Король-Воитель

Увидев отблеск на полу в большой комнате хозяйского дома, я сначала удивился, как это грабители могли не заметить монету, но, нагнувшись, поднял с пола маленький литой металлический флажок Нумантии. Я знал, что это такое, так как мне уже приходилось видеть не одну сотню таких значков.

Заранее зная, чего следует ожидать, и в мыслях называя себя дураком, я все же потер пальцами флажок, и тут же передо мною неведомо откуда возникли две фигуры. Это были молодые люди, почти что юноши, наверняка родные братья; одному было на вид не более девятнадцати лет, а второй казался еще года на два моложе. Головы у них были выбриты наголо, а одеты братья были в однотонную, без всяких знаков различия форму, которую выдавали новобранцам в имперской армии.

Оба застенчиво улыбнулись, а потом младший заговорил:

– Папа, мама, как мы вам нравимся? Нам не разрешили оставить волосы, но взамен дали эту одежду. Разве мы не похожи на солдат?

Второй весело рассмеялся.

– Он думает, что похож на солдата. Я так не считаю. Но здесь стараются научить нас этому, и мы упорно трудимся и, конечно, не попадем в какую-нибудь беду.

Первый сделался серьезным.

– Говорят, что мы скоро пойдем на юг, к границе, а затем в Майсир, чтобы помочь императору уничтожить тамошнего злодея-короля. Молитесь о нас.

Второй кивнул:

– Да, пожалуйста. Но… но не волнуйтесь. С нами не случится ничего плохого, мы вам обещаем.

Оба еще немного постояли, улыбаясь, а затем исчезли.

Как я уже сказал, мне приходилось и ранее видеть такие флажки. Волшебники, большинство из которых вряд ли умели больше, чем любой деревенский знахарь, действительно во множестве посещали армейские лагеря, хотя комендантам и полагалось всеми силами гонять их прочь оттуда. Они предлагали новобранцу встать перед собой, произносили заклинание, позволявшее остановить мгновение, вкладывали это мгновение во флажок, или детский кинжальчик, или игрушечную лошадку и запечатывали там изображение и слова каплей юношеской крови или слюны. Естественно, молодому солдату приходилось платить, и немало, за такое послание, а оно тем или иным путем добиралось до тех, кому было предназначено.

Я попытался представить себе, где же в Майсире эти мальчики расстались с жизнью. В Пенде? В обширных пустынных суэби! В Иртинге? В Джарре? В Сидоре?

Или в некоем безымянном болоте во время торопливой перестрелки, после которой на снегу или в грязи остались лежать два или три трупа?

А что случилось с теми, кого они так ласково именовали папой и мамой? Почему они все бросили и покинули свой дом? Может быть, они получили известие о том, что их сыновья лежат, тяжелораненые, в каком-нибудь госпитале, все бросили, поехали на помощь и запутались в сетях войны? Никто, кроме Ирису, не мог этого знать. Ирису и, возможно, Сайонджи. Я содрогнулся, а гром загрохотал громче.

И все же я взял кастрюльки и специи и, покинув ферму, нашел жалкое убежище в роще деревьев на расстоянии полумили от домов. Я не верю в призраков, но на этой ферме они обитали.

Однажды моим глазам представилось странное зрелище. Девять или десять юношей возраста, наверно, от четырнадцати до семнадцати лет, все одетые в фермерские блузы, топали по дороге следом за мужчиной, который был облачен в старую запрещенную форму имперской армии. Я удивленно уставился на этого самозванца, когда мы сошлись поближе, а он бодро приветствовал меня воинским салютом.

Я не слишком уверенно ответил на приветствие и представился, назвав то имя, которое выбрал себе на последние два дня.

– Я сержант-знаменщик Тагагн, в прошлом из состава Третьего Имперского гвардейского корпуса, а теперь служу лично императору, – хорошо поставленным голосом доложил он.

– Да как же такое может быть?

– Если не слишком торопитесь, то я расскажу вам. – Он повернулся к мальчикам. – Вот что, парни, садитесь здесь, вокруг меня. Устроим привал, прежде чем отправиться дальше.

Молодежь с удовольствием расселась под тенью деревьев возле обочины дороги, постаравшись устроиться поближе, чтобы слышать наш разговор.

– Сержант-знаменщик?.. – задумчиво повторил я. – Но ведь императорская армия была распущена, а людей отправили по домам.

– Да кто же это сделал? Эти болваны с говном вместо мозгов, которые называют себя Великим Советом? Или грязный убийца, сидящий на троне в Майсире, который ими командует? С каких это пор император подчиняется таким гнусным вонючкам?

Я одобрительно кивал, и, возможно, на лице у меня даже появилась улыбка.

– Похоже, вы тоже некогда служили императору, – сказал Тагагн.

– Да.

– И как долго?

Я мог бы сказать ему правду – что я был первым из последователей Лейша Тенедоса. Но сказал просто:

– Довольно долго.

– В Майсире? Я снова кивнул.

– Да, это было ужасно, просто ужасно, – вздохнул он. – Но, клянусь Сайонджи, мы сражались хорошо.

Я заметил, что пара крестьянских ребятишек содрогнулась при упоминании имени богини Смерти.

– Вы правы, – согласился я. – Но они сражались лучше.

– Черта с два лучше, – возразил он, начиная сердиться. – Просто их было больше, чем мы могли убить. Сложись все по-другому, мы были бы в Джарре, носили бы шелковые мундиры, и каждый из нас управлял бы областью.

– Но ведь не сложилось.

– Но мы попробуем снова, – сказал Тагагн. – Именно поэтому эти храбрые мальчишки приняли императорскую монету. Мы направляемся в… предполагается, что я не знаю точного места, чтобы присоединиться к новой армии. Мы готовимся сопротивляться, гордимся тем, что снова пойдем под знаменем императора Тенедоса, – продолжал он, – и выкинем этих сопляков-советников из Никеи, а подонков, которые называют себя хранителями мира, утопим в Латане. Тех, которых не повесим раньше на ближайших деревьях, – добавил он. Кое-кто из юношей широко улыбнулся при последних словах. Я тоже усмехнулся:

– Согласен, что эти ублюдки заслужили, пожалуй, чего-нибудь похуже, чем просто петля на шею.

– Тогда пойдем вместе, поможешь нам, – предложил Тагагн. В его голосе зазвучали интонации опытного вербовщика. – С виду не скажешь, чтобы ты был калекой! Вернемся под знамена, парень, потому что предстоит еще не одна схватка, а Нумантия должна быть отвоевана назад.

– Нет, – ответил я. – Теперь я сам себе хозяин и намерен таким и оставаться.

Тагагн покачал головой:

– Я не стану хлопать в ладоши в ответ на эти слова, но не стану и проклинать человека, который дрался в Майсире. Но из-за границы дует сильный ветер, и ни одному человеку не удастся отсидеться за своим забором, копая собственный огородик, до тех пор пока Нумантия вновь не станет независимой.

– Пойдем с нами, дружище, – продолжал он уговоры. – Забудь тяжелые дни и потерянных товарищей и вспомни добрые времена, товарищество, гордость своей формой и славу походов под знаменами императора. Мальчики не знают этого, они еще не получили своей доли славы, но они к этому готовы, все они истинные патриоты Нумантии.

Честно говоря, несмотря на то что я знал, что нет ничего ужаснее войны, я все же почувствовал в словах Тагагна и долю правды, вспомнил и ту жестокую радость, которую испытывал оттого, что был воином Тенедоса. Но я помнил также и кое-что другое…