Королева двора

22

Костюм, как всегда, сидел идеально. Дина осталась довольна. Хотя сегодня ей хотелось бы, чтобы все было не так, как всегда, а гораздо лучше. Впрочем, укорить костюмера действительно было не в чем. Платье полностью соответствовало тому образу, который она собиралась создавать на сцене: черное с одной стороны, белое – с другой, с одного ракурса строгое и незатейливое, с другого – яркое, винтажное, кричащее, почти граничащее с пошлостью: кружева, рюши, оборки, – все в многочисленных прорезях, чтобы балерина не запуталась во время батманов, арабесков и фуэте. Прямота и хитрость, строгость и распущенность, честность и лицемерие, добродетель и порок – вот что соединял в себе этот костюм. Вот что было написано на ее лице. Вот что она собиралась показать: разные героини, разные судьбы, разные характеры. И все они легко сочетаются в ней одной. Так же, как и в любом человеке порой могут сочетаться несовместимые друг с другом черты.

Дина помнила, как до нелепого широко округлялись глаза соседки Верочки, когда она слышала из Дининых уст какое-нибудь совершенно незатейливое и недостойное письменной речи ругательство. У Верочки делался такой вид, будто ее обманули в лучших чувствах. Как же так: вся такая неземная, воздушная, неосязаемая, и вдруг топорные выражения, сразу же низвергавшие Дину с Верочкой же воздвигнутого пьедестала?

Они никогда не были близки. Вера всегда больше дружила с соперницей, но потом, в силу то ли своего максимализма, то ли привитой с детства порядочности, то ли еще по каким неведомым Дине причинам, все же разошлась с Ксанкой. Хотя и дружа с последней, она никогда не скрывала своей симпатии к Дине: всегда с улыбкой здоровалась, интересовалась делами и выражала без всякой зависти восхищение Дининой фигурой, внешностью, занятием. И никогда не забывала добавить, что «понимает Мишу», словно намекала и подчеркивала, что она, Вера, на их стороне. Так и было: Вера поздравила их со свадьбой, потом несколько раз приходила в театр и всегда благодарила за доставленное удовольствие. Она была из разряда тех добрых знакомых, которые никогда не отзовутся о тебе плохо, которые не страдают от отсутствия общения, но с удовольствием откликнутся на предложение встретиться. Такие люди могут легко забежать на пять минут за солью или сахаром, но никогда не задержатся в гостях без приглашения дольше пяти минут.

Хотя однажды Верочка все же задержалась. Вбежала тогда сама не своя, буркнула только: «Позови Мишу» – и, когда тот выскочил в коридор, запутавшись от неожиданности в брюках, стала что-то сбивчиво ему говорить, тормошить и выпихивать из квартиры. А когда тот попытался задержаться, чтобы объяснить происходящее Дине, даже прикрикнула на него:

– Иди, иди, я объясню.

И объяснила: и про внезапную смерть его дочери, и про состояние жены, и про необходимость какое-то время побыть с ней: поддержать друг друга, поплакать вместе, погоревать. Верочка говорила спокойно, вдумчиво, ровно. Будто бы это было ее решение прийти и забрать Мишу и вернуть его законной жене хотя бы на какое-то время. Словно другого мнения и быть не могло. Будто заглядывать вперед, чуть дальше за это горе было сейчас чем-то неприличным. А Дина позволила себе заглянуть. Не ее ребенок – не ей и слезы лить. Сказала:

– Значит, мы скоро поженимся!

А Вера… Вера снова, как в детстве, округлила глаза, и Дине показалось, что она чувствует, как летит и больно ударяется о землю коленом. Видно, слишком высокий был пьедестал.

– А ты, оказывается, только себя любишь, – сказала тогда Верочка.

– А что? – с вызовом ответила Дина, не понимая, почему, собственно, ей не позволено любить себя.

– Ничего. Просто я думала – его.

После эти округлившиеся глаза Дина видела еще дважды в жизни. Первый – в тот день, когда сообщила Вере о том, что они уезжают.

– Уезжаешь с Мишей? В Новосибирск?! – Теперь Дина не падала, а снова парила в высоте. Верочка смотрела на нее с искренней, довольной улыбкой. Потом засмеялась счастливо. Дине показалось, что еще немного, и странная девушка кинется ее обнимать. Но этого не произошло. Верочка снова стала серьезной, затем крепко пожала Дине руку и сказала: – Извини, что я в тебе ошибалась. – Дина тогда так и не поняла, в чем та ошибалась и почему.

Но была еще и вторая встреча. Дина только начала свое второе восхождение. Первые гастроли в Питере, и Вера за кулисами.

– Дина, а я тут на врачебном симпозиуме. Смотрю, афиши по всему городу. Дай, думаю, приду на друзей посмотреть. Ну, как вы? Где вы? Что вы?

– Спасибо, – сдержанно ответила Дина, – все хорошо.

Но старая знакомая продолжала озираться, переполненная радостными эмоциями от встречи:

– А Миша? Где Миша? Вышел, да?

– Миша в Новосибирске.

Вера как-то вдруг сникла и потускнела:

– Да, конечно. Извини. Он, наверное, работает. Мужчина ведь, своих дел невпроворот, недосуг по гастролям ездить. – Она ободряюще улыбнулась Дине. А Дине вдруг стало ужасно жаль и себя, и почему-то эту женщину, стоящую напротив и с уверенностью несущую полную околесицу. Так стало жаль, что она неожиданно призналась:

– Пьет он.

– Как пьет?! – Пухлые Верочкины ручки взметнулись ко рту. Но замешательство было недолгим, врач моментально оттеснил в ней женщину на второй план: – Давно?

– Второй год уже.

– Постоянно или запоями?

– Да я уж и не знаю. Я не живу с ним.

И снова вернулась женщина:

– Давно?

– Год и не живу.

Глаза округлились лишь на мгновение, потом снова стали узкими щелочками, а в обычно спокойном, доброжелательном голосе послышалось презрение и усмешка:

– Значит, я все же в тебе не ошиблась…

Дина не собиралась терпеть ни унижений, ни осуждений. Но и в ней женщина победила балерину, а потому она все же позволила себе удовлетворить любопытство и расставить все точки над «и», спросив:

– В каком смысле?

– Ты только себя любишь. – Это были не просто слова. Было высказано обвинение, брошена перчатка. И в тот момент Дина поняла, что Вера всегда, всю жизнь оставалась только на его, Мишиной, стороне.

А на чьей стороне был теперь сам Миша? Дина мечтала об этом узнать. Но как? Прийти и спросить (адрес она узнала давно: как только вернулась в Москву)? Она не решалась. Позвонить по телефону и испуганно бросить трубку, если подойдет Вера? А если у них есть ребенок и трубку снимет он? Попросить позвать папу и слышать, как он на всю квартиру кричит: «Там тебя какая-то тетя»? Подходящим показался Дине вариант воспользоваться информацией из социальных сетей. В конце концов, общение посредством Интернета, с одной стороны, наиболее безопасное, а с другой – притягательное, которое в случае какой-либо неудовлетворенности жизнью или постоянных душевных волнений вполне способно разрушить существующую семью. Дина так и не узнала степень довольства Михаила его семейной жизнью: в социальных сетях он зарегистрирован не был. Впрочем, это не разочаровало Дину слишком сильно. Она сделала логичный вывод о том, что человек, не ищущий общения в паутине Интернета, – это человек, занятый другими гораздо более интересными и полезными вещами; человек, проживающий полную жизнь; человек, не имеющий ни желания, ни времени тратить драгоценные минуты на всякие глупости вроде изменения статуса, присоединения к группам и сообществам и оценку чужих фотографий. Кроме того, Дина обнаружила, что нашла отличный способ, ничем не ущемляющий гордыню, намекнуть о своей заинтересованности. Письмо очень личная вещь, и никто, тем более Вера с ее кристальной порядочностью, не станет совать свой нос в конверт, на котором написано чужое имя.

Путь был найден. Оставалось определить манеру исполнения. Что написать? О чем сказать? Просить о свидании? Слишком откровенно. Спрашивать «Как дела»? Через столько лет молчания – просто глупо. Поздравить с днем рождения, наконец решила она. Да, ни к чему не обязывающая поздравительная открытка – прекрасный способ сообщить о том, что она помнит, что она не вычеркнула его из своей жизни. И на поздравления он, как вежливый человек, должен будет откликнуться. Но как узнать, станет ли это просто вежливым откликом или чем-то еще? Дина не решалась отправить поздравление в течение нескольких лет. Каждый раз обещала себе, что «в этом году непременно», но в последний момент страх поражения снова побеждал мучительное неведение. В сущности, за нее все решила судьба. Она поняла, что сделает это, когда Марк назвал дату бенефиса в Большом. Теперь она могла послать не просто поздравительную открытку, а приложить к ней небольшой сувенир. Билет на собственный концерт – чем не приглашение на свидание? А с другой стороны, просто подарок. И не придется долго ждать, чтобы узнать, принял он его или нет.

Да, осталось совсем немного до выхода на сцену. Через час, когда в зале зажжется свет после первого отделения, будет ясно, на каком она свете. А пока… пока она должна танцевать.

23

Вера так и сидела на полу посреди разбросанных бумаг и напряженным взглядом следила за стрелками настенных часов.

– Пять, четыре, три, два, один, – отсчитала она вместе с секундной стрелкой и заткнула уши руками, чтобы не слышать громкого боя, возвещавщего триумф соперницы.

Часы пробили семь раз. Бенефис знаменитой балерины Елисеевой в Большом театре начался. Мужа Веры не было дома…

24

Оксана тоже сидела на полу рядом с пепельницей, уже доверху заполненной окурками, и раскачивалась в такт только ей одной слышимой мелодии. Она затушила очередную сигарету и с трудом поднялась, облокотившись на стол. Нащупала нетвердой рукой телефон:

– Прости, детка. Я все время звоню с твоего. Но не волнуйся, мама положит денежки, мама все сделает, все устроит.

Оксана набрала номер, сказала снявшему трубку мужчине:

– Разведись!

– Что? – Собеседник оказался в крайнем замешательстве. Оксане показалось, что он даже не понял, кто звонит.