Королевская кровь 12. Часть 2

– Господин Лери, – раздались взволнованные голоса: видимо, виталист вышел из дворца. – Госпожа рожает! Госпожа!

– Сейчас посмотрю, – отозвался дракон, который быстро шагал к фонтану в сопровождении раскрасневшегося отца. Подошел к Свете – она дышала старательно, как учила ее акушерка на встречах, но сердце билось так сильно, что ей казалось, она в обморок сейчас упадет.

Маленький равновесник выпорхнул из кармана, сел на плечо и что-то тихо заворковал – и она снова стала успокаиваться. Дракон, пройдя рукой по ее животу, одобрительно улыбнулся духу и, вновь усадив на скамью, просканировал уже тщательно.

– Шейка матки уже раскрылась наполовину, – проговорил он, – думаю, врач после осмотра подтвердит. Не больше двух-трех часов до потуг. Боюсь, до Истаила я не успею донести тебя, Владычица. Сейчас тебе нужнее в родильное отделение.

– С ребенком все в порядке? – всхлипнув, спросила Света.

– Готовится появиться в этот мир, – успокаивающе ответил Лери. – Все хорошо, Владычица. Да, он тороплив, но у нас даже пятьсот лет назад хорошо выхаживали таких детей. Все будет хорошо.

– А нельзя ее отправить в стазис? – вмешалась мама. – До Истаила донесем уж, а там родит! А можно и сразу в Рудлог отнести!

Дракон покачал головой.

– Стазис – это магическое воздействие, заставляющее ауру и все процессы организма остановиться, аура словно кристаллизуется, становится статичной. Однако аура рождающегося младенца нестабильна и слаба, и сложно предсказать, как на нее подействует мощное заклинание. Поэтому на беременных и новорожденных стазис применять не рекомендуется, если только не стоит вопрос жизни и смерти.

– А если портал откроется сейчас? – упорствовала мама.

– Мам, из Истаила передали, что он завтра должен открыться, – проговорила Света, переждав со стоном очередную схватку. – Но даже если сейчас… в стазис меня отправить и унести в Истаил всегда успеют. Я не готова рисковать ребенком. Лери, – она всхлипнула, – а что делать со слугами? – Равновесник щекотал перышками щеку и боль отпускала. – Они же должны были лететь со мной. Да и тетю с сестрой мне нужно вывести из города.

Дракон задумался. Свете он нравился – спокойный, терпеливый, с широким скуластым лицом и двумя косами по спине.

– Я отнесу тебя в родильное отделение, а затем вернусь за этими людьми и твоими родными. Высажу их в ближайшем поселении, оно совсем недалеко, у старого дома Владыки Четерии. Они смогут переждать там, пока я вернусь к тебе. А затем я заберу тебя и других родивших за это время, затем – их, и полетим в Истаил.

– В родильном отделении ведь остались врачи и виталисты? – тревожно осведомилась мама.

– Совершенно точно, – проговорил дракон. – Я только что оттуда. Женщины не выбирают, когда рожать, а врачи не уходят, пока нужна их помощь.

Светлану с величайшими предосторожностями посадили на обернувшегося Лери, и она, придерживая живот одной рукой и схватившись за шип гребня другой, закрыла глаза, когда дракон взлетал – движение сразу отдалось тянущей болью внутри.

Отец сидел позади, придерживая дочь, мама и Люй Кан – спереди.

Когда Света открыла глаза, она увидела внизу сверкающую на солнце, оплетенную терновником Тафию, по которой в сторону дорог на Йеллоувинь и Рудлог, в Эмираты и на Истаил текли пестрые человеческие реки. И пусть людей с высоты было не слышно, отчаяние и страх, гнавшие их, были ощутимы и здесь.

Здесь были и местные, и беженцы – только-только они нашли покой, как снова пришлось убегать. А если иномиряне захватят все, если всех победят, то куда тогда убегать? И что будет с ней и с ее сыном?

Она снова заплакала от страха и бессилия – где же ты, Четери? Если бы он был здесь, то она бы не боялась никаких иномирян. Он один бы победил всю армию и защитил и ее, и людей Тафии.

Но его здесь нет. И она обещала Богине быть сильной.

Она погладила живот и открыла глаза. Сейчас ей придется справляться самой несмотря на страх и растерянность.

Солнечные часы на одной из больших площадей показывали чуть больше девяти утра, когда дракон опустил ее во дворе одного из старых больших домов, перестроенных и оборудованных под родильное отделение госпиталя.

Врачи и виталисты действительно были на местах. В коридорах пахло лекарствами и мятой, у стены с изображением Синей – покровительницы женщин с младенцем на руках, – стояли плошки с эфирными маслами, бродили роженицы, держась за животы, а из палат доносились крики и плач новорожденных. Лери, сдав Светлану коллегам, улетел, пообещав вернуться через час-полтора. У входа остался дежурить дракон, который должен был бы подменить Лери, если он задержится.

Ее врач-йеллоувинец, осмотрев Свету и выведя изображение ребенка на медицинском ультразвуковом сканере, подтвердил открытие уже на шесть пальцев.

– Ребенок в норме для этого срока, – проговорил он, вторя виталисту Лери, – больше двух килограмм вес, сорок два сантиметра рост. Сердцебиение в норме. Для экстренного кесарева нет показаний. Не волнуйтесь, госпожа, – он сложил руки лодочкой, – родите такого малыша и не заметите. Чего же вы плачете, госпожа? Не волнуйтесь ни из-за чего, сейчас главное – родить. Боги нас не оставят.

Она замотала головой – слезы лились сами.

Свету, переодев в больничное, а родителей и массажистку – заставив пройти дезинфекцию и надеть халаты и шапочки, – отправили в предродовую палату. Там ее, вцепившуюся в идола-пташку и кинжал Чета, встретила личная акушерка.

Живот тянуло все сильнее, Светлана старательно дышала – так, как научила ее акушерка: вдох через нос, и долгий выдох «у-у-у-у-у» через рот на схватке с «распусканием» напряжения в животе. К ней каждые двадцать минут подходил виталист – проверять ребенка, влить в него, недоношенного, немного сил, поддержать и силы мамы. В одной из соседних палат кричала женщина, затем она замолчала на надрывном, страшном стоне – но раздалось мяуканье младенца. И снова раздались женские крики – уже с другой стороны.

Да и сама Света уже не сдерживала стонов – и сидела на мягком валике, раскачиваясь вперед-назад, опираясь на кровать, пока Люй Кан массировала ей спину. Свете становилось все больнее, и она, зацепившись взглядом за закрывший окна терновник, дышала, дышала, дышала, а время текло ужасающе медленно – час, полтора, два… и круговорот появления новой жизни, будничность этого действа, усталые лица врачей и обеспокоенные – родных, запах мяты и нежные песни равновесника почти ввели ее в транс, словно она наблюдала за собой со стороны.

В какой-то момент этой отстраненности ей показалось, что мир словно на несколько мгновений стал тусклее, словно в нем резко скакнуло вниз напряжение. А равновесник, замолкнув, на эти секунды стал совсем прозрачным, будто вот-вот и развеется – она так испугалась, что поскорее попросила маму накапать в рот пташке-идолу ароматических масел. Верный друг ее стал плотно-фиолетовым, с роскошным хохолком, и вновь запел.

Снова вернулся рваный, болезненный ритм схваток – все чаще, и чаще, и чаще, и снова мир сузился до дыхания и пропевания спазмов… она почти не слышала врачей и виталистов, как-то отвечая на их вопросы, и молилась только, чтобы это поскорее закончилось. А когда ее вдруг потянули вверх, она почти взвыла, чтобы ее не трогали.