Королева мутантиков

– Такофа физнь, мой фрук, такофа физнь! Фолна фрефратностей! – печально сказал Цыкающий Зуб, первым взбираясь на перевернувшийся плот.

«Интересно, кроме Жлоба, все утонули?» – с надеждой подумал он, но, осмотревшись, к своему разочарованию, обнаружил товарищей на одной из ближайших берез. Вид у них был мокрый и недовольный.

– Зуб! Подгони плот! Сними нас отсюда! – заорал Бешеный Блюм.

– А фто мне за фето фудет? – хитро спросил Зуб.

– По морде тебе будет палицей!

– Тогда не фниму, и не фуговаривайте! – он замотал головой и сделал вид, что уплывает.

В конце концов после того, как его долго упрашивали и наобещали ему всяких соблазнительных штучек, вроде кошелечка с кусочками реакторного стержня, новой норки в фундаменте реактора и наконечника для копья, Цыкающий Зуб соблазнился и, сказав: «Форошо, фолько фы мефя фее рафно нафуете», – подогнал плот к березе, позволив карликам спрыгнуть на него.

Тотчас спасенные во главе с Бешеным Блюмом набросились на Зуба и хорошенько поколотили его за все унижения, которые вынесли, пока сидели на дереве.

– Я же гофорил, фы мефя нафуете. Такофа физнь! – вздохнул Цыкающий Зуб, потирая намятые бока.

Бормоглотик, Трюша и Отелло, значительно опередившие карликов, высадились на высоком берегу поселка. Издали им стали слышны глухие удары тарана, которые могли означать одно: враги уже были здесь и осаждали шерстюш и лобастиков, спасавшихся в поселке от наводнения.

За свою жизнь Отелло помнил не одну осаду карликов. Осадный метод ведения войны, по сути дела, являлся для них основным, и тактика его была хорошо отработана.

В то время как одни таранили двери массивным, окованным железом бревном, другие подтаскивали катапульты и забрасывали осажденных камнями. Часто карлики сами превращались в камни и катапультировали себя, чтобы, оказавшись внутри крепости, сразу вступить в бой.

– Как нам найти Мумуню? Поселок такой большой и здесь на каждом шагу карлики, – огорчилась Трюша. – Бормоглот, может, мне стать невидимой и пробраться к осажденным?

– Не вздумай! – удержал ее хвостатый мутантик. – Давай поднимемся на крышу вон того трехэтажного дома и посмотрим сверху.

– Классный план! Небось тебе все мозги пришлось напрячь, чтоб его разработать. Ты, должно быть, решил: чем выше мы поднимемся, тем интереснее будет падать, когда дом рухнет, – заявил Отелло, умевший во всем видеть отрицательную сторону.

– Знаешь что, Отелло, – Трюша гневно повернулась к нему, – если когда-нибудь у меня все будет очень-очень хорошо, так хорошо, что мне захочется, чтобы кто-нибудь разнообразия ради испортил мне настроение, я подойду к тебе и скажу: «Здравствуй, Отелло, я пришла к тебе пообщаться!»

Лобастик хмыкнул и задумчиво почесал за ухом.

– Ты хоть сама поняла, что сказала? – спросил он. – Я, например, ничего не понял. Повтори еще разок, а я тебе похлопаю!

Бормоглотик скользнул в подъезд трехэтажного дома и, чутко прислушиваясь, не слышны ли в нем голоса или шаги карликов, поманил друзей за собой. Они взбежали по лестнице и толкнули покосившуюся дверь на чердак. Дверь от старости не открылась, а отвалилась с петель, и мутантики вышли на крышу.

Отсюда хорошо была видна центральная площадь поселка, заполненная карликами и запряженными в колесницы красноглазыми псами, которые выли и грызли свои постромки. После целого ряда неудачных атак рвение карликов несколько приутихло, и они перешли к глухой осаде, заблокировали входы и выходы из почтамта, в котором заперлись лобастики и шерстюши, и обстреливали окна камнями и горшками с зажигательной смесью.

– Отелло, ты можешь выяснить, есть там Мумуня или нет? – с тревогой спросила Трюша.

– Не обещаю, но попробую. – Лобастик присел на край крыши, сжал ладонями виски и сосредоточился.

– Ну как, получается? – через некоторое время спросил Бормоглотик.

– Не мешай! – Лицо Отелло побледнело, он закрыл глаза и весь ушел в себя.

Трюше не раз приходилось наблюдать, как лобастики, читая мысли на расстоянии, впадают в транс. Они невпопад отвечают на вопросы, раскачиваются и не замечают ничего вокруг, словно их сознание находится где-то далеко.

Наконец Отелло открыл глаза, и его щеки вновь порозовели.

– «Все полный атас!» – как говорил Вильям Шекспир. Я связался с дедушкой Умником, и вот вам от него сообщение: «С Мумуней все в порядке. Они с Бубнилкой рядом со мной. Маленькие шерстюши еще не родились. Мы прячемся в подвале атлетического зала и ждем вас. Мумуня знает, что Трюша спаслась, и очень рада. Я проник в мысли начальника телохранителей Пупа и узнал о планах Карлы. Приходите, мы вас ждем. Умник».

– А где атлетический зал? Я ужасно соскучилась по маме! – обрадованная Трюша порывисто обняла старого ворчуна.

– Атлетический зал находится на окраине поселка, рядом с аптекой, – вспомнил Бормоглотик. – Но чтобы попасть туда, нам придется пройти через площадь, занятую карликами. Не представляю, как мы сможем это сделать.

– Что-нибудь придумаем! Так хочется увидеть Мумуню! – отмахнулась Трюша, бросаясь к лестнице.

– Ей-то легко говорить, захотела и стала невидимкой. Попробуй ее поймай! А нам что делать? – недовольно сказал Отелло.

– Нет безвыходных положений, но бывают безвыходные пессимисты! – заметил Бормоглотик и помчался вниз по ступенькам догонять Трюшу.

Выскочив из подъезда, они сразу увидели Пупыря и Хорошиста, причаливающих к берегу на своем плоту.

– Мы ничего не нашли! Шалашик на болоте пуст! – взволнованно крикнул папа-мутантик, спрыгивая на берег.

– Дупль пусто! – подтвердил Хорошист. – Все равно что искать муху в стакане, в котором мухи нет.

– Не беспокойся, папусик, мы нашли Мумуню. – Трюша утешающе потерлась мордочкой о плечо отца, и ее нос ободряюще запульсировал.

– Нашли? – воспрянул духом Пупырь. – Где она?

Отелло многозначительно щелкнул себя пальцем по кадыку:

– С тебя бутылка типографской краски! Они с дедом Умником и Бубнилкой сидят в подвале атлетического зала. Мы сейчас как раз туда.

Из дубовой рощицы показался плот с успевшими высохнуть карликами. Жлоб, Кука, Оболдуй и Цыкающий Зуб налегали на весла, а Бешеный Блюм подбадривал их то страшными угрозами, то щедрыми посулами.

Сообразив, что вскоре они окажутся зажатыми в тисках между воинами Блюма и карликами на площади, шерстюши и лобастики поняли, что они должны прорываться.