одному крупному торговцу, либо торговой корпорации, они прижимались к береговой линии, загруженные товарами, которые дешевы там, откуда суда отправляются, и дороги там, куда они прибывают. Простая арифметика, но дьявол, как говорится, кроется в деталях. Были здесь и военные корабли, номинально принадлежавшие принцу Барлоны и находившиеся на службе у его подданных. Реальность же была такова, что новых принцев сажали на трон самые богатые из торговцев, и военные корабли призваны были защищать торговые пути. Среди торговых коггов и военных кораблей принца стояли трехмачтовые фрегаты, судна для дальнего плавания из далеких чужеземных стран с глубокими пробоинами. Даже было одно судно из реликтового дерева, размерами в два раза превосходившее своих самых крупных конкурентов, его серые обшивные доски сохранили свою жизненную силу вопреки острым зубам пилы лесоруба и плотника. Корпус покрывали многочисленные шрамы, выше ватерлинии он оброс ракушками, большими, как обеденная тарелка, загорелые до черноты люди трудились на палубе, заделывая повреждения.

Я несколько часов рассматривал корабли с иностранными экипажами: желтолицые — из Уттера, чернокожие — из африканских королевств, потемневшие от солнца матросы в тюрбанах и с вьющимися бородами — все они ходили с важным, напыщенным видом по палубам пропахших специями торговых судов. Я вспомнил слова принца Стрелы о скудости моих познаний о мире и безграничности моего невежества. Тем не менее каждый из этих путешественников знал о существовании империи, хотя она и была расколота на части. Таким образом, выходило, что было между нами нечто общее.

Я видел, что с самого начала Макин с братьями тащились за мной. Я догадывался, что Макин предполагает потерять Райка в одном из борделей. Райк был не из тех, кого легко потерять даже в такой густой уличной толпе. А вот в борделе и сам Макин, и Красный Кент могли легко забыть обо всем на свете. Среди братьев я не видел Грумлоу. Он был себе на уме и выбирал собственный путь.

Небольшие и более других потрепанные морскими бурями когги стояли на якоре на самом краю огромной пристани. Там к причалам примыкали полузаброшенные склады, между которыми тянулись опасные проходы, где запах гниющей рыбы был столь жестоким, что у меня начали слезиться глаза. Я пошел за двумя обнаженными по пояс мужчинами, которые по трапу катили бочку на борт «Козерога».

— Эй ты! А ну прочь с моего корабля, — заорал грязный коротышка, достаточно громкоголосый, чтобы быть капитаном.

— А это корабль? — Я огляделся. — Ну да, если ты на гребную шлюпку поставил парус, то смело можешь называть ее кораблем. Но выбросив весла, ты поступил опрометчиво.

— Я думал тебя по-хорошему спровадить, но вижу, ты этого не заслуживаешь, — ответил коротышка. Его весьма уродливое лицо обрамляли густые черные кудри, очень похожие на парик. Странно и непонятно, зачем ему в такую жару напяливать на голову десять фунтов чужих потных волос.

Я крутил в руке серебряную монету Анкрата с изображением головы моего отца.

— Место на борту для меня найдется? — спросил я.

Приближавшийся ко мне толстяк остановился. На его лице отразилось облегчение.

— Мне нужно на Лошадиный Берег, — сказал я, — в районе уха.

Полуостров получил свое название не в честь какого-нибудь выдающегося жеребца, а, очевидно, потому, что береговая линия была вытянута и напоминала лошадиную голову. Я изучал карты, хранившиеся в библиотеке моего отца, и могу с полной уверенностью сказать, что полуостров конфигурацией походил на лошадиную голову с таким же успехом, как истуканы Дейнло — на троллей, или как созвездие Ориона — на великана с поясом и дубиной в руке. С таким же успехом они могли назвать полуостров Берег Счастливого Поросенка или Скрюченный Палец. Чтобы хоть как-то оправдать древних, я должен заметить, что море дважды поднималось до высоты Высокого Замка со времен возведения его Зодчими, и старые карты обновлялись не один раз. И даже несмотря на это, я бы поставил в заклад мешок ворованного золота, утверждая: когда созерцаешь конфигурацию Лошадиного Берега, слово «лошадь» — не первое, что приходит на ум.

Времени подумать у меня было с избытком, пока капитан-коротышка, прищурившись и кусая губу, изучал меня. Я мог бы сесть на любое судно: маленькие суденышки, загрузившись, отправлялись вдоль побережья. Заранее я купил две бутылки эля для капитана. Коротышка обмозговывал и взвешивал резон и до последнего момента оттягивал решение — брать или не брать на борт нового игрока команды. И против моей возможности продлить его трезвость еще на несколько часов он поставил свой список самых веских аргументов в пользу плыть на юг. Название «Козерог» зацепило мое воображение. Да и кто захочет выйти в море под парусами какой-то «Марии» или «Божьей благодати», если есть «Козерог»?

— Два серебряных, и ты вместе с командой будешь тянуть канат, — сказал капитан.

— Один серебряный, и я буду есть вместе с командой, — парировал я и начал подниматься по трапу. Конечно, я с таким же успехом мог подняться на борт «Марии». Но уж слишком мне нравилось название судна.

— Договорились, — согласился капитан.

Итак, я отправлялся в море на «Козероге» с капитаном Неллисом.

Пока на «Козероге» не подняли паруса, я в последний раз прошелся по набережной и остановился у здания Управления порта — достаточно длинного, и если бы мне для верности дела пришлось подкупать здесь кого-нибудь, то это изрядно облегчило бы мой золотой запас. Идеально было бы загрузить братьев на какое-нибудь судно, чтобы оно доставило их в небольшой порт на севере. Макина бы тошнило так, что он бы даже не заметил, по какому борту берег. В случае отсутствия такой возможности им нужно только арестовать Макина и продержать неделю-две — ровно столько, сколько я буду путешествовать, — чтобы он остыл и наконец вспомнил, что если король велит что-то сделать, это надо сделать.