Королева Виктория

Неизбежным результатом такого напряжения сил и столь плотного режима обучения явилось то, что у принца стало укрепляться чувство собственного достоинства, которое в сочетании с крайним нервным истощением приводило к бурным всплескам эмоций и срывам. Именно поэтому все попытки познакомить его со сверстниками заканчивались скандалами. Принц вел себя агрессивно, не считался с их мнением и каждую минуту демонстрировал свое превосходство.

Королева в беседах со своей старшей дочерью признавалась, что «папа бывает слишком твердым и жестким» по отношению к сыну, но при этом никогда не отрицала самого принципа жесткого обращения с принцем Уэльским. А принц реагировал на все эти проявления жесткости неизбывным ощущением страха, частыми всплесками агрессивности и нервными срывами. «Он боялся своего отца», — вспоминал Чарльз Уинн-Каррингтон, один из немногих выпускников Итона, оказавшихся в Виндзорском дворце. И тут же добавлял, что ничего удивительного в этом нет, поскольку принц Альберт показался ему человеком «гордым, стеснительным и подавленным», который не умел нормально общаться с детьми. «Лично я был до смерти напуган общением с ним, — продолжал Чарльз Уинн-Каррингтон. — Однажды он неожиданно выскочил из-за кустов, а я так испугался, что бросился прочь, чуть было не сломав себе шею».

Принцу никогда не давали забыть тот факт, что за ним постоянно следят глаза отца или воспитателей и что его всегда сравнивают с другими детьми, причем для него не было секретом, что сравнение это далеко не в его пользу. Королева однажды сообщила сыну в одном из своих многочисленных писем:

«Все вы можете с полным основанием гордиться тем, что являетесь детьми такого отца, равного которому нет во всем мире - такого великого, такого доброго, такого совершенного. Попытайся... пойти по его стопам и никогда не отчаивайся, так как никому из вас все равно никогда не суждено быть похожим на него. Поэтому попробуй стать похожим на него только в каких-то отдельных чертах, и у тебя это получится».

Несмотря на чрезмерную занятость учебой и слишком большое напряжение сил, у принца все же были приятные моменты в жизни. Позже он часто вспоминал, как любил ходить с отцом на охоту, загонять оленей, ловить рыбу и стрелять из ружья. Правда, хорошо стрелять он так и не научился, хотя тренировался довольно много. Он также с огромным удовольствием вспоминал, как ходил в зоопарк с братьями и сестрами, как любил ходить в цирк Эстли, а также в оперный театр «Ковент-Гарден». Хорошие воспоминания остались у принца от выступления в Букингемском дворце американских артистов из группы «Величайшее шоу на земле» во главе с генералом Томом Тамбом. А в Осборне он с удовольствием слушал захватывающие лекции Альберта Смита о своем восхождении на вершину горы Монблан. Он также помнил пьесы с участием Чарльза Кина и Сэмюэла Фелпса, которые ставились в Балморале, а потом в Виндзорском дворце, и особенно постановку Джона Генри Андерсона «Волшебник Севера».

Особенно много практических занятий проходило в Осборне, где вместе с отцом принц учился возводить кирпичные стены и ставить палатки. Там же дети королевской семьи получали навыки того, как ухаживать за садом, как пользоваться садовыми инструментами и обрабатывать землю. Здесь им выдавались в личное пользование небольшие участки земли, на которых они учились сажать овощи и разводить цветы. И на всех участках были таблички с именами детей, за которыми они были закреплены.

А позади этих садов и участков стоял швейцарский коттедж, очень похожий на те, которые в изобилии можно было встретить в немецком городке Розенау. Этот небольшой деревянный домик, сделанный из необработанных досок, по словам королевы Виктории, был таким натуральным, что у многих возникало ощущение, будто они «перенеслись в совершенно другую страну». Фундамент этого коттеджа заложили 5 мая 1853 г., во время одного из семейных праздников, которые были так дороги принцу Альберту. При этом присутствовали все семеро детей, включая трехлетнего принца Артура. Они принимали непосредственное участие в строительстве дома, и даже маленький принц Артур ходил по участку и стучал молотком по камням, которые лежали в основании фундамента. А двое старших сыновей работали вполне серьезно и получали от отца зарплату.

В том коттедже девочки учились готовить еду на крохотной кухне и использовали для этого большое количество кухонной утвари, которую после окончания работы тщательно мыли, насухо протирали и вешали на крючки. А на втором этаже коттеджа стояло пианино, на котором играл и практически все дети. Там же находился и их собственный музей, где в качестве наиболее важных экспонатов были выставлены самые разнообразные предметы — ракушки, бабочки, высушенные цветы и другие растения, собранные детьми в окрестных лесах под неусыпным контролем заботливого отца. Кроме того, в музее находилось немало экзотических подарков, которые привозили с собой многочисленные гости королевской семьи. Среди них были скорпионы, тарантулы и насекомые из тропических стран. Большинство этих вещей были подарены детям леди Каннинг, бывшей фрейлиной их матери, которая стала женой вице-короля Индии.

А во дворе этого дома находилась миниатюрная крепость, сооруженная усилиями двух старших сыновей под непосредственным руководством молодого лейтенанта Джона Кауэлла — офицера королевских инженерных войск. Позже он почти двадцать восемь лет проведет в Букингемском дворце в качестве управляющего всем придворным сообществом королевы Виктории. И все это несмотря на свое простое происхождение и отсутствие специального образования. Для королевы он был «похожим на типичного Джона Буля» со всеми достоинствами и недостатками. Но королева все же оставила его при дворе даже тогда, когда он вскоре после назначения на этот высокий пост осмелился резко раскритиковать Арчи Брауна, одного из шотландских слуг королевы [31] .

31

Однажды Джон Кауэлл получил от королевы очень резкую отповедь. Он написал ей письмо, в котором пожаловался на одного священника, сына местного пэра, который, по его словам, требовал, чтобы все называли его «ваше преподобие». Королева прочитала это письмо и вернула его Кауэллу с припиской: «Королеве совершенно безразлично, как ой предпочитает себя называть» (Quoted in Elizabeth Longford, «Victoria R. I.», 576).

24. ПАЛЬМЕРСТОН

«Он чувствует себя, как человек, вернувшийся к жизни после завершения заупокойной молитвы».

«Мои отношения с Ее Величеством сейчас в высшей степени удовлетворительны, — писал сэр Роберт Пиль после назначения на пост премьер-министра в сентябре 1841 г. — Королева относится ко мне не только с абсолютным доверием и благородством (что само по себе уже немало, зная неуживчивый характер королевы), но и с величайшей добротой и уважением. У меня имеются все возможности для общественной деятельности, все общественно-политические обязательства выполняются скрупулезно и пунктуально, и есть ясное и четкое понимание взаимосвязи конституционного монарха со своими советниками и помощниками».

А королева со своей стороны имела все основания быть довольной поведением сэра Роберта Пиля. Она твердо поддерживала его политику и решительно осуждала его противников. Его решение увеличить субсидии религиозному колледжу римско-католической церкви в Ирландии вызвало у нее одобрение, а сам этот акт она считала «одной из самых серьезных мер, которые когда-либо предпринимались правительством». А действия узколобых и совершенно недальновидных протестантов, которые резко выступали против, этого решения, заставляли ее краснеть от стыда. У них, по ее словам, ощущался «острый недостаток добропорядочных чувств и стремления к благотворительности». Что же до мистера Гладстона, который понимал, что должен подать в отставку, поскольку когда-то написал книгу, в которой осуждал любые денежные субсидии римско-католической церкви, то он готов был это сделать в любую минуту. Королева не согласилась с его доводами и часто ссылалась на министра иностранных дел лорда Абердина, который, как говорили тогда, якобы заявил Гладстону: «Никто не читает вашу книгу, а те, кто все же удосужился это сделать, не поняли ее».

Королева также разделяла уверенность Роберта Пиля в том, что настало время для решительного пересмотра «Хлебных законов» [32] , и была крайне возмущена поведением тех политиков в собственной партии, включая герцога Веллингтона, лорда Стэнли и Бенджамина Дизраэли, которые не поддерживали его.

«Ох уж этот праведный и бескорыстный патриотизм!» — сокрушалась королева, прекрасно понимая истинное значение весьма популярной в то время загадки: «Почему тори так похожи на грецкий орех? Потому что они приносят массу проблем Роберту Пилю».

32

«Хлебные законы» представляли собой комплекс мер по регулированию вывоза и ввоза зерна и других продуктов земледелия в XV—XIX вв. Устанавливали высокие ввозные пошлины и низкие вывозные пошлины, что неизбежно приводило к сокращению сельскохозяйственного производства на внутреннем рынке и росту цен на продовольствие. Эти законы служили интересам крупных землевладельцев-лендлордов и являлись надежным средством сохранения господства земельной аристократии. — Примеч. пер.

Они доставляли неприятности не только Роберту Пилю, но и принцу Альберту. Когда он появился в палате общин, чтобы послушать вдохновенную речь Пиля, лорд Джордж Бентинк набросился на него с упреками, что тот «поддался губительному влиянию первого министра Короны и пришел в парламент, чтобы произвести столь желанное для премьер-министра впечатление, будто заручился личной поддержкой ее величества... Большинство земельной аристократии Англии, Шотландии и Ирландии вполне представляют себе весь тот ущерб, который может нанести им подобная мера. Она может разрушить их вековые устои». После этого принц Альберт никогда больше не появлялся в палате общин. А королева поспешила выразить свое негодование безобразным поведением джентльменов из партии тори, которые «только тем и занимаются, что весь день охотятся, пьют кларет или портвейн по вечерам и никогда не дают себе труда изучить суть рассматриваемых вопросов или хотя бы прочитать эти документы».

Весьма серьезные нарекания со стороны королевы вызвал и некогда популярный у нее лорд Мельбурн, который тоже осудил Роберта Пиля за поддержку идеи свободной торговли. По словам королевы, он оказался столь же «несостоятельным, как и все эти джентльмены из числа оппозиции в палате общин». Королева не без оснований полагала, что лорд Мельбурн слишком постарел, устал от жизни, много ел во время ужина, жил в грязном доме, заполненном шестьюдесятью слугами, еще громче говорил сам с собой и постоянно «корчил рожи», доказывая всем окружающим со слезами на глазах, что находится на грани банкротства. На самом же деле его состояние все еще поражало воображение своими размерами, хотя он постоянно обращался к королеве за финансовой помощью, в которой она ему практически никогда не отказывала, и даже осмелился просить о пенсии, в чем она по совету придворных все же отказала. В октябре 1842 г. он перенес сердечный приступ, от которого уже полностью не оправился.