Королевская страсть (Цыганский барон)

Женщины кивнули друг дружке. Джулиана подняла бровь.

— Прелестна, просто прелестна. Но что скажет папа, когда узнает, что ты поселил в доме свою любовницу?

— Она мне не любовница, она не кокотка и не куртизанка, а порядочная женщина и, между прочим, не глухая. Почему бы тебе не обратиться к ней самой?

Джулиана стремительно прошла вперед, виновато улыбаясь, и протянула руку Маре.

— Я сказала что-то не то? — спросила она, по-прежнему обращаясь к брату. — Извини, ради бога. Это от неожиданности.

— Ничего страшного. Но скажи, я правильно понял? Ты сбежала из дому? Или за тобой гонится еще чей-то отец?

Мара была рада их перепалке; это дало ей возможность прийти в себя. Джулиана беспечно рассмеялась.

— Ты мне положительно нравишься! Нет-нет, не чей-то разгневанный папаша, жаждущий отомстить за своего поруганного сыночка. Я сбежала из дому, вылезла через окно своей запертой на ключ комнаты, ушла от погони и бросилась за помощью к родному брату. Разве это не романтично?

— Захватив с собой тявкающего пекинеса и несколько сундуков с нарядами, одетая в свой самый элегантный дорожный костюм, — заметил Родерик.

— Ну, не самый элегантный, — возразила Джулиана, оглядев себя, — но приемлемый.

— Ты уверена, что наш досточтимый родитель не оставил для тебя незапертую дверь?

Джулиана уставилась на него в гневе:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что он сам позволил мне сбежать?

— Ты же здесь, разве не так? Если бы не его воля, тебе ни за что не удалось бы пересечь границу Рутении.

— Как это на него похоже! Но почему?

— Полагаю, ответ на этот вопрос может зависеть от пруссака.

— От Эрвина? Но папа в нем души не чает! Ублажал его соколиной охотой, сладостями, лучшим вином, обрушивал на него водопады своих баек. Одним словом, обращался с ним как со своим зятем, собирался преподнести в подарок кронпринцу свой самый драгоценный бриллиант. Меня!

— Насколько я понял, ты намерена отклонить эту честь?

— Вот именно.

— Наш король — хитрый боярин. Может быть, он вовсе не жаждал отдавать свою… гм… драгоценность, но при этом не хотел обидеть Пруссию?

— И поэтому он прочитал мне проповедь о долге и о радостях материнства? Только представь: я должна стать матерью кучи лысых ребятишек!

— Лысых? Твой пруссак к тому же еще и лыс? — засмеялся Родерик.

— Или бреет голову. Мне было не особенно интересно это выяснять, — рассеянно хмурясь, отозвалась Джулиана. — К тому же он великан. Будь прокляты все мужчины, особенно играющие в политику. Почему папа не мог прямо мне сказать?

— Он щадил твои чувства. Ты бы на него обиделась, если бы заподозрила, что он не хочет выдавать тебя замуж за прусского кронпринца не из отцовской заботы, а потому, что Пруссия имеет привычку поглощать страны помельче. Он не мог рисковать. Ты бы наздо ему начала поощрять лысого великана.

— Я не так глупа!

— Нет, но, к сожалению, чертовски легкомысленна. Ты же не станешь этого отрицать?

— Именно это, — злорадно сообщила брату Джулиана, — отец всегда говорит о тебе.

— В самом деле? — грозно нахмурившись, осведомился Родерик.

Мара почувствовала, что назревает грандиозная ссора, и торопливо вмешалась:

— Если я вас правильно поняла, Джулиана, ваш пруссак сейчас идет по вашим следам?

— Эрвин не блещет умом, но в упорстве ему не откажешь. Если он узнает, куда я направилась, он последует за мной.

— Тем более что ты любишь путешествовать с пышностью…

— У меня было всего двое верховых и два лакея на запятках, да еще моя горничная и сопровождающий в багажной карете.

— Почему было не привязать бубенчики к карете и не нанять глашатая, загодя возвещающего о твоем прибытии? — усмехнулся Родерик.

Джулиана втянула в грудь побольше воздуха для достойного ответа, но тут ее внимание привлекло движение в открытых дверях. В дверь вошел озабоченный и хмурый Лука. Пе-кинес залаял, еще глубже спрятавшись под юбки хозяйки. Она наклонилась и подхватила собачку, приговаривая:

— Тихо, Софи, тихо.

Стараясь не глядеть на Джулиану, Лука обратился к Маре:

— Багаж госпожи был выгружен, как приказано, и внесен в дом. Но возникли трудности с ее размещением.

— Какие? — спросила Мара.

Лука еще больше смутился.

— Как выяснилось, в Париже она всегда пользуется апартаментами, которые мадемуазель… Дело в том, что…

— Я поняла, — сказала Мара. — В таком случает мои вещи следует вынести.

В тот же самый момент заговорила Джулиана:

— В этом крыле имеются и другие апартаменты. Мне подойдут любые — было бы где голову преклонить.

Родерик покачал головой:

— Какое благородство! Я был бы тронут до слез, если бы мне не было достоверно известно, что преклонять голову ты предпочитаешь на пуховой подушке в шелковой наволочке, желательно с монограммой.

Не обращая на него внимания, Мара продолжала:

— Я ни в коем случае не займу ваше место.

— Еще одна благородная дама, — заметил Родерик, обращаясь к Луке.

— И я — ваше, — столь же решительно ответила Джулиана.

— Я вас уверяю…

Джулиана повернулась к Луке:

— Скажите этой дуре — моей горничной, чтоб перестала суетиться и внесла мои вещи в любую удобную спальню.

Лука поклонился.

— Я вызову слугу и передам ваше поручение.

— Благородство по-цыгански, — пробормотал Родерик.

— О, — воскликнула Джулиана, пристально глянув на высокого черноволосого мужчину, и повернулась к брату, — какие странные порядки ты тут завел! Любовница, которая любовницей не является, и гость, ночующий во дворе!

— К этому списку я должен добавить родственницу, которой постоянно приходится напоминать о хороших манерах. И он представил свою сестру цыгану.

Джулиана протянула руку Луке:

— Это я от усталости несу чепуху. Вы примете мои извинения?

У нее была теплая, заразительная улыбка и непринужденные манеры, начисто лишенные высокомерия. Лука поднес ее руку к губам, встретился взглядом с ее сверкающими голубыми глазами, и на лице у него появилось ошеломленное выражение, словно его оглушили тяжелым ударом в челюсть.