Королева для эстонцев

— Бе-е, — пискнула я.

Он ослабил хватку, да так, что я спокойно поднырнула ему под руки (как хорошо, что он у меня такой высокий) и побежала прочь.

Шарах! Дыдыцк! Шух! Бабах! Пум-пум-пум… Послышалась отборная эстонская ругань. Я вернулась в комнату. Оказывается Подушка поскользнулся на пасте, которой был перемазан пол, врезался в шкаф, тот этого не пережил и засыпал его вещами, огрев чем-то увесистым по лбу.

— Паста! — изрек он, рассмотрев, а скорее, «разнюхав» свои руки.

— Это ты все время повторял "паста, паста, паста" на эстонском? — спросила я.

Подушка поднялся.

— Ага!

Парень подошел ко мне.

— Не надо меня ловить! Я так постою! — сказала я. — Мятная… фу! И зачем я выбрала ее?

— Фу! — Подушка пытался стряхнуть ее с рук.

— Пошли, — я подергала его за футболку. — Ой, давай ты сам пойдешь? Вот перемазался-то!

Мы спустились в душ, где Подушка долго отмывался от пасты, а потом еще и замерз. Еще бы — паста-то мятная, с охлаждающим эффектом! Эх, где же она была, когда он тут кипятился? Намазать тонким слоем — остынет мигом!

— Пошли на зеленую дачу.

— Ага.

Там мы нашли плед, и Подушка в него закутался. Подумал немного и залез на кушетку с ногами.

— Тепло, — вздохнул он.

— О, о, о! — я меня отвисла челюсть. — Какой маленький!

Зашла медсестра.

— Что такое?

— У меня галлюцинации. Слуховые и зрительные!

— Что?

— Галлюцинации! Вы это видите? — спросила, тыкая в Подушку.

— Да.

— У вас тоже.

— Что?

— Галлюцинации!

— Так! — строго сказал медсестра. Я встала, Подушка тоже. — Ого!

Медсестра даже попятилась от Подушки.

— Вот-вот! И я о том же!

Подушке дали градусник — температура была нормальной.

— А что же мне холодно? — ужаснулся парень.

Ему сообщили, что мыться пастой, да еще и мятной, чревато для здоровья! Мы вышли на улицу.

— Иди плед отдай! — сказала я.

— Нет, я к нему приклеился!

— Там тебе помогут отлепиться.

— Ы-ы, — помотал головой Подушка.

Я указала пальцем на лазарет точь-в-точь, как Андрейка.

— Ха-ха-ха!

Подушка обиделся, отдал плед и насупился.

— Да ты что! На улице жара, а тебе холодно!

— Иди, там еще паста на полу осталась! — ответил парень.

— Я на полу не валяюсь! — гордо ответила я. — Это удел Подушек… которых туда бросают криво!

Пришли Ира и Одеяло.

— Да, Подушка, не умеешь ты бумеранги бросать! — сказала Ира. — А вот Ольга умеет!

— Лучше бы не умела, — вздохнула я.

Ни тот, ни другой эстонец смысла фразы не поняли. А все было так очевидно! Ира набрала воздух, чтобы что-то сказать. Одеяло выдохнул.

— Вот и сказала, — еще раз вздохнула Ира.

— А я ничего не буду говорить.

— А я скажу! Я все скажу! — сказал Подушка и понес что-то на эстонском. У Одеяла отвисла челюсть, он впал в прострацию, да так глубоко, что Ира никак не могла достучаться.

— А в глаза слабо сказать? — спросила я у Подушки. Тот заткнулся, собрался ответить, но я его опередила. — Вижу, что слабо. Так, Ир, я пойду со ступорозником разговаривать, а ты проштрафилась, так что вперед и с песней.

— Мне не нравится Песня! — сказал Ира, намекая на фамилию одного мальчика из школы.

— Твои проблемы, что он тебе не нравится, — пожала я плечами.

Я подошла к Одеялу. Тот тут же отступорился, отвернулся от Подушки, и мы с ним пошли подальше.

— Эй! Ну идем, — вздохнула Ира. — Слушай, а может, ты от меня подальше пойдешь? Хоть бы метра на два, а я успею к кустикам отбежать! — Ире таки пришлось вдохнуть. Никто не спорит — зубная паста невкусная. Но ей же не надо мыться!

— Ну Подушка и придурок. Слава богу, что ты эстонский не знаешь, — сетовал тихонько Одеяло. — А то он с такими заявками далеко бы полетел, наверное, вон с того обрыва.

— Слушай, что он там такое заявил? — спросила я.

— Ну… документы на собственность он уже оформить успел.

— И у нотариуса заверил? В город бегал? — удивилась я.

— Ага, специально, видимо, — кивнул Одеяло.

— Да отойди ты от меня! — послышалось сзади.

— Странно, орет Подушка, — удивилась я.

— Так Ирка кого угодно доведет.

— Вот и пусть. На перевоспитание! — ответила я.

Мы уселись на лавочку. Подушка, занятый Ирой, прошел мимо нас на синюю дачу, а мы с Одеялом остались на лавочке болтать. Ира вышла на улицу, сжимая кулаки, Подушка следом, и сел рядом с Одеялом на лавочку. А меня не увидел. Одеяло — стройный как кипарис, а я стройнее.

— Сейчас разревется! — прошептала я.

Одеяло состроил похожую рожу.

— Р-р-р, — зарычал на него Подушка.

Одеяло покачал головой. Подушка погрозил ему кулаком.

— Завяжу узлом! — сообщил ему Одеяло, поймав его за самые длинные пряди волос.

Подушка отшатнулся. Ира стояла в сторонке и смотрела на звезды невинным взглядом. Интересно, что она такое ему сказала?

Подушка, наконец, увидел меня и что-то спросил на эстонском. Я ответила ему на псевдоэстонском (а что делать?) и прочла ему пространную лекцию о тормознутых эстонцах, которые забывают, что не все тут знают их родной язык.

— Ты когда запомнишь, что язык надо менять? — угрожающе спросил Одеяло. Видно даже ему надоело. Хотя ему, наверное, в первую очередь надоело переводить.

Подушка изобразил, что выплюнул язык и поставил новый.

— Ха-ха-ха! — захохотали мы с Иркой и сделали примерно тот же жест, только язык мы просто выплюнули.

— А вам-то что? — удивились эстонцы.

— Язык меняем! — хихикнули мы с Ирой. Завидно стало!

Одеяло с Подушкой о чем-то поговорили, и Одеяло меня увел.

— То Ольга у меня Одеяло уводит, то Одеяло у меня Ольгу! Подушка, давай вместе ревновать! — насупилась Ира.

— Что? — Подушка аж на лавке подскочил.

— А ты не знал, как это по-русски называется? Просвещаю! — сказала Ира.

Подушка еще долго на нее злился. Ну да, давно пора было назвать вещи своими именами. А я тем временем узнала, что отчебучила Ира: оказывается, выдала свой телефон за мой, а у нее там столько всяких номеров и еще больше разных SMS. Я сообщила Одеялу, что это не моя мобилка, и что в моей ничего подобного нет.