Королева Златого Леса

Он изначально повторял, что ведёт её на смерть. Шэрра верила, знала, что ей не следует ждать пощады — но в тот же миг было что-то такое неуловимое, за что она необратимо хваталась, словно считала собственным долгом. Было что-то, от чего оказалось отречься слишком трудно.

Прежде было так легко думать о втором долге. Так легко представлять, что, возможно, она сможет рассчитаться с ним сполна. Сейчас же — предательство? Игра? — Шэрра чувствовала, до какой степени тяжело ей будет пережить даже следующую ночь. Разве Каене не всё равно, получит она её живой или мёртвой? Достоверность и реалистичность. Если королева погибнет — да, оно того стоит, только как Шэрра, если к тому времени будет уже мертва, сама узнает?

Роларэн стоял на месте. Казалось, он будто бы был прикован к россыпи золотых крошек под ногами, словно земля опутала его руки и ноги неведомыми, невидимыми корнями деревьев, а теперь не хотела отпускать. Но его это не смущало — такой царственный, такой величественный, такой бессмысленно Вечный — он мог разорвать на мелкие кусочки каждого, кто сейчас посмел бы приблизиться.

Зарычали где-то вдалеке Твари Туманные. Смеркалось в Златом Лесу быстро, темнота медленно выползала из всех укромных уголков, в которых только успела укрыться. Тёмными, страшными огнями вспыхивали глаза невидимых во мраке монстров.

Он стоял, может быть, минуту, а может, несколько часов. Стоял спокойно — и смотрел на то, как колыхался, волновался Златой Лес. Как, чувствуя приближение последнего живого сына своего, вспыхивал и тянул свои ветви к Роларэну.

Мужчина смотрел вперёд — и будто бы ничего не видел. Шэрра знала, что она не успеет убежать, даже если пожелает и очень постарается, даже если прямо сейчас помчится прочь, но… она не хотела. Теперь, играя на стороне Роларэна, она чувствовала себя защищённой. Она знала — подсознательно, не точно, — что деревья подчинятся ему. Последнему из всех Вечных. Последнему в этом мире обречённому на бессмертие.

Вечные не предают.

Как бы ей хотелось, чтобы он всерьёз говорил ей эту клятву, прежде чем ввести под густые сплетения ветвей.

…Стрела вырвалась из темноты. Роларэн стоял на месте — она направлялась прямо в него. Эльфы — не такие уж замечательные лучники, как говорят о них люди, уж точно смертные — но если меткие есть и среди людей, почему б им не оказаться среди эльфов?

Границу охраняли. Сюда не прорывались явно не только из-за прохудившейся магии леса. Только теперь Шэрра подумала — в тот миг, пока выпущенная с тихим звоном стрела летела к Роларэну, — что он мог и не просить разрешения у Каены, чтобы переступить порог своего дома. Он был хозяином — властным, могучим, — а Шэрра — всего лишь повод для королевы довериться своему новообретённому слуге.

Только слуги… Такими слуги не бывают.

Он не шевельнулся, когда острие замерло, казалось, в нескольких миллиметрах от его лба — а после стрела разлетелась десятками Златых Листьев. Иллюзия, способная влиять на пространство — эльфийская магия, годами изучаемая, могучая… И забытая, потому что сколько уже лет Златой Лес не рождал одарённых?

Деревья шептались. Шэрра могла услышать, как медленно, тягуче они произносили слова, сливавшиеся в целью мелодию, состоявшую из одного только "спаси". Все эти собратья, Вечные, как и Роларэн, молили последнего, что у них был, о помощи, молили о спасении, о том, чтобы он всё-таки даровал им возможность отпустить этот мир.

Златой Лес устал. Златой Лес — всё в нём, кроме Роларэна, — умер уже давным-давно, а сейчас отторгал осколки тьмы, которой в неё насыпали эльфы в непомерном количестве.

— Я жду, — уверенно проронил Рэн, делая несколько шагов вперёд. — Ведь она воскресила имя, верно? Ну!

Вновь затрепетали ветви. Шэрра чувствовала себя такой беспомощной, такой бессильной, пока Златые Мысли проникали в её сознание — сознание смертной эльфийки. Она слышала, что шептали ей деревья, с трудом вдыхала воздух…

Вечные не предают. Вечные не умирают. У эльфов нет свободы, если они смертны. У эльфов нет короля.

У эльфов уже ничего не осталось.

Она была готова взмолиться всем несуществующим человеческим богам, лишь бы только поскорее прекратился этот шёпот. Но деревья оживали от одного присутствия Роларэна, они реагировали на него, будто бы люди на острые уши.

Они рассказывали ей ту же сказку, что и подснежники. Только невинные белые лепестки не могли передать того, что покрытые кровью золотые листья шептали в полумраке.

Зарычали Твари Туманные. Где-то там, вдалеке, загудел невидимый охотничий рог. На границах всегда было опасно — у самого края, где ещё тлели Златые Листья, можно было спрятаться, но внутри, а особенно у средоточия тьмы, у дворца королевы Каены…

Рэна не окружала темнота. Он не светился изнутри, нет, но энергии и силы хватило бы на то, чтобы заставить факелом вспыхнуть весь безмерный Златой Лес. И он выступил вперёд ещё на несколько шагов.

Что значит — воскресить имя? Шэрра ухватилась за последнюю фразу — она мало что знала о Роларэне, а память поколений стирали смерти, но было же что-то… Что-то такое, что заставило Златой Лес вспомнить о нём.

Девушка знала — такого не было ни разу. Сначала, когда Златой Лес признавал его, Роларэн был одним из многих Вечных, сильным, но не самым лучшим. А потом — он словно забыл о своём сыне, вычеркнул его имя из воспоминаний. Зачем Каене было это делать, а потом, по его изгнанию, возвращать Лесу имя? Шэрра не понимала — позволить всем забыть о Рэне, а потом…

Эльфы не стали ждать. Прячась, как последние трусы, как последние люди, они сыпанули в него градом стрел — но Рэну понадобилось лишь вытянуть руку и что-то прошептать себе под нос. Всколыхнулось пространство — Златой Лес будто бы разрывался на куски, не зная, позволять ли последнему живому Вечному так хозяйничать на собственных просторах. Но Рэн не спрашивал разрешения — он действовал, действовал так, как ему это было удобно. Живые не просят разрешения у мёртвых — потому что мёртвых уже не существует. Эльфы ни во что, кроме себя самих, не верили, пусть и не превозносили на уровень божества, и дикостью было бы позволить гнилым деревьям убить его.

Стрелы разлетались вихрями, словно не замечая Роларэна. Какие-то проскальзывали иллюзией сквозь него, какие-то взмывали вверх, меняя собственное направление. Одна застыла прямо напротив него, как и та, самая первая, и мужчина протянул руку, сжал древко и прокрутил в своих пальцах её так, как прежде поступал с палицей, принадлежавшей Каене — той самой, что висела у него на шее под видом кулона.

Шэрра поражалась, как ему удавалось до такой степени легко играть с реальностью. Ещё мгновение назад, казалось, всё вокруг рассыпалось самыми настоящими искрами, всё превратилось в дикий полубезумный поток, смутно напоминающий реальность — а вот, стрелы лежат на земле, оперение обгорело, и только одна из них полыхает алым, но приглушенным, в тон волос королевы Каены, а не рыжевизны Златого Леса.

— Вы плохие стражи границы, дети мои, — продолжил равнодушно Роларэн, — если пытаетесь помешать тому, кого ждёт Её Величество. Или, может быть, вы не узнали меня? Как жаль. Пограничная стража должна отличаться большей внимательностью.

На самом деле — и Рэн отлично об этом знал, — всё происходило по повелению Каены. Она пыталась задержать, пыталась испытать на прочность и посмотреть, каких высот на самом деле достигла его магия. Она пыталась понять, сломили ли его почти что отрезанные острые кончики ушей, зажили ли старые шрамы и готов ли он к новым. Но она воскресила его имя не только для них, но и для себя; она приняла эту дикую, постыдную любовь всю, без остатка. Она становилась опаснее.