Королева Виктория

Военный министр Сидней Герберт, отвечая от имени правительства на запрос депутатов о положении в армии, недвусмысленно заявил, что вся ответственность за происходящее в Крыму лежит не на правительстве страны, а «на том сборище людей в военной форме, которое называет себя британской армией». «Если вы заявитесь в военный штаб, — убеждал Герберт, — то можете встретить там офицеров, которые не только не видели армию в полевых условиях, но даже не видели взаимодействия двух полков на одной местности. Разве можно ожидать от таких офицеров эффективного управления войсками в военных условиях?»

Однако депутатов палаты общин не убедили эти неуклюжие попытки переложить всю ответственность на армию. Предложение депутата Рёбака поддержало подавляющее большинство в две трети голосов, а на следующий день лорд Абердин подал в отставку с поста премьер-министра. Правительство страны пало с таким грохотом, что, как выразился канцлер казначейства Гладстон, «они могли слышать тупые удары своих голов о землю».

Несмотря на свои семьдесят с лишним лет, лорд Пальмерстон оказался единственным кандидатом на пост главы правительства. Разумеется, королева очень не хотела видеть этого человека премьер-министром правительства и делала все возможное, чтобы найти ему достойную замену. Она даже называла его на немецкий лад Пильгерштейном, вкладывая в это слово всю свою неприязнь и даже ненависть. Посоветовавшись с бывшим президентом Тайного совета престарелым лордом Ланздауном, она сделал официальное предложение лорду Дерби, но тот благоразумно отказался от чести возглавить правительство в условиях войны. После этого королева обратилась с аналогичным предложением к лорду Джону Расселу, который вышел из состава правительства в знак протеста против предложения депутата Рёбака, чем навлек на себя гнев королевы. Рассел принял ее предложение, но не получил в парламенте устойчивого большинства голосов. В конце концов королева смирилась и направила свое предложение ненавистному Пильгерштейну. Пальмерстон был глуховат и плохо видел, красил редкие волосы и носил вставную челюсть, которая часто выпадали изо рта во время его бурных споров с противниками. Но он все еще был полон энергии, пребывал в жизнерадостном настроении и готов был ринуться в бой. Кроме того, он неплохо знал положение дел в армии, так как еще в возрасте двадцати четырех лет стал военным министром и весьма усердно выполнял эту обязанность в течение почти двадцати последующих лет. Правда, при этом он умудрился настроить против себя всех сослуживцев и нажить массу врагов. «Просто поразительно, — сказала по этому поводу миссис Арбатнот, — как все они ненавидят этого человека».

К своему приятному удивлению, королева не нашла лорда Пальмерстона таким же невыносимым и ненавистным, каким он ей казался на посту министра иностранных дел. Лорд продемонстрировал готовность учитывать ее интересы и даже идти на некоторые уступки. Так, например, когда он предложил на должность товарища военного министра известного археолога и политика-либерала Генри Лейарда, депутата от Эйлсбери, королева решительно воспротивилась, и тот отступил. Ее двоюродный брат герцог Кембриджский, который командовал первым дивизионом британских войск в Крыму, предупредил королеву, что назначение Лейарда не получит поддержки в армии. Однако королева не согласилась с этой кандидатурой совсем по другой причине. Она считала его «недобросовестным джентльменом», которому нельзя поручать столь важное и ответственное дело. Наученный горьким опытом борьбы с королевой во время своего пребывания на посту министра иностранных дел, лорд Пальмерстон на этот раз подчинился ей.

Испытав серьезное облегчение после общения с премьер-министром, королева стала замечать, что с каждым днем относится к нему со все большей симпатией. Они с принцем Альбертом пришли к выводу, что из всех премьер-министров последнего времени лорд Пальмерстон доставлял им меньше всего хлопот. «Он охотно соглашается с доводами разума, — писала королева, — и готов принять любые разумные предложения. Конечно, наибольшую опасность представляют международные отношения, но сейчас эта сфера деятельности находится в руках весьма ответственного и способного человека (графа Кларендона), а лорд Пальмерстон отвечает за все правительство, что уже совсем другое дело». А самое приятное для нее заключалось в том, что лорд Пальмерстон наконец-то проникся уважением к принцу Альберту и признал его таланты. «Я понятия не имел, — откровенно признавался Пальмерстон, — что у этого человека столько разнообразных талантов». По его мнению, это был «чрезвычайно интересный человек», и королеве крупно повезло, что она вышла замуж за «такого принца». А в июле 1856 г. королева наградила своего бесценного премьер-министра орденом Подвязки.

30. НАПОЛЕОН III

«Его занятия любовью тешили ее самолюбие, но не пробуждали добродетель».

Вскоре после назначения лорда Пальмерстона премьер-министром страны было решено пригласить в Лондон с государственным визитом императора Франции Наполеона III — важного союзника Англии в Крымской войне. Незадолго до этого он торжественно объявил о своем желании поехать в Крым и взять на себя командование союзными войсками. Как в Лондоне, так и в Париже стали лихорадочно искать разумные доводы, чтобы отговорить императора от этого шага, который неизбежно вызовет протесты как британских военных, так и французских генералов.

Еще до начала военной операции в Крыму принц Альберт поехал в город Булонь, чтобы лично переговорить с императором. Там он продиктовал его секретарю меморандум относительно предстоящего государственного визита Наполеона III в Лондон. К его удивлению, император говорил по-французски с отчетливым немецким акцентом, появившимся у него еще в годы учебы в гимназии в германском Аугсбурге. Это произошло в результате того, что мать императора была изгнана из Франции после поражения своего дяди Наполеона I под Ватерлоо в 1815 г. Принц Альберт нашел, что император — довольно веселый человек, спокойного нрава, чрезвычайно ленивый и добродушный, не очень информированный, но и без особых претензий. Разумеется, при этом тот считал себя «единственным человеком», который, опираясь на «доброе имя Наполеона», может держать в повиновении всю Францию. Принц Альберт заметил с неодобрением, что он совершенно не интересовался музыкой, «курил слишком много сигарет» и чрезвычайно гордился своим искусством верховой езды; правда, принц не заметил в этом никакого искусства.

Королева была очень недовольна разлукой с принцем Альбертом, хотя он отсутствовал не более трех дней, однако утешилась приятными сообщениями от мужа. Она неоднократно слышала весьма нелестные отзывы об императоре и просто пришла в ужас, когда французский посол в Лондоне граф Валевский сообщил ей о намерении императора жениться на семнадцатилетней принцессе Аделаиде Гогенлоэ, дочери принцессы Феодоры, любимой полукровной сестры королевы Виктории. Можно представить себе, с каким облегчением она вздохнула, когда принцесса Аделаида вежливо отказалась от такой чести. Обрадованная королева тут же написала своей сестре:

«Сейчас, когда этот ужасный брак с нашей дорогой Адой наконец-то решен ее собственными усилиями, я могу описать тебе все те чувства, которые испытала... Твой ребенок спасен от разрушения своей юной жизни. Ты же знаешь, что представляет собой этот человек, каковы его моральные устои. Разумеется, он не лишен определенных положительных качеств, и даже очень ценных, но в целом мог оказать на твою дочь исключительно пагубное влияние. Достаточно вспомнить дурную репутацию Франции и всего французского общества. Там больше интересуются модой, а не вопросами морального поведения. К тому же тебе, вероятно, известно, что его положение в стране очень ненадежное, возраст у него солидный, а здоровье оставляет желать лучшего. К тому же стремление жениться на Аде объясняется прежде всего политическими мотивами, так как он ее никогда раньше не видел... Я спрашиваю тебя: можешь ли ты представить более ужасную судьбу для своего милого и совершенно невинного ребенка?»

Через десять дней после написания этого письма император Франции объявил, что намерен жениться на Евгении де Монтихо, графине де Теба, испанской леди двадцати семи лет, которая большую часть времени проживала в Париже. По мнению королевы, для императора Франции это более соответствующая пара: Это была довольно красивая женщина, обладающая шармом и природным умом, хотя и не рожденная для высокого положения императрицы. Вскоре после помолвки с императором один из ее поклонников покончил с собой, а сама она также попыталась сделать то же самое, когда узнала, что другой любовник предложил руку и сердце не ей, а ее сестре. Иначе говоря, она была отъявленной авантюристкой, как, впрочем, и сам император. «Если бы эта дама была совершенно тривиальной по своему характеру и поведению, да к тому же француженкой, — говорил королеве лорд Джон Рассел, который в то время занимал пост министра иностранных дел в правительстве Абердина, — это было бы лучшим решением для императора Франции. А сейчас поведение его придворных станет еще более аморальным, а Франция вообще постарается держаться от императора как можно дальше».

При дворе английской королевы было немало людей, которые не без оснований считали, что нужно держаться подальше не только от будущей императрицы, но и от самого императора. Однако королева придерживалась иного мнения и уверяла всех, что предстоящий визит французского императора будет весьма успешным и полезным. За день до прибытия гостей королева лично проверила все отведенные для них комнаты в Виндзорском дворце, выразила удовлетворение новыми коврами, обновленной мебелью, новыми шторами с монограммами королевы и туалетным столиком, на котором должны быть аккуратно расставлены ее личные позолоченные предметы.

На следующий день, 16 апреля 1855 г., королева с нетерпением ждала прибытия гостей. Великая встреча двух монархов, думала она, «всегда вызывает чувство волнения». Но как только император Франции переступил порог Виндзорского дворца, нервное напряжение постепенно спало. Она встретила гостей у Государственного входа, и в этот момент военный оркестр стал исполнять мелодию, чрезвычайно популярную во французской армии и написанную матерью императора Гортензией де Богарне-Бонапарт, падчерицей императора Наполеона I. «Не могу передать, — записала королева в дневнике, преодолев первые минуты волнения, — какие сильные эмоции наполняли мою душу. Все это казалось мне каким-то странным и загадочным сном. Я сделала несколько шагов вперед, обняла императора и поцеловала его в обе щеки... Затем я обняла очень изящную и необыкновенно красивую императрицу, которая заметно нервничала». После этого королева представила императорской чете двух своих старших детей — сперва Вики, а затем Берти, принца Уэльского. Император крепко обнял детей.