Королева Марго

Действительно, через каких-нибудь полчаса Ла Моль, выслушав строгие наставления Маргариты и поцеловав краешек ее платья, довольно бодрым для раненого шагом уже поднимался по лестнице, ведущей к покоям герцога Алансонского.

Прошло три дня; за это время доброе согласие между Генрихом и его женой, видимо, окрепло. Генриху разрешили отречься от протестантства не публично, а лишь перед духовником короля, и каждое утро он ходил к обедне, которую служили в Лувре. Каждый вечер он неукоснительно шел к жене, входил в двери ее покоев, несколько минут беседовал с нею, а затем выходил потайным ходом и поднимался по лестнице к г-же де Сов, которая, конечно, рассказала ему о посещении Екатерины и о грозившей ему явной опасности. Генрих, получая сведения с двух сторон, проникся еще большим недоверием к Екатерине, которое еще усилилось потому, что выражение ее лица становилось все более приветливым. Дело дошло до того, что однажды утром Генрих увидел на ее бледных устах благожелательную улыбку. В этот день он, и то после бесконечных колебаний, ел только яйца, которые варил собственноручно, и пил только воду, которую набрали из Сены у него на глазах.

Резня продолжалась, хотя и шла на убыль; истребление гугенотов приняло такие чудовищные размеры, что число их значительно сократилось. Подавляющее большинство их было убито, многие успели бежать, кое-кто еще прятался.

Время от времени то в том, то в другом квартале поднималась суматоха: это значило, что нашли кого-нибудь из прятавшихся. Тогда несчастного или избивало все население квартала, или приканчивала небольшая кучка соседних жителей — в зависимости от того, оказывалась жертва загнанной в какой-нибудь тупик или могла спасаться бегством. В последнем случае бурная радость охватывала весь квартал, служивший местом действия: католики не только не утихомирились от исчезновения своих врагов, но сделались еще кровожаднее; казалось, они ожесточались тем сильнее, чем меньше оставалось этих несчастных.

Карл IX с самого начала пристрастился к охоте на несчастных гугенотов; позже, когда эта охота стала для него недоступной, он с удовольствием прислушивался, как охотились другие.

Однажды, после игры в шары, которую он любил не меньше, чем охоту, он в сопровождении своих придворных с сияющим лицом зашел к матери.

— Матушка, — сказал он, целуя флорентийку, которая, заметив выражение его лица, сейчас же постаралась разгадать его причину. — Матушка, отличная новость! Смерть всем чертям! Знаете что? Пресловутый труп адмирала, оказывается, не исчез — его нашли!

— Ах вот как! — произнесла Екатерина.

— Да, да! Ей-Богу! Ведь мы с вами думали, что он достался на обед собакам? ан нет! Мой народ, мой добрый, хороший народ придумал отличную шутку: он вздернул адмирала на виселицу в Монфоконе.

Сперва народный гнев Гаспара вниз поверг, После чего был поднят он же вверх!

— И что же? — спросила Екатерина.

— А то, милая матушка, — подхватил Карл IX, — что, когда я узнал о его смерти, мне очень захотелось повидать нашего голубчика. Погода сегодня отличная, все в цвету, воздух живительный, благоуханный. Я себя чувствую здоровым, как никогда; если хотите, матушка, мы сядем на лошадей и поедем на Монфокон.

— Я поехала бы с большим удовольствием, сын мой, если бы уже не назначила свидание, которое мне не хотелось бы откладывать, а кроме того, в гости к такому важному лицу, как господин адмирал, надо пригласить весь двор. Кстати, — прибавила она, — умеющие наблюдать получат возможность для любопытных наблюдений. Мы увидим, кто поедет, а кто останется дома.

— Честное слово, вы правы, матушка! До завтра! Так будет лучше! Приглашайте своих, я — своих… а еще лучше — не будем приглашать никого. Мы только объявим о поездке, — таким образом, каждый будет волен ехать или не ехать. До свидания, матушка! Пойду потрублю в рог.

— Карл, вы надорветесь! Амбруаз Паре все время твердит вам об этом, и совершенно справедливо: это очень вредно!

— Вот так так! Хотел бы я знать наверняка, что умру именно от этого, — ответил Карл. — Я еще успел бы похоронить здесь всех, даже Анрио, хотя ему, по уверению Нострадамуса [17] , предстоит наследовать нам всем.

Екатерина нахмурилась.

— Сын мой, не верьте этому: это, конечно, невозможно, берегите себя, — сказала она.

— Я протрублю всего-навсего две-три фанфары, чтобы повеселить моих собак, несчастные животные дохнут от скуки! Надо было натравить их на гугенотов, то-то разгулялись бы!

17

Нострадамус (Мишель де Нотр-Дам, 1505—1566) — знаменитый французский астролог.

С этими словами Карл IX вышел из комнаты матери, прошел в Оружейную палату, снял со стены рог и затрубил с такой силой, какая сделала бы честь самому Роланду [18] . Трудно было понять, как из этой слабой болезненной груди, из этих бледных губ могло вырываться такое могучее дыхание.

Екатерина сказала сыну правду: она действительно ждала некое лицо. Через минуту после ухода Карла вошла одна из придворных дам и что-то сказала ей шепотом. Королева-мать улыбнулась, встала с места, поклонилась своим придворным и последовала за вестницей.

18

Роланд — франкский маркграф, герой эпоса «Песнь о Роланде», обладавший прославленным рогом Олифантом.

Флорентиец Рене, с которым король Наваррский в самый канун св. Варфоломея обошелся столь дипломатично, только что вошел в ее молельню.

— А-а, это вы, Рене! — сказала Екатерина. — Я ждала вас с нетерпением. Рене поклонился.

— Вы получили вчера мою записку?

— Имел эту честь, государыня.

— Я просила вас снова составить гороскоп и проверить тот, который составил Руджери и который в точности совпадает с предсказанием Нострадамуса о том, что все три мои сына будут царствовать… Вы это сделали? За последние дни обстоятельства сильно изменились, Рене, и я подумала, что и судьба могла стать милостивее.

— Ваше величество, — покачав головой, ответил Рене, — вы хорошо знаете, что обстоятельства не могут изменить судьбы, наоборот: судьба управляет обстоятельствами.

— Но вы все-таки возобновили жертвоприношения?

— Да, государыня, — ответил Рене, — повиноваться вам — мой долг.

— А каков результат?

— Все тот же, государыня.

— Как?! Черный ягненок все так же блеял три раза?

— Все так же, государыня.

— Предзнаменование трех страшных смертей в моей семье! — прошептала Екатерина.

— Увы! — произнес Рене.

— Что еще?

— Еще, государыня, при вскрытии обнаружилось странное смещение печени, какое мы наблюдали и у двух первых ягнят, то есть наклон в обратную сторону.

— Смена династии! Все то же, то же, то же… — пробормотала Екатерина. — Но ведь надо же бороться с этим, Рене! — продолжала она.

Рене покачал головой.

— Я уже сказал вашему величеству: властвует рок, — ответил он.

— Ты так думаешь? — спросила Екатерина.

— Да, государыня.

— А ты помнишь гороскоп Жанны д'Альбре?

— Да, государыня.

— Напомни, я кое-что запамятовала.

— Vives honorata, — сказал Рене, — morieris reformidata, regina amplificabere.

— Насколько я понимаю, это значит: «Будешь жить в почете» — а она, бедняжка, нуждалась в самом необходимом! «Умрешь грозной» — а мы над ней смеялись. «Возвеличишься превыше королевы» — и вот она умерла, и все ее величие покоится в гробнице, на которой мы забыли даже выбить ее имя.

— Ваше величество, вы неправильно перевели «Vives honorata». Королева Наваррская действительно жила в почете; всю жизнь она была окружена любовью своих детей и уважением своих сторонников, любовью и уважением тем более искренними, что она была бедна!