Король — узник Фантомаса

Ошарашенный этим вопросом, Жюв не ответил ни да, ни нет.

— Что касается меня, — продолжал бургграф, — то я в это не верю! Дело в том, что я живу рядом с дворцом, и из моих окон хорошо видна восьмиугольная башня, где расположены покои короля. Старики моего возраста спят плохо. И часто в лунные ночи я любуюсь величественным силуэтом дворца, в стенах которого протекает жизнь дорогой моему сердцу королевской династии! И вот, представьте себе, уже дней восемь, как я замечаю в окнах королевских апартаментов странный свет и мелькание каких-то теней. А ведь считается, что там сейчас никто не живёт… И у меня возникло предчувствие, что король Фридрих-Христиан находится не в Париже, как все думают, а у себя во дворце. И кто знает, может быть, в качестве узника. Ах, сударь, если бы вы знали, какие чёрные замыслы против нашего государя вынашивают принц Гудульфин и его приспешники! От них можно ожидать всего.

Жюв ещё некоторое время выслушивал сетования старого царедворца, перебирая в голове разнообразные версии событий. И решил, что догадки бургграфа, возможно, не лишены оснований. Ведь все усилия по розыску короля в Париже оказались тщетными. И Жюв, отправляясь в Глоцбург, в глубине души надеялся обнаружить там не только сведения о короле, но, возможно, и самого короля… Размышляя, полицейский внимательно всматривался в высящуюся за окном восьмиугольную башню, составлявшую часть дворца.

15. ТАИНСТВЕННАЯ ТЕМНИЦА

— Боже, как болит голова! Кажется, будто мне внутрь черепа налили раскалённый свинец! И пить ужасно хочется. Нет, хватит, даю себе слово больше так не напиваться! Однако, где это я? Здесь темно, как в аду. Ничего не понимаю. Неужели ещё ночь? А, теперь припоминаю. Нет, не может быть! На помощь! На помощь!

Таким было весьма неприятное пробуждение короля Фридриха-Христиана. И если бы дело ограничивалось только тяжёлым похмельем после бурно проведённой ночи! Но он припомнил ужасную смерть Сюзи д'Орсель и содрогнулся. Перед его глазами снова возник образ незнакомца, держащего на руках безжизненное, мёртвое тело. Что же произошло дальше? Незнакомец крикнул ему: «Я журналист Жером Фандор, а вы король Фридрих-Христиан!». Значит, этот журналист узнал его?

Мысли короля путались, и он никак не мог припомнить, что же было дальше. Кажется, журналист крикнул ему ещё: «Это вы убили Сюзи д'Орсель! Это вы выбросили её в окно!». Тогда он решил уйти, чтобы его королевское имя не оказалось замешанным в скандальную историю. Но дальше, дальше. Дальше в его памяти был провал!

Он даже не мог себе представить, сколько времени прошло. И где он находится? Конечно, он был не в «Рояль-Паласе». Он лежал на холодном земляном полу, и вокруг была полная темнота. Неужели его поместили в погреб или в подвал?

Воздух в помещении был тяжёлым и влажным. Издалека и как будто сверху временами доносился какой-то шум. Может быть, он в тюрьме? Король улыбнулся: его не посмели бы бросить в тюрьму! И потом, он же невиновен!

По мере того как Фридрих-Христиан приходил в себя, его мысли прояснились и пробуждалась воля к действию. Он сел. Затем попробовал встать на ноги, но больно ударился головой о низкий потолок своей темницы. Удар был так силён, что король снова упал на пол. Оглушённый, он несколько минут лежал неподвижно, Его мысли приобрели неожиданную ясность.

«Я стал жертвой нападения, — думал он. — Возможно, Жером Фандор был вовсе не Жером Фандор, известный журналист, а под его личиной скрывался какой-то преступник, убийца, глава бандитской шайки. Он убил Сюзи, а потом завладел мною. Он и его сообщники воспользовались моим опьянением. Может быть, усыпили меня каким-то наркотиком и притащили сюда. Но куда?».

И он снова, теперь уже с осторожностью, стал обследовать свою темницу. Это было помещение странной, неправильной формы. Пол был земляной, плотно утрамбованный, кое-где его покрывали остатки цемента. Стены были тоже цементные, холодные и влажные на ощупь. Но выше они становились совершенно гладкими, напоминая камень или металл. Их поверхность была изрезана причудливыми выступами и выемками. Некоторые выемки были очень глубокими, то широкими, то узкими, как кишка. Одни отверстия позволяли узнику протиснуться плечами, в другие можно было только просунуть руку. Высота потолка тоже была неравномерная. На ощупь было невозможно определить размеры помещения. Но Фридриху-Христиану удалось найти такое место, где он мог выпрямиться во весь рост и протянуть руки в обе стороны, не касаясь стен.

Всё это напоминало страшный сон, от которого невозможно пробудиться. Нервы узника не выдержали, и он повалился на пол в нервном припадке. Он катался по земле, плакал, кричал, пока не потерял голос. Никто его не слышал, никто не отзывался. Он был замурован, как в склепе.

Король снова впал в оцепенение, но чувства его продолжали бодрствовать и воспринимать окружающее. Его слух улавливал различные звуки. Прежде всего, это был глухой шум, заставлявший дрожать и вибрировать стены его узилища. Кроме того, через равные промежутки времени возникал тяжёлый грохот, доносившийся из-под земли; он приближался, нарастал, затем удалялся, затихал. И были ещё звуки, более слабые, более далёкие, то исчезающие, то возобновлявшиеся. Откуда возникали все эти шумы, оставалось загадкой.

Протекли долгие часы. Фридрих-Христиан снова обрёл способность рассуждать. Он был в руках преступников, вероятно, тех же самых, которые убили Сюзи д'Орсель. Но почему они его захватили в плен? Потому ли, что убили Сюзи, или же они убили её, чтобы захватить его? Король не мог ответить на эти вопросы. Одно не вызывало сомнения: он был во власти убийц!

Но убивать его они, по-видимому, не собирались. Иначе они давно могли бы это сделать. «А раз так, — продолжал рассуждать король, — они не захотят, чтобы я здесь умер от голода и жажды. Придёт какой-нибудь тюремщик и принесёт мне еду. Мне надо быть готовым к его приходу и постараться выведать у него хоть что-нибудь. В этой тюрьме нет окон, но ведь должна же быть дверь, или хотя бы люк. Надо не упустить момент, когда этот люк откроется, чтобы через него хоть что-то увидеть. Это поможет мне сориентироваться».

Фридрих-Христиан забился в угол и стал ждать. Его часы остановились. Как сохранить представление о времени? Он обратил внимание, что подземный грохот возникал через равные промежутки времени. Чтобы измерить эти промежутки, он принялся считать свой пульс, ему было известно, что средняя частота пульса у человека — около шестидесяти ударов в минуту…

— Господи! — вдруг воскликнул узник.

Это восклицание вызвал у него тонкий лучик света, вдруг проникший к нему в темницу. Он был такой слабый, что не мог рассеять царящий здесь мрак. Но это был свет! Он возник из глубины одной из длинных и узких щелей, каких было немало в верхней части странного помещения. Король понял, что в конце щели было маленькое отверстие, но щель была так узка, что добраться до отверстия было невозможно. Это ещё более усилило отчаяние узника. Прошло, по его предположениям, шесть или семь минут, и свет погас…

Снова, в который уже раз, король принялся исследовать свою камеру, её причудливая форма и полный мрак усложняли его задачу. Очевидно, до сих пор он обследовал её не полностью, потому что в одном из углов вдруг споткнулся о какой-то предмет. Наклонившись, он стал шарить в темноте. Минуту спустя радостный возглас сорвался с его губ: то, что он обнаружил на полу, было горой бутылок! Он поспешно откупорил первую попавшуюся и, поскольку его сжигала жажда, сделал большой глоток, Каково же было его отчаяние: в бутылке был алкоголь! Пить его означало только усиливать жажду. За короткое облегчение придётся платить новым опьянением и новым мучительным пробуждением, кроме того, погрузившись в полное беспамятство, он наверняка пропустит появление человека, который должен принести ему еду. На всякий случай, он откупорил ещё несколько бутылок, но их содержимое было идентичным.

Фридрих-Христиан имел силу удержаться. Он продолжал обследование камеры, и новый крик удивления вырвался из его груди. На этот раз его руки нащупали некое подобие деревянного ящика. Сорвав крышку, он запустил руки внутрь. Там лежали какие-то куски мяса. Он схватил один из них, поднёс к лицу, понюхал и с отвращением отбросил прочь: это была солёная ветчина. От неё жажда должна была возрасти. Мучимый жаждой, он неминуемо стал бы пить алкоголь и снова впал бы в опьянение. На это и рассчитывали те, кто его сюда заточил!