Королева Виктория

Как и предполагал лорд Мельбурн, королева Виктория пришла в ярость, узнав об отказе правительства тори предоставить принцу Альберту статус высшего пэра Англии. Она была просто вне себя от гнева, проклинала на чем свет стоит своих дядюшек, называла тори «мерзкими» людишками, ответственными за все оскорбления в ее адрес. «Мой бедный Альберт, — писала она в дневнике, — как жестоко они обошлись с ним, моим добрым ангелом! Вы, тори, должны быть наказаны. Месть! Месть!»

В своем гневе королева не знала предела и набросилась с упреками даже на лорда Мельбурна. Прекрасно понимая, что общая неблагоприятная ситуация в стране, массовая безработица и нищета значительной части населения не позволили правительству выделить большую сумму на содержание ее будущего супруга, королева тем не менее не находила абсолютно никаких разумных оправданий для отказа парламента предоставить принцу Альберту статус высшего аристократического лица страны. Конечно, многоопытный лорд Мельбурн должен был бы предвидеть подобные трудности и ни в коем случае не обещать ей, что «все будет нормально». При этом он совершенно неумно заметил в свое оправдание, что ничего не произошло бы, если бы принц Альберт не был иностранцем. По его словам, иностранцы всегда создавали определенные трудности, в особенности это касается представителей рода Кобургов.

Королева Виктория резко возразила, что раньше Кобурги весьма успешно проходили через эту процедуру и никогда не вызывали такого неприязненного к себе отношения. При этом она добавила, что выходит замуж за принца Альберта вовсе не потому, что он принадлежит к роду Кобургов, а по причине искренней, бескорыстной и глубокой любви к нему. И он вполне заслуживает такой любви. Чуть позже лорд Мельбурн снова вызвал праведный гнев королевы, когда в ответ на ее слова о том, что принц Альберт совершенно равнодушен к другим женщинам и обращает внимание только на нее одну, бестактно заявил, что это всего лишь дело времени. «Такие вещи, — ухмыляясь, сказал он, — обычно происходят позже». Тактичные и деликатные люди никогда не скажут этого женщине накануне свадьбы. И уж тем более королеве. Рассказывая лорду Кларендону об этой истории, Мельбурн язвительно хихикал, а королева Виктория снова впала в ярость и со злостью прошипела, что «никогда не простит ему этого».

И она сдержала свое слово, хотя в то же самое время почти простила герцога Веллингтона, когда тот, прочитав памфлет Чарльза Гревилла, изменил свое мнение относительно аристократического статуса принца Альберта. К вящему разочарованию своего друга герцога Кембриджского, Веллингтон все же признал, что королева имеет «полное право требовать для своего супруга того аристократического достоинства, которое считает нужным». Вскоре после этого лорд-канцлер и генеральный прокурор единодушно утвердили составленный королевой государственный акт, предоставляющий принцу Альберту статус высшего пэра Англии. С этого момента отношение королевы Виктории к герцогу Веллингтону стало быстро меняться в лучшую сторону. В конце концов он поддержал просьбу королевы, чтобы во время свадебной церемонии во дворце Сент-Джеймс ее сопровождали только мать и одна из придворных дам. Тем самым он отказался от своего законного права сопровождать королеву, как это было во время свадебной церемонии короля Вильгельма IV, хотя на этом настаивал лорд Албемарл, главный конюший. Таким образом, герцог Веллингтон выступал в качестве независимого и беспристрастного судьи в вопросах жизни и деятельности королевского двора, причем зачастую вопреки воле и желаниям могущественных магнатов страны. Что же касается свадебной церемонии, то, как отмечали современники, «королева могла заставить его сесть в карету, выйти из нее или вообще принудить бежать за ней, как какую-нибудь дворняжку».

В конце концов королева решила изменить свое мнение насчет герцога Веллингтона и все-таки пригласить его на свадьбу. Разумеется, она и не думала прощать его полностью, но в то же время уже не могла проигнорировать его в таком важном и ответственном деле. «Наша милость, — пришел к выводу герцог, — все еще не пришла в себя».

Что же до принца Альберта, то он обращал мало внимания на титулы или вопросы аристократического превосходства. Гораздо больше его волновали в этот момент проблемы формирования своего придворного окружения. Он не без оснований полагал, что в это окружение должны войти люди с совершенно безупречной репутацией, в отличие от окружения королевы, куда входили люди, моральные достоинства которых вызывали большие сомнения. К ним он причислял любовниц лорда-гофмейстера, маркиза Каннингема, а также лорда-управляющего графа Оксбриджа, которые заняли весьма теплые места в Букингемском дворце и входили в ближайшее окружение королевы Виктории. Кроме того, там было немало Паджетов, в дополнении к лорду Альфреду Паджету, начальнику канцелярии, которая была известна как Паджет-клуб.

При этом принц Альберт лелеял надежду, что ему позволят самостоятельно подобрать свое окружение, куда, по его твердому убеждению, должны войти представители некоторых знатных германских родов, получивших «прекрасное образование и обладающих превосходными личными качествами». Искренно веря в то, что британской монархии не нужно отдавать никаких предпочтений той или иной политической партии, как это было при короле Вильгельме IV, который симпатизировал тори, или королеве Виктории, совершенно явно отдававшей предпочтение вигам, принц Альберт стремился сделать свое окружение беспартийным и политически беспристрастным. «Совершенно необходимо, — писал он королеве, — чтобы они представляли обе стороны, то есть в равной степени представляли интересы тори и вигов».

Королева, полностью поддерживаемая лордом Мельбурном, воспротивилась этому. «Что же касается твоих пожеланий относительно собственного придворного окружения, мой дорогой Альберт, — писала она принцу с нескрываемым раздражением, — то скажу тебе откровенно и честно: так не пойдет. Можешь полностью доверять мне в этом вопросе и быть уверенным, что тебя будут окружать действительно честные, преданные и совершенно безупречные в моральном отношении люди... Обещаю тебе, что среди них не будет бездельников, как не будет слишком молодых, неопытных людей, так и старых развратников. Лорд Мельбурн уже сообщил мне о нескольких кандидатах, я сочла их вполне приемлемыми».

Принцу Альберту не было смысла протестовать и спорить с королевой. «Мне очень жаль, — ответил он ей в письме, — что ты не предоставила мне возможности самому подобрать себе придворных. Это были бы в высшей степени достойные люди. Подумай о моем сложном положении, дорогая Виктория. Ведь мне придется оставить свой дом со всеми его слугами и придворными, расстаться с близкими и преданными друзьями и отправиться в страну, в которой все будет для меня новым и непонятным... Кроме тебя, у меня там не будет ни единой души, которой можно было бы доверить самые сокровенные мысли. И при всех этих нелегких условиях ты не сочла возможным предоставить мне право подобрать двоих или троих человек, которые уже давно пользуются моим расположением и внушают мне полное доверие».

Однако даже такая безобидная просьба будущего супруга не повлияла на позицию королевы. Даже лорд Мельбурн заметно смягчился и посоветовал ей пойти на уступки, но и это не помогло. А король Леопольд, зная твердый характер своей племянницы, обратился непосредственно к премьер-министру страны и попросил его приложить все усилия, чтобы убедить королеву принять «единственно верное решение». Но королева осталась непреклонной. «Это в духе дяди Леопольда, — писала она принцу Альберту. — Он давно уже считает, что должен верховодить всеми и всем... Мне очень неприятно говорить тебе о вещах, которые, как я полагаю, могут вызвать твое неудовольствие, мой дорогой Альберт... Я просто делаю то, что, несомненно, пойдет тебе на пользу».

Правда, вскоре после этого королева согласилась с тем, что при дворе может находиться герр Шенк, которого принц очень хорошо знает, и который будет занимать самую низшую придворную должность, не дающую ему права присутствовать за обеденным столом. А самый высокий придворный пост личного секретаря должен был занять Джордж Энсон — один из самых твердокаменных вигов, бывший секретарь вигского премьер-министра лорда Мельбурна и племянник сэра Джорджа Энсона, известного вига, получившего высокую придворную должность главы королевской опочивальни. Все отчаянные попытки принца Альберта убедить королеву, что назначение его личным секретарем бывшего секретаря вигского правительства может породить в народе беспочвенные слухи о его партийных предпочтениях, успеха не возымели, Королева твердо стояла на своем и просто не допускала каких-либо других вариантов. По ее мнению, мистер Энсон был «прекрасным молодым человеком, очень скромным, на редкость честным, чрезвычайно порядочным, хорошо образованным и мог бы оказаться весьма полезным» для супруга королевы. Все дальнейшие попытки принца Альберта отстоять право на формирование собственного окружения оказались столь же безрезультатными. По совету барона Штокмара принц Альберт в конце концов согласился с предложением королевы, но при том непременном условии, что Энсон еще до получения новой должности оставит свой прежний пост секретаря премьер-министра.

К полному удовлетворению королевы, принц Альберт весьма добродушно отнесся ко всем ее предложениям и не стал устраивать из этого серьезной проблемы. Незадолго до этого король Леопольд предупредил королеву, что принц «чрезвычайно расстроен» ее беспримерным упрямством и отплывает в Англию в подавленном настроении. Она даже приболела от переживаний, однако их встреча прошла благополучно. «Увидев дорогое и милое лицо», она забыла обо всех неприятностях, а он сделал вид, что ничего не случилось.

В первые минуты встречи они стали оживленно обсуждать предстоящую свадьбу. Королева решительно не согласилась с предложением принца, чтобы ее подружка на свадьбе непременно была из добропорядочной семьи, мать которой имела безупречную репутацию. Лорд Мельбурн был обескуражен подобным предложением. Позже он говорил Чарльзу Гревиллу, что принц Альберт «чересчур щепетилен в вопросах морали» и чрезвычайно болезненно относится к любым прегрешениям. По его мнению, принц просто не понимает, что по строгим моральным принципам можно судить только людей низшего сословия, а люди благородного происхождения должны находиться вне досужих сплетен и ложных моральных оценок. Королева возразила, что и для людей низшего сословия, и для высших аристократов должны быть единые моральные нормы и принципы, однако при этом признала, что ни в коем случае нельзя подстраиваться под слишком высокие требования морали, выдвинутые принцем Альбертом. Ведь из одиннадцати ее придворных дам большинство не соответствовало этим принципам. «Я всегда считала, — пояснила она принцу, — что нужно быть терпимым по отношению к другим людям. Я абсолютно уверена, что если бы мы с тобой не были хорошо воспитаны, если бы не получили соответствующего образования и если бы о нас не заботились наши родители, то мы могли бы давно уже расстаться».