Королева демонов

— Ой, вряд ли у меня есть талант к чтению, — протянула Илна, но особой печали в ее голосе что-то не чувствовалось. Пальцы продолжали сновать в такт произносимым фразам. — Да и к чему оно крестьянке. Правда, и искусное ткачество тоже.

Шарина привстала над станком. Пора было менять узор, но ей хотелось чуть размяться, мышцы затекли. Она воспитывалась как дочь хозяина постоялого двора, и дома ей чаще приходилось бегать, приносить и уносить, чем сидеть на одном месте, когда работают одни пальцы.

Девушки сидели в одном из помещений, входящих во владения мастера Латиаса. Большую комнату перегораживали бумажные, ярко раскрашенные пейзажами ширмы. В этой комнате было вольготнее и просторней, чем в иной крестьянской хижине.

Мастер Латиас дал девушкам пряжу и ткацкие станки. Он предлагал им ткать шелк, но Илна сказала, что шерсть подойдет лучше. Кэшел оказал когда-то услугу серианскому купцу, и теперь Латиас относился к ним, как к родным.

Шарина с Лиэйн согласились ткать вместе с Илной. Шарина не совсем понимала, зачем, но Илна так редко о чем-либо просила. А если и просила, то впоследствии отплачивала вдвойне.

— Чтение помогает познакомиться с людьми, которые живут далеко, а то и жили в далеком прошлом, — заявила Лиэйн. Она не пыталась затеять спор — просто у нее было собственное мнение на этот счет. — К тому же это немногое, что выжило после гибели Старого Королевства. Как сказал Селондр: «Нерукотворный памятник себе воздвиг я не из бронзы, но из слов». И он был прав.

— Не так уж много живет сейчас людей, с которыми я не встречалась, — парировала Илна. Она то ли фыркнула, то ли усмехнулась. — И с любым встреченным я могу видеться снова и снова. Вот разве с дядей Катчином…

Тут Илна посерьезнела, хотя и прежде почти не шутила.

— Пожалуй, и в отношении меня можно было бы сказать то же самое. Боюсь, все так и есть.

Шарина дотронулась до рукоятки пьюлского ножа в ножнах. Ничего такого, просто потянулась. Но боль отозвалась в сердце.

Люди на Пьюле как нельзя лучше подходят для серьезной и грубой физической работы. Генералы нанимали их в нерегулярные войска для поддержки кавалерии и тяжелой пехоты.

Ноннус тоже был наемником. И, видать, натворил таких дел, что впоследствии был вынужден сбежать в леса, где провел остаток жизни, умоляя Госпожу о прощении.

Ноннус охотнее общался с девочкой Шариной, чем со взрослыми жителями деревни Барка. Он же и покинул остров вместе с ней, когда ей потребовался компаньон, которому бы можно было полностью доверять. И погиб, спасая ее от врагов.

Он сделал это потому, что она была белокурой и прекрасной, а еще — во имя другой белокурой и прекрасной девочки, чье горло со смехом перерезал, когда король сражался за свою корону, ничем не брезгуя на пути к победе.

Шарина все бы отдала, чтобы вернуть Ноннуса, но знала также и другое: в глубине души отшельник всегда молил о смерти, о смерти как искуплении. И теперь ей оставалось уповать на милосердие Госпожи, как уповал на него сам Ноннус.

— Что ты ткешь сейчас, Шарина? — задала вопрос Лиэйн тоненьким фальшивым голоском. Шарина быстро опустила глаза и слегка улыбнулась.

— Воротник с красной каймой, — пальцы все еще лежали на рукоятке ножа. — Пустячок, зато мне по силам. За всю жизнь мне не научиться ткать, как Илна.

Шарина перевела взгляд на подругу.

— Илна, я не знаю, что ты сделала, и знать не хочу. Но ты должна запомнить одно: мне это и не важно, лишь бы ты не казнила себя.

Она сделала паузу, сглотнула и выпалила: — Ноннус делал куда худшие вещи, чем ты, но для меня в мире не было лучшего человека. Никогда не было!

И Шарина неожиданно даже для себя разрыдалась.

Лиэйн была девушкой чувствительной, выросшей в обстановке, где богатство и комфорт позволяли людям роскошь быть сентиментальными. Так что неудивительно, что она вскочила и сжала руку Шарины.

Удивительно было другое: строгая сдержанная Илна тоже схватила подругу за руку — за ту, в которой была стиснута рукоятка ножа.

Купец отвернулся от бочки, лежавшей на повозке, и заметил Гаррика и Кэшела, направлявшихся к нему. Его удивление быстро переросло в тревогу.

— Эй, что вы себе позволяете? — воскликнул он. — Кто вы такие?

Капитан корабля схватил со стойки у основания мачты деревянный молоток. К удивлению Гаррика, шесть матросов продолжали свою работу с невозмутимостью вьючных животных. Очевидно, они не станут реагировать на такую мелочь, как двое чужестранцев.

— Мы друзья, — просто ответил Гаррик купцу. — По крайней мере, ваши, господин. Не знаю, понравится ли судовладельцу то, что я хочу вам сказать.

— О чем это вы, а? — прорычал капитан. Он выскочил на причал. И это было ошибкой, ибо сразу стало понятно: с этими двумя парнями ему не справиться. Дубовый молоток в его руках вряд ли представлял собой серьезную угрозу. Не то что посох Кэшела.

— Я сын владельца постоялого двора, господин, — продолжал Гаррик. — Гаррик ор-Рейзе с Хафта. Вы как, заплатили за полные бочки?

— Разумеется, я плачу за полные бочки. Что это еще за вопросы?

Он выглядел усталым, но уже совершенно не напуганным; гневные нотки исчезли из его голоса.

Поджидавшие его шесть грузчиков переминались с ноги на ногу с хлыстами в руках, стараясь не участвовать в разговоре.

— Видите, как держится крышка на бочке? — спросил Гаррик. — Она пропускает воду, и вам это известно.

Бочку переставили на дно. Гаррик провел пальцем по мокрой крышке. Моряки безразлично глядели на него, будто ничего и не происходило.

Гаррик принюхался, ощущая сильный запах алкоголя, как и ожидал. Он протянул палец купцу, дабы тот удостоверился. Это был королевский сидр — оставшийся с зимы. Когда с него снимался лед, подо льдом оказывался напиток куда крепче обычного яблочного сидра. Такое пойло валило с ног, и сам Рейзе, например, редко держал его на своем постоялом дворе.

— Кто-то сделал щель в бочке по всей длине доски, — сообщил Гаррик, рассеянно улыбаясь разъяренному капитану. — Потом мастерски замазал ее воском, но будь я на вашем месте, непременно бы проверил, сколько осталось сидра, прежде чем стал бы платить за груз.

— Да заберет тебя Сестра в геенну огненную, лжец! — взревел капитан. Борода его встопорщилась — Эти бочки в таком же состоянии, в каком были, когда я грузил их в Вэллисе!

Люди, вместе выполняющие тяжелую работу, должны хорошо понимать друг друга, иначе быть беде. Кэшел и Гаррик провели долгое время, таская тяжести. И понимали друг друга с полуслова.

Кэшел постучал по крышке наконечником посоха. Бочка отозвалась гулкой пустотой.

— Похоже, так и есть! — заметил купец. — Меня зовут Опсос, ребята. Давайте откупорим бочку.