Королева
Шрифт:
— А что же случилось? — спросила она, явно нервничая.
Коди тяжело вздохнул и отер взмокший лоб.
— Тебе лучше не знать.
— Но я хочу знать, Коди Боннер. Я не только хочу знать, но и хочу понять, что заставило тебя сграбастать меня, словно какую-то муху и…
Вопрос застыл на ее губах. Она увидела панику в его глазах и автобусную остановку за его спиной. И тут ее осенило: он думал, что она сбежала!
Он отвернулся и теперь невидяще смотрел в сторону кафе, решая, что лучше: сказать правду и тем самым выдать себя или солгать в надежде, что она поверит. Взглянув на нее, он тотчас
Сжав кулаки, она что есть силы ударила его в живот.
— Будь ты проклят, Коди Боннер! Я вовсе не заслужила такого отношения.
Он принял удар как должное и вовсе не собирался оправдываться, так как она пришла в неописуемую ярость.
Резко повернувшись, Квин зашагала прочь, чтобы он не увидел слез, которые внезапно навернулись ей на глаза.
— Вы правы, леди, — прошептал Коди. — Такого отношения вы не заслуживаете.
Признание вины было единственным, что могло остановить ее, но не утешить, В долю секунды он разрушил иллюзии Квин, что она является неотъемлемым членом его семьи, поскольку ей якобы нельзя доверять.
Догнав ее, он осторожно развернул ее к себе лицом. Теперь они снова стояли вплотную друг к другу, но она не поднимала глаз… не могла поднять, ибо не хотела вновь уловить сомнение на его лице и убедиться, что она для него ничего не значит.
— О Господи, милая, не отталкивай меня, — прошептал он, не замечая того, что они стоят на заполненной людьми улице в самый разгар дня, причем так близко, что кажется, через мгновение начнут обниматься.
Квин наконец посмотрела на него блестящими от слез глазами и, молча покачав головой, снова отвернулась. Душевная боль была нестерпимой… и такой глубокой!.. Какие уж тут слова.
— Прости, прости! Все, что я могу сказать… Я запаниковал. Ты сказала, что уйдешь всего на час, а прошло почти два. Я искал тебя, искал и нигде не мог найти.
Квин что-то прошептала.
— Что? Я не расслышал.
— Я сказала, — закричала она, выплескивая наружу всю свою злость, — что отдавала в ремонт обувь. Это заняло больше времени, чем я ожидала.
Она пнула его по ботинку носком своей туфли, обращая внимание на новые сверкающие черные подметки.
— Так ты просто чинила свои ботинки? — Его голос звучал все громче, пока не перешел в крик. А потом он захохотал.
Не дав Квин опомниться, Коди подхватил ее на руки и стал танцевать джигу прямо посередине улицы. Продавщица за витриной магазина с улыбкой посмотрела на них, какая-то прохожая весело рассмеялась, но Боннеру это было безразлично: пусть хоть весь город их видит!
— — Немедленно отпусти! — гневно выпалила Квин, одергивая свитер, который развевался в танце. Ее щеки сделались такими же красными, как и ее волосы, а на носу выступили едва заметные веснушки. — Что подумают люди?
— Мне наплевать, что они подумают, — ответил Коди, опуская ее на землю. — Для меня самое главное, что ты здесь. Меня даже не волнует то, что ты, разозлившись, не будешь разговаривать со мной… пусть даже целую неделю!
Улыбка его была такой заразительной, что Квин перестала злиться. Закусив губу, чтобы не рассмеяться, она великодушно произнесла:
— Ну ладно… пригладь волосы. В таком виде нельзя идти в ресторан.
— Да,
мадам, — ответил он, на ходу доставая расческу и стараясь не отставать от нее.— И когда мы придем в ресторан, ради всего святого, не говори мальчикам, каким ослом ты себя выставил, — добавила она. — Ты, наверное, и без того напугал их до смерти.
— Никоим образом.
— Слава Богу, что хоть на это ума хватило, — усмехнулась она, ускоряя шаг. Коди послушно поплелся сзади.
Переведя дух, он постарался смотреть на пятнышко на ее правом плече, чтобы не искушать себя видом ее стройных бедер, но это было невозможно: слишком уж она была высокой и длинноногой.
Перед тем как войти в ресторан, Квин повернулась к обидчику и, указательным пальцем тыча ему в грудь, отчеканила:
— Улыбайся. Делай вид, что ничего не случилось.
Естественно, сама она натянула на лицо улыбку, что дало Коди слабую надежду на прощение.
— И запомни: я не люблю пиццу с анчоусами и маслинами, — как ни в чем не бывало добавила она у самой двери.
Толкнув дверь, она вошла в ресторан. А Коди пусть решает, следовать ему за ней или нет.
Менее чем через месяц должна начаться учеба в школе. Коди стоял на веранде, наблюдая, как мальчики с легкой руки Квин играют на заднем дворе в так называемого «одноглазого кота». Из-за разницы в возрасте Боннер опасался, как бы с началом учебы они не отдалились друг от друга, особенно Донни, который уже стал тинейджером. Оставалось лишь надеяться, что их привязанность друг к другу с годами не исчезнет.
— Кто победил? — спросила Квин. Коди повернулся к ней и улыбнулся:
— Никто. Вернее, все. Именно в этом прелесть игры, не так ли?
Квин кивнула:
— Мы с сестрами всегда так играли. Частично потому, что у нас совсем не было игрушек, но еще и потому, что в нашем дворе не хватало места для других игр.
— Ты скучаешь по ним? — спросил Коди.
Закусив губу, она отвела взгляд.
— Больше, чем ожидала.
— Ну так позвони им, и пусть счета тебя не беспокоят. Ты ведь знаешь, деньги меня не волнуют.
Квин припомнила, как он старался щадить ее чувства с того самого злополучного дня в Сноу-Гэпе и с благодарностью ответила:
— Я знаю. Просто… У нас с Лаки нет возможности связаться друг с другом, а когда я однажды попыталась дозвониться до Даймонд, то получила от ворот поворот.
Квин нахмурилась, вспомнив, как неприязненно с ней говорила секретарша фирмы звукозаписи, которая организовывала выступления Джесса Игла. Впрочем, она тут ни при чем: наверняка в фирму постоянно звонят поклонницы Игла с просьбой позвать его к телефону, а сотрудники стараются оградить его от них.
— Мне, видимо, никогда уже не встретиться с ними снова, — сказала Квин и нарочито громко закашлялась, ибо голос ее дрогнул. Никакими словами не передать ту боль, которая терзала ее душу.
— Но почему? — спросил Коди. — Мне всегда казалось, что вы очень любили друг друга.
— Конечно, любили… то есть любим, — поправилась она, — но, когда Джонни умер, мы не могли оставаться в Кредл-Крике. Каждая из нас выбрала свой путь в жизни, и сейчас пока не ясно, где нам встречаться.
— Зачем же вы тогда продали свой дом?