Королева Марго
Шрифт:
Изумительный инстинкт Генриха Наваррского, подобно какому-то шестому чувству руководивший им всю первую половину его жизни, полную опасностей, подсказал ему, что сейчас в душе парфюмера происходит нечто необычное, похожее на борьбу, и, обратившись к флорентийцу, стоявшему на свету, тогда как сам он оставался в тени, сказал:
— Рене, почему вы пришли сюда об эту пору?
— Разве я имел несчастье потревожить ваше величество? — спросил парфюмер, делая шаг назад.
— Вовсе нет. Но мне хочется задать вам один вопрос.
— Какой вопрос, государь?
— Вы думали, что
— Я был в этом уверен.
— Значит, вы меня искали?
— Во всяком случае, я счастлив вас видеть.
— Вы хотите что-то сказать мне? — гнул свою линию Генрих.
— Быть может, государь! — ответил Рене. Шарлотта покраснела: она задрожала от страха при мысли, что парфюмер, который, по-видимому, хотел раскрыть Генриху тайну, раскроет ему глаза на то, как она вела себя по отношению к Генриху вначале; делая вид, что всецело занята своим туалетом и ничего не слышит, она прервала их разговор.
— Ах. Рене, поистине вы чародей! — открыв коробочку с опиатом, воскликнула она. — У этой помады чудесный цвет, и, раз уж вы здесь, я хочу, из уважения к вам, попробовать ваше изделие при вас!
Она взяла коробочку и кончиком пальца захватила немного красноватой помады, чтобы намазать ею губы.
Рене вздрогнул.
Баронесса с улыбкой поднесла палец к губа.
Рене побледнел.
Генрих, по-прежнему сидевший в полумраке, следил за всем происходящим жадным, напряженным взором, не упустив ни движения г-жи де Сов, ни трепета Рене.
Пальчик Шарлотты почти коснулся губ, как вдруг Рене схватил ее за руку в то самое мгновение, когда Генрих вскочил, чтобы остановить ее.
Генрих бесшумно опустился на кушетку.
— Простите, сударыня, — принужденно улыбаясь, сказал Рене, — этот опиат нельзя употреблять без особых наставлений.
— А кто же даст мне эти наставления?
— Я.
— Когда?
— Как только скажу кое-что его величеству королю Наваррскому.
Шарлотта широко раскрыла глаза, ничего не поняв из таинственного разговора, который велся в ее присутствии; она так и осталась сидеть с коробочкой опиата в руке, глядя на кончик своего пальца, окрашенного помадой в карминный цвет.
Повинуясь мысли, которая, как и все мысли молодого короля, преследовала две цели, одну — явную, другую — тайную. Генрих встал и, подойдя к Шарлотте, взял ее руку и стал поднимать вымазанный кармином пальчик к своим губам.
— Одну минуту, — поспешно сказал Рене, — одну минуту! Соблаговолите, сударыня, вымыть ваши прекрасные руки вот этим неаполитанским мылом, которое я забыл прислать вам вместе с опиатом и которое имею честь принести лично.
Вынув из серебряной коробочки прямоугольный кусок зеленоватого мыла, он положил его в серебряный, золоченый тазик, налил в тазик воды и, встав на одно колено, поднес его г-же де Сов.
— Честное слово, мэтр Рене, я вас не узнаю! — сказал Генрих. — Своей любезностью вы заткнете за пояс всех придворных волокит.
— Какой прелестный запах! — воскликнула Шарлотта, намыливая свои прекрасные руки жемчужной пеной, отделявшейся
от душистого куска.Рене до конца выполнил обязанности услужливого кавалера и подал г-же де Сов салфетку из тонкого фрисландского полотна, чтобы вытереть руки.
— Вот теперь, ваше величество, — обратился к Генриху флорентиец, — вы можете делать все что угодно.
Шарлота протянула Генриху руку для поцелуя, затем уселась вполоборота, приготовляясь слушать, что станет говорить Рене, а король Наваррский занял свое место, глубоко убежденный, что в душе парфюмера происходит нечто необычайное.
— Итак? — спросила Шарлотта.
Флорентиец, видимо, собрал всю свою решимость и повернулся к Генриху.
Глава 4
ГОСУДАРЬ, ВЫ СТАНЕТЕ КОРОЛЕМ
— Государь, — обратился к Генриху Рене, — я пришел поговорить с вами о том, что меня давно интересует.
— О духах? — улыбаясь, спросил Генрих.
— Да, государь, пожалуй… о духах! — ответил Рене, сделав какой-то странный знак согласия.
— Говорите, я слушаю: этот предмет всегда казался мне весьма увлекательным.
Рене взглянул на Генриха, пытаясь, что бы тот ни говорил, прочитать его непроницаемые мысли, но, увидав, что это дело совершенно безнадежное, продолжал:
— Государь, один мой друг должен на днях приехать из Флоренции: он усиленно занимается астрологией…
— Да, — прервал его Генрих. — я знаю, что это страсть всех флорентийцев.
— В содружестве с крупнейшими учеными всего мира он составил гороскопы самых именитых дворян Европы.
— Ах, вот оно что! — сказал Генрих.
— А так как род Бурбонов является знатнейшим из знатных, ибо ведет свое начало от графа Клермона, пятого сына Людовика Святого, то вы, ваше величество, можете быть уверены, что он составил и ваш гороскоп.
Генрих стал слушать парфюмера еще внимательнее.
— А вы помните этот гороскоп? — осведомился король Наваррский, пытаясь равнодушно улыбнуться.
— О! — кивнув головой, произнес Рене, — такие гороскопы, как ваш, не забывают.
— В самом деле? — иронически пожав плечами, сказал Генрих.
— Да, государь, ибо гороскоп утверждает, что вас ждет самая блестящая судьба.
Глаза молодого короля невольно сверкнули молнией, тотчас погасшей в облаке равнодушия.
— Все эти итальянские оракулы — льстецы, — возразил Генрих. — а льстец и обманщик — родные братья. Разве один из них не предсказал мне, что я буду командовать войсками? Это я-то!
И Генрих расхохотался. Но наблюдатель, менее занятый своими мыслями, нежели Рене, почувствовал и понял бы, что это смех деланный.
— Государь, — холодно сказал Рене, — гороскоп предвещает нечто большее.
— Он предвещает, что во главе одного из этих войск я одержу победу?
— Больше того, государь!
— Ну, тогда я стану завоевателем, вот увидите, — сказал Генрих.
— Государь, вы станете королем.
— Да я и так король, — заметил Генрих, пытаясь успокоить неистово забившееся сердце.