Королева Тьмы
Шрифт:
Однако Сюрреаль бесцельно блуждала по лагерю, одетая только в рубашку, живописно разорванную так, чтобы открывать весьма впечатляющие отметины. И это заставило эйрианца задуматься об очень многом.
— Тебе следует надеть куртку, милая, — мягко произнес он.
— Куртку? — слабо переспросила та, пытаясь руками прикрыть дыры в одежде.
— Куртку. Тебе холодно.
— О нет, мне не…
— Холодно.
Она вздрогнула, но не от холода, а от страха.
— Ты не обязана вынашивать ребенка этого ублюдка, — тихо произнес Люцивар. — Можешь прервать беременность.
— Не могу, — перепугано прошептала Сюрреаль. — Не могу. Он будет страшно злиться на меня и… — Она покосилась на место, где умерли Мэриан и Деймонар.
Люцивар начал бояться, не ошибся ли он. Возможно, ее разум раздроблен настолько, что девушка попросту не замечает холода. Если это правда, тогда страх вполне ясен. Она боялась, что Садист сделает с ней то же самое, что он сотворил с Мэриан и Деймонаром.
Однако в глазах Сюрреаль, в первый миг уставившихся на него, он прочел не страх, а жаркое раздражение.
Кровь в его венах, превратившаяся в холодную слизь две ночи назад, когда он по доброй воле подполз к столбу, вновь согрела его пламенем.
— Сюрреаль…
Он увидел Деймона, появившегося на противоположной стороне очищенного пятачка голой земли, на мгновение раньше, чем Сюрреаль.
С довольно убедительным воплем девушка бросилась прочь.
Люцивар уставился на Деймона. Не подходя ближе, Садист тоже не сводил с него взгляда.
— Ты — ублюдок, — прошептал Люцивар.
Разумеется, Деймон не мог расслышать слов, но это не имело значения. Сади поймет, что было сказано.
Деймон отвернулся и направился прочь.
Люцивар откинулся на столб и закрыл глаза.
Если Сюрреаль не сломлена, если это всего лишь игра, значит, Мэриан и Деймонар…
Нужно было вспомнить сразу об этой отличительной черте Садиста. Люцивар лучше, чем кто бы то ни было, знал, каким мстительным и жестоким мог быть Деймон, — но Садист никогдане причинял вреда невинному, никогда не трогал детей.
Он напрасно ждал сигнала, определяющего начало игры, — она началась до того, как Деймон вошел в лагерь. Однако Люцивар знал, что хорошо исполнил свою роль — и продолжит это делать.
Потому что понимание и прощение — две очень разные вещи.
Погруженный в полусон, навеянный болью, Сэйтан почувствовал, как его губ коснулся край чашки. Первый глоток он сделал рефлекторно, второй — из жадности. По мере того как вкус крови пробуждал к жизни, Черная сила, заключенная в ней, волной омыла тело, щедро делясь энергией.
«Держись, — прошептал низкий голос в его сознании. — Ты должен держаться. Пожалуйста».
Он услышал печаль и усталость в этом голосе. Он услышал мольбу сына, обращенную к отцу, и ответил на призыв. Будучи тем, кем он был, Сэйтан не мог поступить иначе. Поэтому он с трудом нашел путь из марева боли.
Открыв глаза, Повелитель увидел только угасающий день и невольно задумался, не приснилась ли ему мольба в голосе Деймона.
Однако вкус темной, богатой, свежей крови по-прежнему был силен.
Снова закрыв глаза, Сэйтан позволил
своему сознанию продолжить блуждать.Он стоял в огромной пещере где-то в недрах Эбенового Аскави. На полу была вырезана огромная паутина, все нити покрыты серебром. В центре, где встречались пределы, сиял многоцветный Камень размером с кулак, Камень, переливающийся великолепием и красками всех остальных. В конце каждой предельной линии находился такой же многоликий осколок размером с ноготь.
Он был в этом месте однажды, в ту ночь, когда пришлось связаться с Деймоном, чтобы заставить Джанелль вернуться в ее тело и исцелить его.
Но теперь в пещере было что-то еще.
Эта огромная серебряная сеть была связана с тремя массивными, соединенными друг с другом спутанными паутинами, которые поднимались приблизительно в футе от пола и были в два раза выше его самого. В центре каждой находился Эбеновый Камень.
Перед паутинами стояла Ведьма в платье из черного паучьего шелка со скипетром в руках, в который были заключены два Эбеновых Камня и витой рог, последний дар Кэтиена, убитого пять лет назад.
Позади паутин — дюжины мертвых демонов. Один из них приблизился к сетям, улыбнулся и исчез. В тот миг, как поблек образ человека, в центральной паутине зажглась яркая звездочка цвета Камня, который он носил.
Озадаченный, Сэйтан подошел ближе, чтобы получше изучить спутанные сети.
Первая вызвала глубокое отвращение. Нити казались распухшими, плесневыми — отмеченными порчей. В конце каждого предела этой сети мерцал осколок Эбенового Камня.
Средняя была прекрасна — заполненная тысячами ярких маленьких разноцветных звезд и сияющими Черными и Эбеновыми камешками.
Последняя — совсем несложной, совершенной в своей неповторимой симметрии, сплетенная из Серых, Эбеново-серых и Черных нитей. На ней тоже брызгами горели небольшие Черные и Эбеновые Камни, бережно поставленные так, чтобы образовать спираль.
Повелитель взглянул на Ведьму, однако та была полностью погружена в свое занятие, поэтому он встал так, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим.
Он увидел Чара, лидера килдру дьятэ. Мальчик подошел к паутинам, ухмыльнулся Повелителю, помахал на прощание и исчез, чтобы стать новой яркой звездой.
Тишьян сначала подошла к нему и нежно поцеловала в щеку.
— Я горжусь тем, что знала тебя, Повелитель. — С этими словами она отошла к паутине и исчезла.
Сэйтан смотрел на нее, и его стало одолевать смутное беспокойство, каким-то образом связанное со структурой этих сетей. Однако прежде, чем Повелитель успел понять, в чем дело, к нему подошел Дужэй, художник, некогда дававший ковену уроки живописи.