Королевская аллея

Мы вернулись в Сен-Жермен. Я провела мучительную ночь, впадая то в ажитацию, то в уныние, и на рассвете, не в силах совладать с лихорадкою и сильной мигренью, решила пойти в парк, на свежий воздух. Я надела черное бархатное платье с золотою тесьмой, прикрыла плечи меховой накидкою, взяла муфту и вышла. Было около шести часов утра.

Серый, едва брезжащий день вставал над длинной террасою, которую господин Ленотр кончил отделывать в прошлом году. С минуту я постояла, опершись на парапет этого замечательного сооружения и любуясь дымкою, окутавшей Сену, потом, опасаясь, что меня увидят из дворца и сочтут мое появление в парке, в такой час, странным, решила спуститься к реке. Проходя мимо башни, возведенной еще при Генрихе IV, я заметила дворянина, закутанного в просторный серый плащ; человек этот выпрыгнул из окна первого этажа и, пройдя прямо по цветнику, торопливо удалился; я не придала этому значения: в такой час любовники всех мастей обыкновенно спешили вернуться самыми короткими путями под супружеский кров. Тотчас забыв увиденное, я начала спускаться к речной пристани, но по пути заметила гроты, устроенные в фундаменте нижней террасы, и решила зайти туда передохнуть.

Гротов было четыре; в дневное время они развлекали гуляющих всякими механическими чудесами: в первом куклы, представлявшие Короля, дофина и прочих именитых особ, приветствовали гостей поклонами; во втором искусно сделанная пастушка распевала песенки, аккомпанируя себе на различных инструментах; в третьем Персей поражал мечом морское чудовище, дабы освободить Андромеду, вокруг которой шумно трубили в раковины тритоны; и, наконец, в последнем дракон извергал из пасти потоки воды, качая при этом головою и взмахивая крыльями под благосклонными взглядами Венеры и Вулкана. За этим четвертым гротом имелся еще один, естественный, более укромный и весь заросший сырым мхом; в нем царила такая прохлада, что здесь, как говорили, можно было в один час закоченеть даже летом. Однако именно на него-то и пал мой выбор: он не был виден с террасы, и я могла спокойно посидеть здесь несколько минут. Кроме того, мне была приятна прохлада, облегчавшая жгучую головную боль.

Присев на бортик бассейна, я загляделась на свое отраженное в воде лицо; имея слабость находить его красивым, я однако хорошо понимала, что бурная жизнь при Дворе не замедлит окружить морщинками огненные глаза, которые так нравились Королю, и отметить увяданием гладкую доселе кожу. Я меланхолично улыбнулась своему отражению — последнему, уже готовому растаять, отблеску молодости.

Черная глубь воды напомнила мне реку в Мюрсэ и, непонятно отчего, гибель брата Констана; пребывая в печали, я всегда думала о такой смерти как о счастливом избавлении; слеза, упавшая в бассейн, на миг разбудила водную гладь, и мне почудилось, будто надо мною склонился призрак.

Близ грота, под лесною сенью, Где веет ароматом роз, Волне противится утес, И свет соперничает с тенью, —

шепнул сзади чей-то проникновенный голос.

На пороге моего грота стоял давешний человек в сером плаще; я взглянула на него спокойно и, что самое странное, без всякого удивления, не встала, не сделала реверанса, — мне показалось это в данном случае неуместным.

Итак, я осталась сидеть рядом со своим отражением, на бортике водоема; подойдя ко мне, мужчина медленно продолжал:

Дрожу, завидев в водах сонных Твой лик. Не знаю наперед, — Вдруг канет он в пучину вод, Моими вздохами смущенных!

Я улыбнулась, вспомнив автора этих стихов, старого Тристана Отшельника [51] , друга Скаррона, иногда появлявшегося у нас на улице Нев-Сен-Луи; сам поэт был грязен и груб, однако строки из его «Прогулки двух влюбленных» звучали не хуже стихов Расина и уж конечно пришлись как нельзя кстати этим утром, в маленьком гроте Сен-Жермена.

51

Тристан Отшельник, Франсуа (1601–1665) — французский поэт, драматург и романист. Ода «Прогулка двух влюбленных» входит в состав его поэмы «Любовные похождения Тристана» (1638).

Король сел подле меня на край бассейна и склонился к воде.

— Вам очень идет улыбка, — сказал он моему отражению.

— А вам очень идет заря, — ответила я, в свою очередь обращаясь к нему через зеркало воды. — Я и не знала, что вы декламируете стихи, — добавила я, стремясь развеять чары, мало-помалу овладевающие нами обоими.

— О, я знаю наизусть тысячи стихов, даже целые пьесы. Разве вы не слышали, что я иногда играю на сцене?

И в самом деле, черная гладь посылала мне образ лицедея тридцати пяти лет, столь величественного в своем завитом парике и просторном сером плаще, скрывавшем серебристый камзол, лицедея, который каждодневно играл роль пресыщенного монарха и героя-победителя.

— По правде говоря, — задумчиво промолвил он, — я не знал, что вы такая ранняя пташка.

Боясь оставить его в этом заблуждении, я начала было объяснять, в чем дело, но он прервал меня:

— Мадам, я ни о чем не спрашиваю. Но известно ли вам, что здесь нельзя провести и часа, не замерзнув? Желаете проверить или же пойдем беседовать куда-нибудь в другое место?

— Мне нравится глядеть на эту воду, — сказала я.

— Это мертвая вода.

— О нет, это спящая вода.

Наступило долгое молчание. Мне следовало бы встать и уйти, но что-то мешало — то ли сковавший меня холод, то ли изнеможение от бессонной ночи, то ли уверенность, что через два месяца я покину Двор. Я не могла отвести глаз от двух наших почти слившихся отражений. Черная дама, серый кавалер…

— Это верно, — сказал Король. — Госпожа де Монтеспан напоминает мне бурный поток, вы же более похожи на спящее озеро.

— Сир, — возразила я, — это сравнение достойно «жеманниц», чей язык вы так презираете.

Он рассмеялся, и звук этот смутил стылую воду. Я вздрогнула.

— Мадам, вам холодно!

Он распахнул свой плащ и накинул на меня его край. При этом он положил руки мне на плечи и не спешил убрать их. В тот миг я и поняла, что погибла и что сама этого желала. Последний раз я обратила взгляд к источнику, затем смежила веки, — так дети закрывают глаза в простодушной уверенности, что станут невидимыми.

Я открыла их много позже, услышав шепот Короля: «Нет, решительно, этот холод невыносим. Боюсь, мы не можем долее оставаться здесь, мадам!» Я заметила, что плотный серый плащ, которым меня укутали, давно соскользнул с моих плеч, но, странное дело, совершенно не ощущала укусов холода. «Когда кажется, что испытываешь наслаждение, — саркастически шепнул мне давно забытый внутренний голос, — это значит, что ты его и впрямь получила».

Внезапно в гроте Венеры раздался ужасающий шум: дракон с воем начал извергать водяные струи и захлопал крыльями, как целое полчище летучих мышей; под громкий колокольный перезвон и завывание труб Венера и Вулкан с грохотом двинулись вкруг водоема. На миг мне почудилось, будто сам ад разверзся передо мною, но это была всего лишь хитроумная механика, которую дворцовые садовники пустили в ход ввиду наступающего дня. Через час первый камердинер, первый врач и первый хирург войдут в спальню Короля. В восемь с четвертью туда же впустят главного капеллана и знатных особ, имеющих исключительную привилегию видеть Короля в халате и коротком парике. В половине девятого менее родовитые придворные и «деловые» дворяне [52] столпятся вокруг парадного ложа, пока цирюльник будет завершать королевский туалет; и наконец в девять часов будет считаться, что этот человек, ни минуты не спавший эту ночь в своей кровати, пробудился и встал.

52

«Деловые» дворяне — люди, имевшие привилегию обращаться к королю со своим делом, где бы он ни находился, даже на стульчаке, за отправлением естественных надобностей.

На малой террасе, перед гротами, Король нежно обнял меня последний раз и сказал:

— Я думаю, вам лучше пройтись еще немного, до лужайки…

Эта заботливость очаровала меня. Сделав глубокий реверанс, я собралась было удалиться, но Король удержал меня:

— Собираетесь ли вы завтра к пяти часам в Валь [53] ?

— Сир, в это время графу Вексенскому будут пускать кровь, и я…

— Мадам, за этим вполне может проследить его кормилица, довольно сухо возразил он. — Возможно, завтра я и сам побываю в Вале на прогулке.

53

Валь — небольшой замок на территории Сен-Жермена.