Королева Кристина
Шрифт:
Но пфальцсцы — и отец, и сыновья, и их зять граф Магнус Делагарди — продолжали гнуть свою линию и снова выразили несогласие с этим решением. К ним также присоединился Ю. Маттиэ, и Кристина была вынуждена признать, что их завидное упорство поставило исполнение задуманного плана под угрозу. Ей с трудом удалось удержать наследника в Стокгольме до конца месяца, а потом он опять уехал на Эланд. После этого королева решила идти ва-банк и «обрабатывать» господ министров без содействия пфальцского семейства. Она наметила отречение на осень 1651 года, известила об этом Государственный совет и созвала постоянно действующий орган парламента — комиссию риксдага.
На заседании Госсовета в августе 1651 года королева привела три мотива своего решения: а) несомненная польза от её ухода с трона королевству и его подданным, б) необходимость внести окончательную
Первым пришёл в себя канцлер. Верный себе, он заявил, что такое серьёзное дело требует размышления и не может решаться в спешке. Кристина возразила, что поскольку вопрос о наследнике уже решён, то причин для того, чтобы откладывать дело в долгий ящик, она не видит.
И покинула заседание.
В Госсовете воцарилось тягостное молчание.
Вся шведская аристократия была в полном недоумении и растерянности. В лице королевы они имели единственного защитника от угрожавшей им редукции. Да, в вопросе о престолонаследии она использовала против них другие сословия, но потом всё-таки снова стала на их сторону. О тайных планах Кристины поменять веру и уехать из страны, естественно, никто пока не имел и понятия, а потому в расчёт их не брали. Им не могло и присниться, чтобы дочь великого Густава II Адольфа, положившего жизнь на борьбу с католической Контрреформацией, задумала перейти в веру заклятых врагов. Посоветовавшись между собой, господа советники решили обратиться к Кристине с письмом. Аксель Оксеншерна взялся сформулировать текст, и 12 (23) августа оно было подписано тринадцатью членами правительства.
Аргументы Госсовета сводились к следующему: а) королева сама перед Богом и людьми дала торжественное обещание управлять страной, и нарушать это обещание неразумно, поскольку это чревато непредсказуемыми последствиями для согласия в стране; б) никто не подвергает сомнению высокие качества Карла Густава, но королева любит страну и своих подданных, она вооружена светлым разумом, опытом и авторитетом и счастье сопутствует ей во внешних и внутренних делах; в) королева желает отдохнуть и уйти на покой, но разве совместимо такое эгоистическое желание с её долгом? Человек рождён для трудов и забот, в особенности это касается правителей, обязанных находить в этих заботах и трудах удовольствие, и уходить от них в тишину и праздность противоречит самой природе королей. Члены правительства, со своей стороны, всегда готовы облегчить бремя забот своей любимой королевы и взять часть её обязанностей на себя.
Доводы Государственного совета кажутся, конечно, трогательными и наивными — настолько они не соответствовали реальным планам адресата. В сентябре своё увещевательное письмо королеве вручил Пер Брахе, но ни малейшего воздействия на Кристину оно тоже не оказало. Обращение Брахе было в той обстановке довольно смелым шагом, все советники прятались за спины друг друга и инициативу в отговаривании королевы от её решения не проявляли.
Потом за дело взялся бывший фаворит Кристины М. Г. Делагарди. Во главе небольшой делегации, состоявшей из трёх человек, не считая его самого, граф отправился во дворец. По пути он чуть не потерял своих спутников — все дрожали от страха предстать перед королевой и попытались сбежать. Когда четвёрка советников вошла в зал, где в это время находилась королева, то увидела рядом с ней много посторонних лиц. Кристина встретила их холодным взглядом. Впрочем, она взяла прошение, прочитала его и… прослезилась. Вероятно, экс-фаворит сумел затронуть самые сокровенные струны её души. Она поблагодарила своих верных подданных за советы и сказала, что сама будет нести ответственность за своё решение и освобождает Государственный совет от этой обязанности. Она добавила также, что хотела бы снова собрать по этому вопросу заседание правительства, чтобы обсудить наилучшие способы решения вопроса. Делегация вернулась обратно в зал заседаний, где её ждали другие члены правительства. Все подавленно молчали и ждали приговора, но когда услышали о тёплом приёме, оказанном королевой делегации, то воспрянули духом и, по воспоминаниям Делагарди, от радости расплакались.
Дискуссия о том, как помочь делу, затянулась до ноября. И Кристина сдалась. По всей видимости, Ю. А. Сальвиус, на последнем этапе посвящённый в планы Кристины, отсоветовал ей предпринимать такой
резкий шаг по внешнеполитическим соображениям и она его послушалась. Ей также стало ясно, что без согласия Госсовета добиться поддержки риксдага будет невозможно. И она взяла обратно своё решение об отказе от короны и дала обещание продолжать выполнять обязанности королевы Швеции. Вероятно, она посчитала, что дело ещё не созрело.Пфальц-Цвейбрюкенское семейство заволновалось — теперь с ними могло случиться что угодно. Но их страх был напрасен — ничего дурного против них никто не замышлял. Кристина выразила желание, чтобы Карл Густав приехал в Стокгольм и хотя бы своим присутствием напоминал всем о своих правах на трон, но принц упорно отказывался и отсиживался в мрачных углах замков Грипсхольма, Боргхольма и Эланда. Когда королева как-то попросила архиепископа Юханнеса Канути Ленеуса употребить своё влияние на Карла Густава и уговорить его жениться на выбор на мекленбургской или готторпской принцессе, тот ответил, что для принца наилучшим был бы третий вариант.
— Какой? — удивилась королева.
— Королева Швеции Кристина, — ответил архиепископ.
Брачные разводы тяжело даются людям, а уж развод с высшей властью — в особенности. Да и не все ещё карты оказались в руках королевы. Чтобы оставить трон и страну, требовалась более тщательная подготовка. Неудавшаяся попытка произвела на Кристину такое сильное впечатление, что именно в это время у неё появилась мысль отказаться от своих планов сменить веру, о чём свидетельствуют сохранившиеся черновики трёх её писем. Впрочем, не исключено, что эти письма были всего лишь очередными уловками, призванными скрыть её тайные планы. В автобиографии она пишет, что первая попытка абдикации [63] не удалась, потому что она решила ещё немного послужить стране.
63
Абдикация (лат. abdicatio) — добровольное отречение от престола, отказ от власти, должности или сана.
Психическое состояние королевы было в это время катастрофическим. Всё чаще она исчезала по ночам из дворца и совершала странные одиночные верховые прогулки. Всё чаще с ней случались обмороки. Они могли продолжаться до часа, и после них к королеве долго не возвращался дар речи. Слишком непосильными для неё оказались и королевские обязанности, и споры с правительством, и разлад психики с физикой, и огромное напряжение перед предстоящим прыжком в неизвестное.
В конце 1651 года Стокгольм потрясло странное и жуткое событие.
К Карлу Густаву, гостившему у брата Адольфа Юхана в замке Боргхольм, пришло письмо, тщательно запечатанное в два конверта. Послание начиналось злобным пасквилем на королеву, погрязшую в удовольствиях, разврате и разбазаривании государственных денег, а также на дворян и клан Оксеншернов, разоривших крестьян и жаждущих взобраться на трон. Но это была прелюдия к самому главному, содержавшемуся во второй части текста. Какой-то доброжелатель пфальцграфа писал о том, как Ю. Маттиэ заставил королеву отказаться от брака с Карлом Густавом, как принц дважды интригами Оксеншерны был удалён в Германию и как резко настроены «оксеншернисты» против занятия им трона. Аноним утверждал, что на Карла Густава готовится покушение с целью убийства, в частности, мать Магнуса Делагарди, Эбба Брахе, уже приготовила для него яд. Аноним предупреждал Карла Густава о том, чтобы он избегал посещения Якобсдаля, имения Брахе и самой столицы, и советовал собрать верное войско, чтобы войти с ним в Стокгольм и «разобраться» со своими врагами. После этого можно будет спокойно отобрать у дворян полученные от государства земли и править Швецией спокойно и счастливо.
Подозрение в авторстве пасквиля сразу пало на некоего Арнольда Юхана Мессениуса, сына упсальского профессора Юханнеса Мессениуса, осуждённого в 1616 году за принадлежность к ордену иезуитов. А. Ю. Мессениус провёл 16 лет в ссылке в Карелии вместе с отцом, а потом был помилован, возвращён в Швецию и получил должность государственного историографа. Семья Мессениусов традиционно входила в круг клиентов и сторонников семьи пфальцграфа Юхана Казимира. Мессениус был естественно обозлён на целый свет, в особенности на А. Оксеншерну, долго препятствовавшего его помилованию, обладал скандальным, вспыльчивым и строптивым характером и был ярым противником дворянства.