Королева Муравейника

* * * * * *

Я сидела у окна и рассеянным взглядом наблюдала, как стайка воробьев борется за семечки, щедро рассыпанные проходившей здесь недавно старушкой. Чему-то улыбнулась, вспомнила детство, когда вот так же семечками и иногда крошками хлеба мы приманивали различных птичек, а потом старались их поймать. То-то радости было, когда кому-либо из нас это удавалось...

– Гражданка вы не встанете ненадолго, мне бы сумку свою под сидение кинуть, - оторвал меня чей-то приятный мужской голос от былых воспоминаний своей далекой молодости.

Повернув голову, я удивленно посмотрела на этого мужчину. На вид ему было лет тридцать семь, а может и все сорок. Крепкого телосложения. Высокий, с красивыми пышными усами и короткой стрижкой. Эх. Была бы я хотя б на пятнадцать лет моложе обязательно познакомилась бы поближе. Где она моя молодость? Я медленно встала с нижней полки, обулась и отошла к проходу. Но долго я так не простояла. Мужчина поднял сидение и попросил меня его подержать, чтобы ему было удобнее укладывать свои сумки. Интересно откуда он здесь появился? Мы ведь только десять минут назад отъехали от вокзала и поезд еще нигде не останавливался? Мужчина толи понял мое выражение лица, толи просто хотел выговориться, но не к кому толком не обращаясь, он начал говорить:

– Вот представляете!? Все было хорошо, пока не появился какой-то, простите за выражение, ублюдок, у которого был билет точно с таким же местом и вагоном как и у меня. Назревал скандал. Ну, разумеется, я не мог этого так просто оставить и сразу же обратился к проводнице. Ну, сами понимаете, что ж это за наглость? В лицо мне ткнул своим билетом и говорит: 'Не пойди бы тебе козел куда подальше отсюда'! А с ним еще трое, как я понял, друзей было, вместе в вагон зашли и видимо как раз в нем у всех четверых места и выпали. Так куда мне против четверых то? Так вот что самое интересное. Проводница с кем-то там связалась и сказала что ничего страшного, это на вокзале ошиблись. И предложила тому молодому парню перейди в какой-нибудь другой вагон на свободное место. Ну, он, конечно, согласился, но видно было по его лицу, что он этим очень недоволен, друзья, то его едут в этом вагоне, а его заселяют в другой. Так после разговора с проводницей он через полчаса ко мне подошел и прямо так сказал, что если я сам не переду в другой вагон, то каждый мой поход в туалет будет заканчивать потерей зуба в раковине. Я конечно хотел сразу пожаловаться на такой произвол, но тут подошел один из его друзей и незаметно так приставил к моему животу нож и ласково попросил послушать то, что мне говорят, и не выпендриваться... Вот так вот я и оказался здесь. Собрал вещи и попросил проводницу перевести меня в другой вагон, мол, пусть друзья вместе едут, не будем их по вагонам раскидывать, а я уж как-нибудь и в другом месте побуду...

Мда, не повезло мужику. Совсем молодежь от рук отбилась. Раньше все-таки все было по-другому. И молодежь старших уважала, и сами старики другие были. Все меняется. Война изменила нашу страну и нас.

– Меня Стас зовут, а вас?
– обратился он ко мне с вопросом. А я ведь даже и не заметила, как мужчина закончил укладывать сумки, как он достал нужные в ближайшее время вещи: полотенце, зубную щетку, мыло, пасту (закинув их сразу на свою полку); выставил на стол что завернутое в газету (судя по запаху, копченое мясо), хлеб, два простых граненых стакана и бутылку минеральной воды.

– Зоя Павловна.

Остальные двое пассажиров, пожилая семейная пара, расположенные напротив нас, занимающие верхнюю и нижнюю полки соответственно, ни как не вмешивалась в наш разговор, и вообще старательно делали вид, что им все равно, кто этот мужчина и кто эта женщина. Действительно, чего им еще надо в таком возрасте, только тишины и покоя, ну чтобы их никто не трогал.

– Вы не хотите перекусить? А то я смотрю, у вас как-то пусто было на столе, - да это он правильно заметил. Я спешила и кроме двух газет и одной исторической книжки больше покупать ничего не стала. На вокзале перекусила, а тут думала в вагон ресторан сходить, если он будет, или подождать разносчика с тележкой. Есть мне пока правда не хотелось. Но вот попила я бы с удовольствием, и лучше бы водки.

– Не откажусь, но если вы не против, то только минералки, пожалуйста, - ответила я улыбнувшись. Интересно, на сколько я сейчас выгляжу? Подруги всегда говорили, что моложе своих пятидесяти лет.

Я присела ближе к окну, мужчина - рядам. Дотянулся до минералки, открыл ее и налил в оба стакана. Хотел еще развернуть газету, но передумал.

– Вы далеко едете, - спросил он меня, после того как я выпила половину стакана, и поставила его обратно.

– В Краснодар.

– О-о-о, - протянул он, - прекрасный город. Когда-то я в нем жил лет пять. Потом вот в Рязань переехал.

– А сейчас куда едите?

– Новороссийск, дела у меня там.

Мы разговорились, и не заметили, как прошло два часа. Скоро в вагонах должны были отключить свет, экономят электроэнергию. У нас сейчас на всем экономят. На чем можно и на чем нельзя.

Мужчина пожелал мне спокойной ночи и полез на вторую полку. Я расправила простыню, поправила подушку и тоже легла спать. Сейчас ведь уже почти двенадцать ночи, подумала я, проваливаясь в сон...

* * * * * *

– Мама, мама, где ты!?
– раздался крик плачущего ребенка - девочки лет десяти, стоявшей у большого продуктового магазина рядом с большой, тяжелой на первый взгляд, сумкой.

– Я здесь родная. Что случилось?
– молодая красивая женщина лет тридцати выскочила из магазина и подбежала к дочке.
– Почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?

– Мам, я думала, ты меня бросила, - девчушка протерла глаза кулачками и грустно посмотрела на мать.

– Ну что ты, прекрасная моя, - женщина наклонилась к девочке и погладила ее по голове.
– Я никогда тебя не брошу. Я всегда буду с тобой. Ты знаешь, как я тебя люблю!

– А папа? Он любит меня?

– Конечно.

– Тогда... где он?

Женщина глубоко вздохнула, ей не хотелось вспоминать те мгновения своей жизни, когда год назад муж позвонил ей из Англии и сказал, что навернется, вообще навернется!...

Задребезжал звонок телефона, женщина не спеша подошла к нему и сняла трубку.

– Але, Марина Капрова слушает.

– Марин, - это был голос ее мужа - Анатолия Горкунина, - здравствуй...

Марина не стала брать его фамилию, оставила свою девичью, так было принято в их роду. Мама ей рассказывала, что женщины их семьи ни когда, ни при каких условиях не меняли свою фамилию.

Марина, скучает по матери, ей очень ее не хватает. Она, так же как и ее младший брат, остались без родителей в тот злополучный день, седьмого сентября тысяча девятьсот сорок второго года. С утра вручили письмо, в котором говорилось о смерти отца, а к вечеру мама пропала без вести. Она так и не забрала их из школы. Началась бомбежка, потом срочная эвакуация, детдом, переезд в другой город. Теперь она и брат живут здесь, в этом небольшом городке...

– Ма-ари-и-ин!?
– снова позвал муж, зачем-то отрывая ее от грустных воспоминаний.
– Ты слушаешь?

– Да-да, Анатолий, - женщина торопливо согласилась, - ты только повтори еще раз, а то что-то связь барахлит, тебя плохо слышно.

– Еще бы я ведь из Англии звоню, - совершенно не удивился словам жены Анатолий.
– Ты помнишь, почему я уехал в Лондон?

– Да, помню. Тебе предложили работать в одном из инженерных самолетостроительных институтов. Или как там у них это правильно называется?

– Ну, неважно. Дело в том, что...
– Анатолий задумался, пытаясь правильно подобрать слова, - я не смогу тебя взять с собой тебя и даже дочку, понимаешь...