Королева Юга

Она знала его только в лицо. Первое формальное собрание состоялось в квартире в Сотогранде. На нем присутствовали Тереса, Пати, Эдди Альварес, а также Тео Альхарафе — тридцатипятилетний испанец, специалист по налоговому праву и финансовой инженерии. Тереса сразу же вспомнила его, когда тремя днями раньше Пати познакомила их в баре отеля «Корал Бич».

Она обратила на него внимание на празднике семейства О’Фаррелл в хересской усадьбе: худой, высокий, смуглый. Густые черные волосы, зачесанные назад и длинноватые на затылке, костистое лицо, крупный орлиный нос. Классический испанец, подумала тогда Тереса. Именно такой, какими она всегда представляла себе испанцев, пока не узнала их: худыми и элегантными, похожими на классических идальго, которых на самом деле почти не существовало. Сейчас они беседовали вчетвером, сидя вокруг стола из секвойи, где стояли старинный фарфоровый кофейник и чашечки из того же сервиза. Тележка с напитками также была под рукой. Огромное окно, выходящее на террасу, позволяло любоваться великолепной панорамой: яхтенный порт, море и берега до самых дальних пляжей Ла-Линеа и серой громады Гибралтара. Небольшая квартирка без телефона, без соседей — попасть в нее можно было только лифтом из гаража, — купленная Пати от имени «Трансер Нага» у собственной семьи и оборудованная для подобных собраний; хорошее освещение, дорогая современная картина на стене, переносная доска, на которой можно было писать смывающимися фломастерами — красным, черным и синим. Дважды в неделю, плюс перед каждым назначенным собранием, специалист по электронной безопасности, рекомендованный Олегом Языковым, обследовал квартиру на предмет подслушивающих устройств.

— Практическая часть решена, — говорил Тео. — Для оправдания доходов и уровня жизни — бары, дискотеки, рестораны, прачечные. То, что делает Языков, что делает столько людей и что будем делать мы. Никто не контролирует количество поданных стаканов или порций паэльи. Так что пора открывать серьезную линию в этом направлении. Инвестиции и компании, связанные между собой или независимые, которые оправдывали бы даже бензин для машины. Много документов. Много бумаг. Налоговая служба не станет портить нам нервы, если мы будем платить соответствующие налоги, и на испанской территории все будет гладко, при отсутствии каких бы то ни было судебных действий.

— Старый принцип, — заметила Пати. — В своем гнезде… ну, в общем, понятно. — Она курила и курила — элегантная, рассеянная, наклонив светлую, коротко стриженую голову глядя на всех с отстраненным видом, как бы давая понять, что просто забежала сюда на минутку. Казалось, она воспринимает все происходящее как забавное приключение. Еще одно.

— Верно, — подтвердил Тео. — И если у меня будет карт-бланш, я берусь разработать такую структуру, включив в нее то, чем вы уже располагаете, и представить вам уже готовый план. Между Малагой и Гибралтаром места и возможностей хоть отбавляй. А остальное просто: как только в телегу окажется загруженным все имущество нескольких компаний, мы создадим еще одну, холдинговую, для раздела дивидендов и для того, чтобы вы продолжали оставаться неплатежеспособными. Все просто.

Его пиджак висел на спинке стула, узел галстука был безупречно затянут, рукава белой рубашки расстегнуты и засучены. Он говорил медленно, отчетливо, низким голосом, который Тересе было приятно слушать. Компетентный и толковый, сказала Пати: из хорошей хересской семьи, женат на женщине с деньгами, две маленьких дочери. Много ездит — в Лондон, Нью-Йорк, Панаму и тому подобные места. Сотрудничает с крупными предприятиями как советник по налоговым вопросам. У моего покойного придурка были с ним кое-какие дела, но Тео всегда был куда умнее. Он дает советы, получает за них что положено и благоразумно отступает на третий план. Наемник класса «люкс», чтобы ты поняла, что я имею в виду. И никогда не связывается ни с чем, что может создать проблемы.

Во всяком случае, насколько мне известно. Я его знаю с детства. Один раз даже переспала с ним, когда мы были совсем зелеными. В постели он оказался не бог весть чем. Все слишком быстро. Эгоист. Впрочем, в те времена я и сама-то была не бог весть что.

— Что же касается серьезных дел, — продолжал Тео, — это тема более сложная. Я говорю о настоящих деньгах, которые никогда не будут проходить через Испанию. И я бы советовал забыть о Гибралтаре. Там толкутся все, кому не лень. У кого только там нет счетов.

— Но ведь он делает свое дело, — возразил Эдди Альварес. Он явно чувствовал себя неуютно. Ревнует, подумала Тереса, внимательно наблюдавшая за обоими мужчинами. Эдди хорошо поработал для «Трансер Нага», но его возможности были ограничены. Об этом знали все. Гибралтарец видел в Тео опасного соперника. И был прав.

— Пока делает. — Тео смотрел на Эдди преувеличенно участливо: так смотрят на инвалида в кресле-каталке, которое подталкивают к ближайшей лестнице. — Не спорю, вы проделали большую работу. Но вы там любите сплетничать в пивной на углу, и любой секрет очень быстро перестает быть таковым… Кроме того, каждого третьего льянито можно купить. Причем купить его с равным успехом можем и мы, и полиция… Это все хорошо для того, чтобы продать в розницу несколько килограммов порошка или табака, но мы-то говорим о масштабных делах. А для них Гибралтар тесноват.

Эдди указательным пальцем подтолкнул на место съезжающие с переносицы очки.

— Я не согласен, — заявил он.

— Для меня это не имеет значения, — тон хересца стал более жестким. — Я здесь не для того, чтобы обсуждать разные глупости.

— Я являюсь… — начал Эдди.

Опершись руками о стол, он повернулся сперва к Пати, потом к Тересе, призывая их вмешаться.

— Ты являешься побирушкой, — перебил его Тео.

Он произнес это мягко, совершенно нейтральным тоном. Как бы констатируя факт. Так врач сообщает пациенту, что на его рентгеновском снимке обнаружены затемнения.

— Я не позволю тебе…

— Замолчи, Эдди, — сказала Тереса.

Гибралтарец застыл с открытым ртом, не договорив. Побитый пес, растерянно озирающийся по сторонам. Распущенный галстук и мятый пиджак делали его еще неопрятнее. Надо будет присмотреть за этим флангом, подумала Тереса, глядя на него и слыша смех Пати. Побитый пес может стать опасным. Она отметила это в своей мысленной записной книжке. Эдди Альварес. Заняться им позже. Есть способы обеспечить лояльность, несмотря ни на какие обиды. И для каждого всегда находится свое средство.

— Продолжай, Тео.

И он продолжил. Нужно, сказал он, создавать компании и обеспечивать сотрудничество с иностранными банками за пределами зоны налогового контроля Европейского экономического сообщества: на островах Ла-Манша, в Азии и Карибском бассейне. Проблема в том, что значительная часть денег приобретается подозрительной или преступной деятельностью, поэтому рекомендуется усыпить бдительность официальных властей, создав целый ряд предприятий-ширм, при наличии которых уже никто не будет задавать вопросов.

— А в общем, — заключил он, — процедура очень проста: передача товара происходит одновременно с переводом оплаты. Факт ее перевода подтверждается через СВИФТ [61] безотзывным банковским документом.

Эдди Альварес, продолжавший думать о своем, вставил;

— Я делал то, что меня просили делать.

— Конечно, Эдди, — ответил Тео. И Тересе понравилась улыбка, с которой он произнес это; спокойная, безразличная, не выражающая ровным счетом никаких эмоций; уничтожив оппонента, он не старался еще и растоптать его. — Никто ни в чем тебя не упрекает. Но тебе пора немного расслабиться. Продолжая выполнять свои обязательства.

61

Международная межбанковская система передачи информации и совершения платежей.

Говоря это, он смотрел на Эдди, а не на Тересу или Пати, которая по-прежнему сидела, ни в чем не участвуя и, судя по выражению лица, забавляясь происходящим. Твои обязательства, Эдди. Это второе предупреждение. А парень соображает, подумала Тереса. Разбирается в побитых псах — наверняка потому, что самому не раз доводилось их бить. Все было сказано мягко, предельно спокойно. Гибралтарец, похоже, понял скрытый смысл произнесенных слов, потому что весь как-то сжался, стал меньше. Не глядя на него, уголком глаза Тереса уловила брошенный в ее сторону беспокойный взгляд. Ему было страшно, очень страшно. Как тогда, в подъезде его дома, когда у него разлетелись все бумаги.