Королева пламени
Шрифт:
— Скажите, ваши блуждания никогда не приводили вас в южные кварталы?
— Увы. Там добыча не слишком велика, да и зданий мало осталось, чтобы оправдать усилия.
— Очень жаль. Там есть гостиница. Если мне не изменяет память, «Черный медведь». Если вам нужно приличное вино, то вы бы могли отыскать его там. Как я слышала, хозяин держал в секретном месте под полом коллекцию выдержанных кумбраэльских вин — чтобы, само собой, не тревожить зря королевских сборщиков податей.
Приличное вино. Все, что доводилось пробовать в последнее время, напоминало сильно прокисший уксус. Воларцы мало интересовались книгами, а вот
— Очень любезно с вашей стороны, аспект. Хотя я удивлен вашими познаниями в таких предметах.
— Целитель слышит многое. Люди выдают самые сокровенные тайны тем, кто может унять боль.
Элера посмотрела гостю в глаза и добавила со значением:
— Мой добрый сэр, я бы не стала слишком медлить с поисками хорошего вина.
— Я, э-э, не буду, — пообещал он.
Сторож постучал ключами в дверь и раздраженно заворчал.
— Мне надо идти, — забрав пустой мешок, сказал Алюций.
— Была рада вас видеть.
Она протянула руку, он опустился на колено, поцеловал ее — такой ритуал установился между ними в последние несколько недель. Когда Алюций поднялся, аспект сказала:
— Знаете, если бы лорд Дарнел был по-настоящему храбрым, он уже убил бы нас.
— И тогда против него взбунтовался бы весь фьеф, — заметил Алюций. — Даже у моего отца не хватит глупости на такое.
Она кивнула и улыбнулась.
Когда воларец закрыл дверь, из камеры донеслось слабое, но настойчивое:
— Обязательно отыщите вино!
После полудня лорд Дарнел послал за ним, и экспедицию в южный квартал пришлось отложить. Лорд фьефа занял единственное уцелевшее крыло дворца, сверкающее скопление мраморных стен и шпилей, торчащих из обугленных руин вокруг. На стенах тут и там крепились леса — каменщики пытались придать уцелевшему вид самостоятельного здания. Дарнел торопился стереть смущающее прошлое. Небольшая армия рабов денно и нощно трудилась, чтобы воплотить видение нового хозяина, расчищала руины дворца, устанавливала в саду краденые скульптуры, разбивала клумбы, на которых пока ничего не росло.
Алюция смущало собственное бесстрашие и безразличие всякий раз, когда он, к несчастью, оказывался вблизи лорда Дарнела. Дурной нрав лорда стал притчей во языцех, а что касается пристрастия к смертным приговорам, то старый король Мальций выглядел образцом милосердия по сравнению с Дарнелом. Но, несмотря на все презрение к Алюцию, Дарнел не трогал его. Само собой, пока отец Алюция не выиграет войну для лорда фьефа.
На страже у новой тронной залы Дарнела стояла пара самых широкоплечих его рыцарей в полной броне, жутко смердящих вопреки щедро вылитому на себя лавандовому маслу. Увы, пока еще ни один кузнец не справился с вонью, возникающей от долгого ношения доспехов. Дарнел сидел на новом троне — прекрасно исполненной резной конструкции из дуба и бархата с узорчатой спинкой семи футов высоты. Еще не коронованный официально, Дарнел поторопился собрать побольше королевских атрибутов. Главным среди них была корона Мальция, хотя она оказалась великоватой для головы лорда. Корона сползла на глаза, когда лорд подался вперед, чтобы приветствовать стоящего перед ним тощего, слегка оборванного типа в форме воларских моряков, с черным плащом на плечах.
Алюция пробрал озноб, когда он увидел человека
за спиной моряка. Облаченный в черный эмалированный панцирь, командир дивизии Мирвек стоял, гордо выпрямившись и расправив плечи. Грубое, покрытое шрамами лицо не выражало абсолютно ничего — как всегда в присутствии лорда фьефа. Дарнелу Алюций нужен живым — а вот воларцу уж точно нет. Алюция слегка приободрил лишь вид отца, стоящего рядом с Дарнелом.— Акула? — с тяжелым презрением выговорил лорд. — Вы потеряли флот из-за акулы?
Моряк застыл. Ах, что за лицо! Каково терпеть оскорбления от того, кого считаешь чем-то вроде привилегированного раба?
— Красная акула, — уточнил моряк на беглом, но подпорченном сильным акцентом языке Королевства. — Ею управляла эльвера.
— Эльвера? Надо же. Я думал, эта знаменитая Эльвера пыталась остановить генерала Токрева в Алльторе.
— Это не собственное имя, по крайней мере, в наши дни, — объяснил Мирвек. — Это значит ведьма или колдунья, как в старых легендах…
— Да я и волоска с задницы старой шлюхи не дам за ваши легенды! — буркнул Дарнел. — Зачем ты привел сюда этого побитого пса с безумными сказками о ведьмах и акулах?
— Я не лжец! — воскликнул покрасневший моряк. — Я свидетель тысяч смертей от руки этой суки и ее твари.
— Придержи своего пса, а то он получит урок кнутом, — предупредил Дарнел.
Моряк ощетинился — но смолчал, потому что Мирвек положил руку ему на плечо и, успокаивая, пробормотал что-то на воларском. Алюций скверно знал язык, но не сомневался: прозвучало слово «терпение».
— А, наш доморощенный поэт, — изрек Дарнел, наконец изволив заметить Алюция. — Тут у нас картинка, стоящая пары строф. Великий воларский флот по капризу ведьмы потопила благословленная Тьмой акула.
— Эльвера, — выговорил моряк и добавил что-то на воларском.
— Что он сказал? — устало спросил Дарнел у Мирвека.
— Рожденная огнем, — перевел командир дивизии. — Моряки говорят, ведьму родил огонь, потому что она обожженная.
— Обожженная?
— Ее лицо, — сказал моряк и показал на свое. — Тут все обожженное, отвратительно смотреть. Тварь, а не женщина.
— А я думал, что вы не суеверны, — заметил Дарнел и спросил у Алюция: — О поэт, может, вдохновенно скажете, что это предвещает для нашего общего дела?
— Милорд, похоже, Мельденейские острова не падут так уж легко, — равнодушно ответил он и заметил, как вздрогнул и напряженно посмотрел на него отец.
Но лорд Дарнел не разозлился.
— Ну да, — подтвердил он. — Наши союзники обещают так много, а потом не могут подчинить острова и шлют сюда псов, гавкающих чепуху.
Он указал пальцем на моряка и велел:
— Мирвек, убери его отсюда.
Когда воларцы вышли, Дарнел лениво махнул Алюцию рукой:
— Иди сюда, мой поэт. Я хотел бы выслушать твое мнение еще об одной побасенке.
Алюций подошел и преклонил колено перед лордом. Его постоянно терзало искушение отбросить всякую видимость уважения к идиоту на троне, но терпение Дарнела имело пределы. Даже и с таким отцом не стоило заходить чересчур далеко.
Дарнел подхватил округлый предмет, лежавший у основания трона, и кинул поэту:
— Вот, посмотри. Ведь знакомый, да?
Алюций подхватил брошенное, повертел в руках. Ренфаэльский рыцарский шлем, покрытый голубой эмалью, с несколькими вмятинами и поломанным забралом.