Королевская страсть

Барбара была смертельно бледна. Когда служба кончилась, Джордж наклонился к ней и сказал:

— Держись! Сейчас будет самое трудное!

Барбара собралась c духом.

— Хорошо, только… Джордж!.. Пожалуйста, не оставляй меня ни на минуту.

Она горела, как в лихорадке, и одновременно чувствовала озноб. Ноги ее подкашивались, но на церковный двор она вышла с гордо поднятой головою. Прихожане собирались в небольшие группки, чтобы посплетничать. Джордж так крепко сжимал ее руку, что пальцы вдавились в ее запястье, и это напоминало Барбаре, что она принадлежит к роду Вилльерсов и не может опозорить их имя.

Джордж, как всегда, галантный, сделал комплимент канареечному наряду Лизетты Адамс, который недавно мысленно раскритиковала Барбара.

Лизетта улыбнулась, польщенная, однако было заметно, что ей страшно хочется узнать, как Барбара восприняла известие о предательстве своего любовника.

Барбара черпала силы в истинном бесстрашии и выносливости своего старинного рода. Так же бесстрашно ее отец переносил долгие мучительные страдания — он умер от огнестрельной раны в ногу. Барбара оказалась в силах шутить, смеяться, сплетничать, и многие изумились, не заметив и следа печали по поводу скорой свадьбы Филипа.

Короткие полчаса на залитом солнцем церковном дворе показались Барбаре черной вечностью. Ей грезился Филип, в его глазах поблескивала ленивая улыбка, грезился так явственно, что она готова была броситься в его объятия и обрести исцеление от боли, разрывающей ее сердце.

Когда они наконец вышли за церковную ограду, ноги не держали Барбару и она, чтобы не упасть, почти повисла на руке Джорджа.

— Джордж, немедленно вези меня к нему. Я не поверю этому, пока не услышу обо всем от него самого.

Джордж знал, что протестовать бесполезно, и назвал кучеру адрес Филипа.

— Не жди меня. Возможно, я задержусь, — сказала Барбара, выпрыгнув из кареты, и взбежала по знакомой деревянной лестнице. Она яростно забарабанила в дверь. Филип открыл почти сразу и отступил, пропуская Барбару. Ей хотелось броситься к нему на грудь, но она сдержала себя, сделала шаг назад и сказала, переводя дыхание:

— Филип… в церкви… объявили… что ты собираешься жениться на Мэри Ферфакс. — Она глубоко вздохнула. — Понимаешь? Они объявили о вашей помолвке!

Филип смотрел на нее с жалостью, и Барбара почувствовала, что умирает.

— Филип! Это неправда?!

Филип беспомощно махнул рукой в сторону письменного стола, который был завален скомканной бумагой. По полу тоже были разбросаны обрывки и клочки. Он печально и растерянно развел руками. На пальцах темнели чернильные пятна.

— Я провел всю ночь, пытаясь написать тебе… чтобы ты поняла…

— Что я должна понять?

— Посмотри вокруг, Барбара. — Он обвел рукой свое убогое жилище. — Я не могу так жить. Любовь к роскоши у меня в крови. Я рожден для другой жизни.

— А мы гордимся нашей бедностью. Гордимся своими поношенными нарядами, потому что мы лишились богатства, служа королю.

— Ну уж только не ты! Ты же ненавидишь бедность. — Филип рассмеялся с легкой иронией.

Врожденная честность заставила Барбару подавить протест.

— Конечно, я мечтаю стать богатой, носить роскошные платья и драгоценности. Но, Филип, мы могли бы добиться этого вместе.

Он печально покачал головой.

— Нет, только по отдельности. Твоя несравненная красота поможет тебе сделать отличную партию. А я… Я должен жениться на Мэри Ферфакс. Лишь она может дать мне ту жизнь, к которой я стремлюсь. — Он смотрел на нее нежным взглядом.

Барбара почувствовала, что ее гордость исчезла. По щекам покатились слезы, а она не могла поднять рук, чтобы смахнуть их. Такой близкий и родной, он стоял перед нею, и именно он причинил ей ужасные страдания. Такой боли она еще никогда не испытывала.

Ей удалось немного успокоиться и собраться с мыслями. Медленно, с паузами, сдерживая подступавшие к горлу слезы, Барбара начала говорить:

— Филип, твоя женитьба на Мэри Ферфакс убьет нашу любовь, уничтожит все прекрасное, что было между нами. Ты будешь не лучше убийцы.

Печально улыбнувшись, он как-то неопределенно махнул рукой.

— Ах, Барбара! Как женщина до мозга костей, ты не можешь практически взглянуть на вещи, это удел мужчин. Единственную ценность для тебя представляет любовь, для меня же, для любого мужчины, это лишь малая часть жизни.

Барбара долго смотрела на него потемневшими сузившимися глазами. Наконец она гордо вскинула голову, и вопль боли и ярости вырвался из ее груди. Вслепую пошарив рукой позади себя, она схватила со стола первый попавшийся предмет и запустила им в Филипа. В ней вдруг родилась ненависть к его белокурым волосам, красивому тонкому лицу, к его высокомерной позе; она чувствовала отвращение к курчавым волосам на его груди, которыми так любили играть ее пальцы. Филип уклонился, и чернильница разлетелась, оставив черные потеки на шероховатой белой стене.

Он резко шагнул к ней.

— Бог мой, ты просто бесподобна в гневе!

Барбара отбивалась изо всех сил, но он все же поднял ее на руки. Краешком глаза она видела за полуоткрытой дверью кровать, на которой они провели столько исступленных ночей. От прикосновений Филипа ее предательское тело начало возбуждаться, она таяла в его крепких и нежных объятиях. Негодование на такое предательство со стороны собственной плоти лишь усилило ее ярость. Она разошлась не на шутку, ее кулачки колотили где попало в стремлении вырваться и причинить ему боль. Один удар пришелся точно в челюсть, Филип отшатнулся и ослабил объятия.

— Ты что, принимаешь меня за шлюху? — дрожа от ярости, одними губами произнесла она. Но помимо воли она спрашивала себя: «Почему бы не остаться с ним в последний раз?» Барбара тряхнула головой, отгоняя прочь эти мысли. — Ты просто тряпка, если только женитьбой можешь поправить свои дела. Но знай, я отомщу, и очень скоро! Тебе будет так же больно, как мне сейчас.

Филип потянулся к ней, но она бросилась к двери и, спотыкаясь, побежала вниз по деревянным ступеням. Слезы застилали ей глаза. Она схватилась за перила, чтобы не упасть, и большая заноза впилась в нежную кожу ладони. Не чувствуя боли, Барбара тупо смотрела на руку и с удивлением думала: «К чему цепляться за жизнь, когда сердце разбито, может, просто броситься вниз с этой крутой лестницы?» Мысль о самоубийстве глубоко засела в ее сознании. Жгучее отчаяние раздирало ее; надо было как-то избавиться от этой боли, даже если для этого придется покончить с собой. В таком беспросветном отчаянии ей не прожить и часу.

Она вспомнила, что отпустила Джорджа и что у нее даже нет денег, чтобы нанять экипаж. Какая разница? Что еще может случиться? Барбара направилась в сторону дома, медленно переставляя ноги, словно каждый шаг доставлял ей непереносимую муку. Образ Филипа неотступно преследовал ее. Она отчаянно пыталась выбросить его из головы: «Я не должна думать о нем. Может быть, позже. Когда стану старой… и рана затянется». Мысль о самоубийстве как-то незаметно оставила ее.

Дорога была неблизкой. Усталая, со стертыми в кровь ногами Барбара наконец добрела до дома. Мать поджидала ее, пребывая в ярости, но это не тронуло Барбару. Мэри окинула критическим взглядом покрытое пылью платье дочери.